Другой мир - Наталия Янкович
В следующий миг молодого человека уже подхватили крепкие руки и потащили дальше.
Полностью пришел в себя Семен только в палате. Руки дрожали, а все тело сделалось ватным. Обессиленный он лежал на кровати и понимал, что так дальше нельзя.
Наступала глубокая ночь. Прошел вечерний обход, а через час после этого дверь тихо отварилась.
Семен знал, что это Вера, но не находил в себе сил даже чтобы пошевелить рукой.
— Как ты? — спросила девушка боязливо.
Семен медленно перевел на нее глаза и попытался изобразить улыбку.
— Лучше всех, — хрипло прошептал он.
Девушка, шмыгнув носом, присела у изголовья кровати и стала медленно гладить его по голове.
— Откуда ты знала? — выдохнул Семен.
Вера гордо и лукаво улыбнулась.
— Капелька кислоты на провод и… у тебя есть шанс! Ты не должен здесь оставаться! Не должен!
Молодой человек удивленно поднял брови. Девушка в ответ всхлипнула и безжизненно пробормотала:
— Профессор стал таким после тех процедур… И он не первый… Я их всех потом видела… Это ужасно! У них нет права так уродовать… Я не понимаю… Но я видела…
Девушка замотала головой и закрыла лицо руками.
Семену, наконец, удалось присесть. Бессильно облокотившись о стену, он пристально посмотрел на девушку.
— Как у тебя это получилось? — требовательно произнес он.
Вера покраснела и отвела глаза.
— Лучше объясни сама. Все равно, как только наберусь сил, узнаю…
— Ты не понимаешь… Не знаешь… Что такое остаться совсем одной в шестнадцать лет… Он мне помог, взял на работу… Каждый миг я благодарила его… Но потом начались эти опыты… Я многое видела… Многое! А ты здоров! Ты совершенно здоров! Он не смеет тебя трогать!
— Это он приучил тебя к такой любви? — прошептал молодой человек.
Девушка зарыдала.
— Значит, ты любовница Лябаха… — бесцветно проговорил он. — Как я мог не понять?.. Так далеко я не смел заглядывать…
Вера попыталась обнять его и прижаться. Но молодой человек с неизвестно откуда взявшейся силой оттолкнул ее и отвернулся.
— На твоих плечах и груди… его раны? — процедил он сквозь зубы, едва сдерживаясь от того чтобы не перейти на крик.
Девушка кивнула и невнятно забормотала:
— У меня не было другого выхода… Мне необходимо было туда проникнуть… Я знала, что рано или поздно они возьмутся и за тебя…
Семен не пошевелился.
— Думаешь, я этого хотела?! Думаешь, мне было приятно?! — воскликнула она. — Если бы я не испортила провода, сейчас бы ты был безмозглым растением, как многие другие! Теперь у тебя есть возможность! Тебе надо бежать!
— Ты могла все объяснить раньше, и родители меня бы забрали! Тебе не пришлось бы отдаваться этому жирному ничтожеству! — воскликнул Семен.
Вера, заломив руки, упала перед ним на колени и, плача, запричитала:
— Ты еще не понял! Ты еще не понял! Они страшные, ужасные! Им нет оправдания! Все остальные были одинокими… и только ты с родными. Я не знаю, почему выбрали именно тебя, но они не дадут просто так уйти. Ты им зачем-то нужен, или у тебя есть враги, которые хотят стереть тебя с лица земли и остаться чистенькими…
Девушка перевела дыхание и с еще большим пылом продолжила:
— …Придут твои родители, а ты опять будешь недвижно лежать с пеной у рта. Один укол — и ты безвольное тело! Ты не сможешь с ними поговорить, не сможешь попросить забрать! Они не перед чем не остановятся, ведь ты и так уже поверил в собственное сумасшествие! Это был ИХ план!
Она обняла его за ноги и заплакала.
— Я хочу тебе помочь… Я люблю тебя… Неужели ты не понимаешь?!
Семен резко дернул головой и отстранился.
— Ты могла все сказать раньше, — бросил он, — не за чем было идти на такое…
Вера беспомощно улыбнулась.
— Но ты бы не поверил, — убежденно сказала она. — Я видела, ты думал, что болен… Тебе необходимо было почувствовать ту машину… Только она давала понять, что все реально, и голоса не плод твоего воображения, а техника…
— Ты знаешь? — с трудом выговорил Семен.
— Он испытывал её и на мне, всего несколько раз и на слабой мощности… Поэтому я очень хорошо знаю, что начинает твориться с сознанием! Если бы ты меня тогда видел… Ты держался гораздо, гораздо лучше!
— Девочка моя! — с ужасом прошептал Семен и, наконец, понял, через что она прошла. — Как он мог так тебя мучить?!
Дрожащими руками он взял в свои ладони её заплаканное лицо и принялся целовать — долго и нежно.
— Прости меня, прости… — шептал он, обнимая Веру и пытаясь согреть её измученную душу.
Долгие минуты они страстно целовались. Молодой человек бережно ласкал ее спину, плечи и руки. Но боялся идти дальше. Ему стало казаться, что она такая юная и такая хрупкая, что он может нарушить это зыбкое равновесие и потревожить её покой.
— Ударь меня! — сверкая огромными глазами, страстно попросила Вера.
И он ударил. Раз, другой, третий… А потом стал бить наотмашь — неистово и безумно, выплескивая всю свою боль и гнев! Да, ему было больно, невыносимо больно, за эту молоденькую девушку и за себя. За их странную любовь и безысходность… Но вместе с тем его восторгало чувство власти, безмерной власти, которое она ему дарила. Он был её хозяином и тираном, её любовью и мучением!
Вера вскрикнула, в порыве экстаза принялась гладить его возбужденное начало.
Он смотрел на неё сверху, видел ее истерзанную спину… грудь… и новая волна преступного вожделения затапливала его сознание.
Отбросив от себя девушку пинком ноги, он навалился на нее сверху и сдавил горло стальной хваткой.
— Почему так?! — рыдая от боли и наслаждения, прорычал он.
Изо рта её раздался слабый… полустон, полухрип.
В исступлении он вонзился зубами в её шею и до боли сжал запястья.
— Еще… — почти теряя сознание от экстаза, выдохнула она.
— Вера! — прошептал молодой человек. — Я тебя люблю! — и с силой ударил девушку по лицу.
Из носа заструилась кровь, и маленькими капельками начали стекать к подбородку.
Вид крови привел молодого человека в неистовство.
Обезумев от возбуждения, он схватил девушку за волосы, поставил на колени и вошел…
Долгие минуты они совокуплялись, растягивая удовольствие и утоляя по крупицам сумасшедшую страсть.
Долгие минуты она стонала в его крепких объятиях, а он раздирал ее плоть.
Это была их битва — любви с безумием, безумия со всепожирающий страстью…
И он не мог остановиться… быть прежним. Она затянула его в новый мир — другой, непохожий… в королевство кривых зеркал, где сила боли приравнивалась