Юрий Никитин - Откровение
Херон всмотрелся, Томас видел, как лицо страшного лодочника дрогнуло.
— Кто ты?
— Разуй глаза, — посоветовал Олег. — Или поплюй и протри.
Херон прорычал люто:
— Кто ты, осмелившийся не пасть ниц?
Олег посмотрел под ноги, они стояли по щиколотку в зловонной жиже, покачал головой:
— Херон, да будет тебе. Ну служил одним, теперь служишь другим. Чего стыдиться? Лодочники везде и всем нужны. Христиане, если присмотреться, тоже вроде бы в чем-то люди... местами.
Херон посмотрел на Томаса, перевел взор недобрых глаз на Олега. Томас уже начал дышать чаще, готовый броситься на помощь другу. Однако лодочник отшатнулся. В нехороших глазах мелькнул гнев, изумление и, как показалось Томасу, искорки страха:
— Опять ты? И опять за бабами?
— Да ладно тебе, — сказал Олег с неудовольствием. Он покосился на Томаса. — Откуда только эти слухи берутся!
Херон смотрел с отвращением:
— Я еще понимаю того троянца, ему никак не обойти было наш мир, или, скажем, храбрый шумер, что спускался сюда ради своего дикого друга, но ты? Опять ради какой-то ерунды! Либо как в прошлый раз, когда зашел, потому что по дороге было. Или позапрошлый, когда хотел куда-то там дорогу сократить... как, ты говорил, срезать...
— Да ладно тебе, — возразил Олег. — Разве я один такой? Вон сладкоголосый эллин ради жены спускался, два могучана тоже ради бабы... помнишь, хотели жену подземного царя увести? Разве не ради ерунды? А один вовсе ради собаки!
— И что? — возразил Херон. — Жену вывести не удалось, из богатырей один сам там остался, собаку тоже пришлось вернуть, а тебе все как с гуся вода! Ну, уж на этот раз не минется, не минется...
Мороз побежал по спине Томаса. В словах страшного лодочника звучала уверенность. Он что-то знал такое, о чем пока не догадывался калика.
А Олег морщил нос, кривился, с отвращением смотрел на неподвижные воды. Волны желто-коричневого гноя уходили далеко, терялись в нездоровом тумане. Томас ощутил, как от смрада кружится голова.
— Какая мерзость.
Херон огрызнулся:
— А ты чего хотел?
— Будто не помнишь, — напомнил Олег невесело, — какая река была! Скалы срывала, вековые дубы выдирала как траву и несла в преисподнюю... гм... а в самом деле, куда несла? Кто рисковал переправиться вплавь, того уносило на сто верст по течению! А то и вовсе... уносило.
— Вспомнил, — протянул Херон с насмешкой, в которой Томас уловил горькое сожаление. — Это когда было?.. Простые реки за это время не только в болота превратились, но и высохли, а потом на их местах вырос лес, который сожгли и пустили под пашни... Да и пашни за века выдуло ветром. Теперь там один песок горячий... А эта все еще течет. Хоть и медленно. Правда, течет! Стигийское болото придвинулось, но здесь еще река, не болото.
— По запаху так болото, — сказал Олег с отвращением. — Неужто и здесь высохнет?
Херон зевнул, отмахнулся с пренебрежением:
— Это будет нескоро. Придут другие боги, другие обычаи. А я привыкну... И к этому запаху притерпелся. Он же не сразу так взялся! А сейчас мне его как и нету.
— Ладно, — бросил Олег, — надо думать о сегодняшнем. Нам надобно на ту сторону.
Херон смерил его недобрым взглядом:
— Ты потяжелел. А мой челн только для бестелесных.
— А ты сам бестелесный?
— То я. Для тех, кто правит, всегда есть исключения. А по реке правлю я, вишь весло? Да и за эти века мой челн обветшал. Возить приходится... Куда больше, чем в старое время. А они все прут и прут. Где твоя золотая ветвь? Сам знаешь, смертного могу переправить, если тот покажет золотую ветвь.
Калика скривил губы:
— Один челн... Как во времена, когда на всей земле была кучка людей, так и сейчас, когда народу больше, чем песка в пустыне. Даже у богов не всюду руки доходят. Херон, ты перевезешь нас двоих! Исключения бывают двух
родов. Для тех, кто правит, и для тех, кто не признает правил.
Взгляд Херона стал пронизывающим:
— Не признают многие. Ты знаешь, сколько их толпится здесь?
Олег отмахнулся:
— Подождут. У них в запасе, как говорится, вечность. Правда, мы-то знаем, что вечностью тут и не пахнет... Но ты, Херон, бывал на коне, бывал и под конем, а все еще не чуешь, с кем надо считаться, а от кого можно отмахнуться!
Он говорил спокойно, легко, но взгляд Херона стал осторожным,
прощупывающим. Томас в поддержку друга с железным звоном бросил ладонь на рукоять меча, выпятил грудь и выставил ногу. Он чувствовал, что выглядит внушительно, и в подтверждение своего бесстрашия сплюнул в гадкую реку. Плевок взвился легким дымком, едва коснувшись поверхности.
— Ладно, — проговорил Херон зловеще. — Помни, сам так захотел. Назад не повезу, клянусь водами Стикса!
Томас вздрогнул, он слышал от ученого дяди, что даже для богов клятва водами Стикса является нерушимой. И если этот лодочник клянется, что не повезет, то не повезет.
Бледный, он просяще взглянул на Олега:
Потрясение тогда не испугало, как случилось бы со слабой душой, а Ярославы. Я виноват... и я искуплю своей славной гибелью. А тебя пещеры ждут.
— Да-да, — сказал Олег рассеянно.
Томас обнял друга, шагнул через борт лодки. Челн качнулся, Томас поспешно присел, чтобы не сверзиться через борт в зловонную жижу. Сзади слышались шаги, а когда оглянулся, Херон уже отталкивался от берега длинным веслом, а Олег неспешно опустился на среднее сидение лодки.
— Олег, — вскрикнул Томас, на душе сразу стало радостно и чуточку неловко, — ты-то зачем?
— Понять хочу, — вздохнул Олег.
— Что?
— Кто и зачем заманивает нас в преисподнюю.
Томас воскликнул:
— Ты ж говорил, что во многих знаниях много горя!
— Сейчас ты прав как никогда. Херон, Стикс теперь везде таков?
Лодочник бросил через плечо угрюмый взор. Весло в жилистых руках опускалось в тяжелую воду неторопливо, без плеска. Лодка двигалась сильными рывками, но вскоре застывала недвижимо, словно снизу хватали и удерживали незримые руки.
— Стикс, — ответил он недовольно, — течет... течет-течет!.. гноем, пока не превращается в реку кипящей крови. Теперь в ней казнятся насильники... Всякие там крестоносцы, что сарацинок насиловали...
Томас вздрогнул:
— Как можно? Они ж неверные!
— Видать, Господь не больно различает как вы обзываете друг друга.
Олег видел, как Томас побледнел, задумался. Даже губами шевелил, вспоминал, прикидывал, не было ли в его пылкой жизни чего-либо через край, не по согласию. Не уверен, вон даже на лбу капли вздулись, каждая с желудь.
— Флегетон называется, — выговорил Херон трудное название, сплюнул через борт. Там сразу вспыхнул огонек, взвился легкий пар. — Потом огненным ручьем пересекает лес самоубийц... вот это надо посмотреть, а затем кровавым водопадом низвергается в ледяное озеро Коцит...
