Ученик поневоле - Аманда Фуди
Он закашлялся, не отцепляя пальцев от бока миноги. Неудивительно, что Тэдж называл свою нэтермару монстром. Чудище было огромным, страшным и уродливым – ничего общего с Корнем.
Минога опять завизжала, и Баркли почему-то подумалось, что этот крик был обращён к Тэджу.
Тэдж поморщился, и минога начала быстро втягиваться в его метку, пока полностью не исчезла. На секунду в Лесу повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь шорохом ливня. Затем Корень коротко взвыл, и дождь сменился моросью, а потом и вовсе прекратился.
– Кому пришло в голову называть такого монстра Мар-Маром? – поинтересовался Баркли, выжимая одежду и волосы.
– Моему отцу, – мрачно ответил Тэдж. – А теперь давайте поймаем его настоящего убийцу.
Глава 24
Вскоре ведущая в чащу Леса тропа начала уходить вниз.
Баркли предстояло оказаться лицом к лицу с Гравальдором, чудовищем, убившим его родителей. И хотя с того дня прошло семь лет, а сам Баркли никогда Гравальдора не видел, он наслушался о нём достаточно историй и потерял счёт, сколько раз видел в кошмарах его страшную морду. Головой Баркли понимал, что родителей не вернёшь, даже если он со своей компанией остановит Гравальдора. Но сердце думало иначе.
Это самое сердце едва не остановилось от нового рёва, сотрясшего Лес. Метка больно кольнула. А вдруг они опоздали?
Вдруг тропа раздвинулась, и чудологи оказались в подобии пещеры, чьи стены и потолок были сплетены из узловатых деревьев и веток, едва пропускавших свет. Когда глаза Баркли привыкли к полумраку, он разглядел в центре огромный силуэт.
Чудище снова заревело, так что у Баркли все косточки застучали. Вместе со звуком из пасти вырвался густой белый пар.
– Там! – указал Баркли на край берлоги.
– Митзи, свет! – приказала Виола, и пещеру осветила вспышка, не настолько яркая, чтобы Баркли пришлось сощуриться, но достаточная, чтобы развеять мрак.
И он немедленно об этом пожалел.
Гравальдор нависал над ними, выше самых высоких зданий, которые приходилось видеть Баркли. Как и в иллюзии, показанной им дурманом Клары, легендарное чудище напоминало медведя с косматой коричневой шерстью и лапами размером со стволы старых дубов. Вокруг глубоко посаженных землисто-зелёных глаз вились загадочные отметины, вроде рисунков на пнях. Спину подобно доспехам прикрывали большие каменные плиты, заросшие мхом. Один из гигантских когтей на передней лапе отливал чистым золотом.
Баркли с трудом мог поверить, чтобы это чудище могло быть кому-то партнёром, даже в легендах. В нём чувствовалось что-то древнее и дикое. Сила, могущественнее которой невозможно было представить.
Он смотрел на него и ждал, когда внутри взбурлит ярость из-за гибели родителей, но так ничего и не почувствовал. Злость на него была сродни злости на грозу, буран или засуху. Гравальдор не был монстром, он был частью самой природы.
Осознание этого оставило в душе Баркли зияющую пустоту. Ненависть к Гравальдору, чудищам и чудологам рассеялась, и отпускать её было больно. Он так долго за неё цеплялся, как и за воспоминания о родителях. Но винить в чём-то Гравальдора было то же самое, что смотреть на гору и винить её в оползне. По сути, Баркли всю жизнь проклинал руины, вместо того чтобы начать возводить на них что-то новое.
Сорен стоял опасно близко к Гравальдору, окружённый ишволном, кугарой и другими чудищами, незнакомыми Баркли. Сорен не зря называл себя коллекционером – Баркли насчитал как минимум дюжину чудищ. Как ему удавалось контролировать такую силу?
Высвеченный вспышкой, Сорен резко развернулся и, встретившись глазами с Баркли, угрожающе сощурился. Но предпринять ничего не успел: Гравальдор взревел и стукнул лапой так, что земля заходила ходуном.
Тэдж первым бросился к Сорену, но того обступили чудища. На этих птиц и зверей было больно смотреть: одни выглядели наполовину разложившимися, другие были все в грязи и слизи.
– Больше ты этого не сделаешь! – закричал Тэдж. – Я тебе не позволю!
Сорен его проигнорировал и сделал знак ишволну и кугаре.
Гравальдор заревел, и Баркли осенило, что он не пытался никого напугать – ему самому было страшно! Чудища Сорена могли заставить тебя видеть, чувствовать и слышать то, чего нет. Неудивительно, что он решил взять себе в ученики Абеля и Этель со схожими способностями.
– Сдавайся, Гравальдор! – закричал Сорен. – Подчинись зову метки!
Гравальдор, не видя, взмахнул лапой и каким-то образом умудрился попасть по Сорену. Тот отлетел на несколько ярдов в сторону и рухнул на спину. Виола завизжала, и свет Митзи опасно замигал.
Гравальдор сорвался с места. Чудища, окружившие Тэджа, бросились врассыпную, но он застыл на месте, как парализованный.
– Тэдж! – заорал Баркли. – Тэдж, беги!
Но тот будто не слышал и продолжал стоять, не шевелясь.
Гравальдор открыл пасть.
Баркли рванулся к Тэджу и сбил его с ног. Вместе они откатились к валуну.
В следующую секунду Гравальдор наступил на него, с лёгкостью раскрошив камень, наклонился и заревел во всю мощь, так что земля под мальчиками вмялась. Баркли зажал руками уши, практически уверенный, что сейчас его череп разлетится на кусочки.
Митзи выстрелила лучом света прямо в лоб Гравальдора. Тот взревел и попятился, давая шанс оглушённым Баркли и Тэджу подняться.
Все чудища Сорена исчезли. Когти Гравальдора рассекли ему спину, превратив рубашку в кровавые лохмотья. Кожу мужчины покрывали извивающиеся метки, но не золотые, как у Баркли, а темнеющие прямо на глазах.
Сорен неуклюже поднялся. Его спина неестественно выгнулась, а сам он словно за секунду стал выше на несколько футов. Руки заросли неровными пучками шерсти, лицо частично покрыла чешуя. Под его истошный вопль изо лба мужчины полез рог, а от рваной раны по щеке побежала струйка крови.
Виола схватила Баркли за руку и помогла выбраться из ямы с каменной крошкой.
– Что с ним такое? – в ужасе спросил он.
– Помнишь все те занудширские страшилки о чудологах, которых съели их собственные чудища, и о чудищах, нападающих на города? Когда чудолог теряет контроль над силами своих чудищ, их связь рвётся, и его поглощает магия. Чудища в тех страшилках на самом деле не съедали своих чудологов. Это сами чудологи оборачивались монстрами.
Сорен опустился на четвереньки. Его глаза, когда-то светло-голубые, теперь стали жёлтыми.
И смотрел он прямо на ребят.
– Это
