Повесть о храбром зайце (СИ) - Цевль Акс

Квака: Что «если б не мы», ква?

Заяц: Если б вы волков не поддержали, то ничего б и не было! Просто не случилось бы! Никакие «пистолеты» б им не помогли! Никакие пламенные манифесты! Вы, жабы болотные, стали их силой на улицах и в темницах. Вы стали и руками революции, и ногами. Жаль, мозгов вам только не досталось! А вы их и не просили! Вы другое просили! За другим пришли! Вы пришли разорвать меня и мою империю! За это я убил вас. ЗА ЭТО Я УБИЛ! Всё, разговор окончен! Пошли вон! ПОШЛИ ВОН! ВООООН!

Всё стихло. Исчезло. Как буд-то что-то лопнуло. Внутри. Снаружи. Везде.

V

???: Живой?! Живой, неживой?! Эй ты, янггуизи! Бе-бэ-бэээээ!

«Это тот ибекс… тот негодяй… брат того другого. Наркомана. Что тебе надо?!»

Заяц поднял голову, посмотрел наверх: свет из приоткрытой решётки падал ярко-жёлтыми квадратиками вниз, кривил чуть-чуть наискосок и проходил по лапам зайца. Освещалась только самая центральная часть зиндана — та, где вчера была лужа. Сегодня от неё почти ничего не осталось. «Высохла? Испарилась? Как?!»

Приоткрывший решётку вряд ли видел зайца — он ждал, он что-то говорил, плевался, бросался камнями. Один из камней попал зайцу в колено, но заяц не почувствовал ни удара, ни боли от него. Лапа однако дёрнулась, колено хрустнуло. «Чёрт!» Наконец ибекс заметил движение зайца.

(Уже не таясь, заяц искал свою шапочку с рогами — к счастью, она оказалась там же, где и обычно — на голове, крепко пристёгнутая ремешком.)

Ибекс: Вижу! Вижу, что выжил, красный гад, бээээ! Зря. Очень зря.

«Выжил?! Что он имеет ввиду? А что он вчера говорил? «Проклятое место»? «Непредсказуемое»? Что было вчера, что было ночью? Что я пережил здесь? Спросить? Молчать? Расскажет сам? Важно это или неважно?»

Ибекс: Про племена водяных слыхал?! А бэ? Сумасшедшие козлы навроде тебя, бэ-хэ-хэ-хэ-хэ!

«Водяные козлы с восточных полей? Знаю. Я с ними даже… «общался» (насколько это было возможно). Приходилось. Водяные козлы в большинстве своём — дегенераты второй волны 90-ых. Ориксы пытались их окультурить, но насколько мне известно тех самых теоретически возможных «положительных результатов» не было и нет по сей день. А вот конфликты бывают. И статьи под императорские гранты, конечно, тоже случаются. (Это, впрочем, уже не моё дело.)»

Ибекс: Так вот ты теперь один из них, бе-хе-хе-хе! С чем тебя, бэ, и поздравляю! Прошёл!

«А! Ах вот, оно что… Теперь всё понятно! Я не сошёл с ума! Главное: я не сошёл с ума! (Или по меньшей мере: я не сошёл с ума вчера!) Это же «ритуал первого охотника», и я каким-то чудом его прошёл! Как? Я не знаю!

Для своих ритуалов инициации водяные козлы используют особый яд с тяжёлым наркотическим эффектом. Неподготовленного он убивает почти сразу. У того же, кто на протяжении лет принимает яд всё возрастающими дозами, появляется шанс выжить. Главное ему при этом не потерять рассудок — галлюцинации от наркотика сильные, долгие, почти у каждого смертельно опасные. Их боятся больше самого яда, оно и понятно. Инициируемого опускают в специально для него подготовленную ванну, в которой он должен продержаться ночь. Если он (или сердце его) не справится, то ванна станет ему могилой. В лучшем же для него случае быть ему «капитаном — первым охотником», мужем какой-нибудь знатной козлихи, почётным гостем «главного капитана» всех водяных козлов. В это трудно поверить (да никто мне и не поверит), но теперь и я… теперь я тоже…

Теперь я тоже. Возможно я единственный заяц, прошедший инициацию водяных козлов. Конечно, форма не та, но… держу пари, этот ибекс не скупился на жижу — влил сюда с верхом всё, что имел! Отсюда вопрос к тебе, ибекс!»

Заяц: Один вопрос к тебе, ибекс!

Ибекс: Беэээ! Голос прорезался! Ты смотри!

Заяц: Скольких ты убил этой жижей?

Ибекс: Жижей, бэ? Нет, эт не жижа. Это лучше, бэ! Лучше! Таблетка бэ. Большая, как сковорода. Вооот такая! Я эту…

Заяц: Скольких ты убил тут?

Ибекс: Не перебивай бэ! Я…

Заяц: Скольких ты тут убил?!

Ибекс: А тебе-бе-бе не всё равно, а бэ?! Ну был один, ну был другой! Подонки бэ-бэ-бэ, психопаты! Мои личные враги. Не суйся, бэ! Не суйся, красный! Во хуй ша!

Заяц: Это я тебя «во хуй ша»! Я! Ты там не заблуждайся понапрасну, ладно?! И я ещё разок тебе скажу: я выйду отсюда! Никакие твои наркоманские штучки со мной не сработают. Я выйду! Я выйду, слышишь? Тогда и посмотрим, кто кого «во хуй ша»!

