Джон Норман - Король
Когда дикие народы перегоняли рабынь зимой, их обычно заковывали в цепи и заворачивали нагими в теплые меха. При этом снижалась вероятность того, что они попытаются бежать в пути или на ночевке, из лагеря.
— Это неважно, — отрезал привратник.
— Она всего лишь животное, рабыня, — убеждал Туво Авзоний.
Женщина подняла голову. Ее лицо почти скрывал тяжелый меховой капюшон, но все же было видно, что она красива. Пряди рыжеватых волос выбились из-под капюшона, окружая ее личико.
— В фестанг не позволено заходить даже самкам животных, — объяснил привратник. — Даже птицам, курицам, овцам, коровам, сукам, кобылам и так далее, — никому из них нельзя появляться в фестанге.
— Опусти голову, — приказал Юлиан. Рабыня немедленно уткнула подбородок в грудь.
— Теперь можете посмотреть на нее, — обратился Юлиан к привратнику. — Вы ничего не заметите.
— Нет, — отказался привратник. — Я вижу, как меха очерчивают тело, и по этим очертаниям нетрудно догадаться, что в меха одета женщина.
— Боюсь, он прав, господин, — произнес Туво Авзоний.
Маленькая фигурка, центр их внимания, слегка вздрогнула, не поднимая головы.
— Уведите ее, — решительно заявил привратник.
— Уведите ее в долину, к катеру, — приказал Юлиан.
— Господин! — запротестовал Туво Авзоний.
— Все верно, — кивнул Юлиан. — Я должен был это предвидеть.
— Иначе я буду вынужден закрыть ворота, — предупредил привратник.
— Она уходит, — заверил его Юлиан и кивнул Туво Авзонию.
— Вставай, рабыня, — обратился к девушке Туво Авзоний.
Она поднялась и последовала за ним с опущенной головой, мелкими шагами, удаляясь от ворот туда, где стоял проводник.
— Теперь я могу войти? — спросил Юлиан.
— Конечно, — кивнул привратник.
Стоя рядом с проводником, рабыня оглянулась на ворота.
Привратник закрывал их, навалившись всем телом. На мгновение остановившись, он жадно и сердито оглядел рабыню, а затем резко захлопнул ворота. Юлиан нетерпеливо ждал его внутри.
Рабыня слышала, как тяжелые засовы скользнули в петли с внутренней стороны ворот, — сперва один, потом второй.
Рабыня на мгновение встретилась взглядом с проводником, грубым деревенским парнем, и отвела глаза.
На его лице ясно читалось желание.
Он был крестьянином — простым, грубым, неотесанным и похотливым.
Рабыня вновь поняла, что она привлекательна, как понимала это на патрульном корабле, прислуживая за столом, подавая блюда, обнаженная, только в ошейнике и короткой тунике, под пристальным наблюдением Юлиана и Туво Авзония. Они старались научить ее красивым позам, грациозным движениям, навыкам, которых мог потребовать от рабыни самый взыскательный хозяин. И теперь даже здесь она сознавала свою привлекательность — от того, как сердито и с отвращением смотрел на нее привратник, противник естественности и силы, которую он считал ошибочной, презренной, проклятой, человек, который был полузамученной жертвой утрированно-жестокой аскезы, при которой требовалось подавлять влечения и желания; и от того, как смотрел на нее крестьянин — с таким одобрением он мог бы разглядывать подходящую свинью.
Теперь рабыня по многим признакам умела распознавать свое влияние на мужчин, свою власть, с помощью которой она при различных обстоятельствах могла царить над ними.
Неудивительно, думала она, что они раздевают нас, заковывают в цепи и сажают в клетки, нет ничего странного, что они покупают и продают нас.
Мы слишком красивы и слишком опасны, чтобы оставаться на свободе. Что за чушь — обязательно быть свободными! Нелепо, когда женщина остается свободной. Мы предназначены для мужчин самой природой, они знают, что мы принадлежим им. Поэтому неудивительно, когда они делают с нами все, что пожелают.
Мы принадлежим им, думала она, но в этом нет ничего странного. Мне они нравятся, только пусть будут строгими ко мне! Презираю слабых мужчин! О, господа, будьте только сильными!
— Пойдем, рабыня, — позвал ее Туво Авзоний. Вместе с проводником он уже был в нескольких ярдах от нее.
— Да, господин! — отозвалась девушка и поспешила за ним.
Ее хозяином был Туво Авзоний. Но он обращал на нее мало внимания, казалось, сильнее его влечет к другой рабыне, Сеселле, оставшейся на планете Инез-IV. Разумеется, он мог иметь двух рабынь. У некоторых мужчин рабынь было несколько. Господин Юлиан, чьи привычки она постепенно узнавала, стоя перед ним нагой на коленях в знак покорности, тоже привык повелевать женщинами, но к ней самой даже не притронулся, только однажды связал ее и ударил плетью за неловкость. Ему нравилась рабыня из народа варваров. Но девушка была уверена, что после обучения она может поспорить с простой женщиной варваров. Пусть тогда выбирает, думала она, или возьмет нас обеих! Команде запрещалось прикасаться к ней. Рабыня была еще девственницей — вполне обычное явление, ведь ее продали в качестве горничной знатной женщины еще в четырнадцать лет.
То, что она девственница, наверняка нравится мужчинам, но рабыня не знала, почему. Конечно, для нее это было важно. Ей бы не хотелось однажды проснуться в своей клетке и обнаружить, что ее лишили девственности.
Она поспешила по тропе, чтобы догнать мужчин.
Они ушли далеко вперед и не оглядывались.
Один раз она упала, тяжело рухнув на левое плечо, и не смогла смягчить падение, потому что ее руки сдерживали цепи. Со стоном она поднялась на ноги, попробовала поправить цепи, которые двигались по меху, и вновь поспешила по тропе, догоняя мужчин.
Теперь они ушли еще дальше.
Рабыня крикнула:
— Подождите, господин! Прошу вас, подождите! Они не стали ждать.
Рабыня прибавила шаг.
Она не осмелилась позвать еще раз — ей вовсе не хотелось терпеть наказание.
— Брат Вениамин! — негромко позвал брат Грегори. Он стоял на влажных камнях у края широкого, темного бассейна с теплой водой, поднимая в руке крошечную лампу.
В самой комнате по периметру было несколько тусклых лампочек на узких, круглых подставках. Комната была округлой, с небольшим куполом вверху.
Лампы приносили с собой братья и брали их обратно, поднимаясь на верхние этажи.
Темная вода в бассейне забурлила, на поверхности показалось несколько пар больших, круглых глаз.
Глаза уставились на Юлиана.
По ним было трудно догадаться о том, какие чувства испытывает их обладатель.
— Надеюсь, я не нарушил его медитации, — проговорил Юлиан.
— Приближается время седьмого удара, — объяснил брат Грегори. — Иначе я привел бы вас сюда попозже. Разумеется, наши братья принадлежат к различным видам существ.