Ибекс: Эхх… бэ-бэээ… Давай договоримся.

Заяц: Давай договоримся!

Ибекс: Ты пойми, красный! Пойми меня хорошо! Моя задача, бэ, простая. Как это тебе сказать понейтральней? Я должен убить тебя… бэээ… «естественным образом». Скажем так, бэ, «не касаясь». Времени у меня немного — нужно управиться до приезда обезьяны этой столичной, что б её! Приходится хитрить, понимаешь! Я…

Заяц: Давай без анекдотов! Что ты там придумал?

Ибекс: Что такой нетерпеливый, бэ?! Перебивает он меня! Ну смотри, раз так хочешь, бэ!

Ибекс ненадолго отошёл от решётки — судя по звукам неслишком далеко. Вернулся, присел, выставил вперёд лапы — что-то показывает зайцу. «Что это?» Какая-то плетёная корзинка. «С такими ходят на «пикник».»

Ибекс: Ну, вангбадан? Видишь? А бэ?

Заяц: Что там?

«Уж точно не завтрак мне принёс!»

Ибекс: Завтрак тебе принёс, бэ-хэ-хэ! Заоцэн, бэ! Шучу, шучу бэ! Змея у меня там ядовитая. Дегенеративная, с пустынь. Хочешь с ней познакомиться, а бэ бэ? Я её тебе сейчас скину.

Заяц: А кидай! Давай, давай! … Это всё, что ты, козлище, смог придумать? Кто из нас двоих — вангбадан?

Ибекс: Видишь ли, бэ, ядовитая змея — она ж намного лучше, чем яд! Она… естественней. Я думаю, это неплохая придумка, бээ. Работает. Понимаешь, бэ? Работает.

Заяц: Не со мной!

Ибекс: Все так говорят, бээээ! У меня к тебе простая просьба будет. Я только попрошу тебя её исполнить и уйду. Хорошо, бэ? Хорошо?

«О, чёрт его возьми! Да это же маньяк! Расслабился, раскрылся, снял бумажную масочку! Я только сейчас это понял! Как я не замечал?! Он получает удовольствие от этих пыток и убийств! Он считает себя гением! Посмотри на него! Послушай его! Да у него слюни текут на эту змею! Он смакует, он жрёт каждое своё слово! Уверен, он потом спускается в зиндан, что б провести какой-то ритуал. Маньяк без этого не может! Совершенно необходимо для него надругаться как-нибудь над телом, забрать какой-нибудь трофей! Вот он! Вот это и будет мой шанс! Один единственный! Один!»

Заяц: Валяй свою просьбу! Говори!

Ибекс: Я бы не просил, бэ… но ты сам понимаешь, красный: змейка моя сама по себе вряд ли станет на тебя нападать. Змейка добрая, а бэ? Змейка добрая, бэ бэ бэ! Не обижай её, ладно? Позволь ей сделать своё дело — не мешай ей, а помоги ей! Умри, красный! Умри, бэ! От яда змеиного умри и успокойся!

Ибекс раскрыл корзинку и перевернул её. Змея упала в центр зиндана: в остатки грязной лужи с ядом водяных козлов, в мокрый зелёный песок, в светло-жёлтый, сухой, как у моря. Брызги с лужи разлетелись в стороны, жёлтый песок поднялся облаком; змея-дегенератка зашипела, загремела, свернулась в несколько восьмёрок, отползла поглубже в тень. Теперь к стенам. Повисла. «Всё!»

Заяц: Добрая.

Ибекс: Доообрая! Я же говорил тебе-бэ-бэ, а бэ?!

Заяц: Что дальше?

Ибекс: Что, что? Ты так и не понял, красный? Я дарю тебе шанс! Я дарю тебе шанс, бээээ!

Заяц: …

Ибекс: Ну что ты молчишь, бэээ? Ты ж, бэ-бэ, пойми меня наконец: завтра будет хуже! Будет намного хуже! Я тебя заморю, бэ! Я тебя выжму как ссаную тряпку, бэ бэ бэ! Сойдёшь с ума, молить бэ-будешь! А так…

Заяц: А так «один укус змеи и 2 часа страданий»? Это… «мой шанс»?

Ибекс: Да, бэ! Да, да, да, бэ! Я очень-очень рекомендую тебе-бэ-бэ им воспользоваться. Давай! Умри, красный! Я дам тебе время. Подумай, бэ. Попробуй, бэ. Зайду к тебе после обеда, бэ! Давай! Давай же! Сделай правильный выбор! Всё закончится, и будет хорошо. Правда, бэ! Обещаю. Давай, бэ. Лай ба!

«С каждым следующим словом всё отвратительней и отвратительней. Маньяк! Просто тварь. Распоясавшееся самовольно деградирующее животное. И никто ему не указ! Ни сверху, ни снизу никто его не тронет! А они мне всю жизнь рассказывают об особом их устройстве, об особой восточной дисциплине! Нет, «особая восточная дисциплина» — это мечта, которой нет и наверное никогда не было на земле. А на земле вашей, как и на любой другой, есть все те же ужасы, все те же беды, все те же уродства самовоспроизведения. Мы поразительно мало отличаемся друг от друга. Наши общества напоминают боевые построения на картах. Кто черепахой, кто свиньёй. А так — всё тоже! Даже грустно…»