Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
– Ну, вставай.
– Тебе легко говорить. – Глокта напряженно вздохнул, с усилием застонал и перекатился на живот. Медленно, мучительно поднялся на четвереньки.
«Воистину героическое достижение».
Он осторожно проверил вывернутые суставы, поморщился. Кости с громким щелканьем встали на места.
«Ничего не сломано. То есть сломано, но не больше, чем прежде».
Он протянул руку и, вцепившись двумя пальцами в набалдашник, подтащил к себе трость. Острие ножа оцарапало ему позвоночник.
– Не делай глупостей, Глокта. Не то я…
Он вцепился в край стола и подтянулся, вставая на ноги.
– Да, да, ты вырежешь мне печень и все такое… Не беспокойся. С моими увечьями я могу только срать самостоятельно. Кстати, хочу тебе кое-что показать. Думаю, что ты оценишь. А если нет… Ну, тогда перережешь мне горло.
Глокта доковылял до тяжелой двери кабинета, прошаркал в приемную. Пайк шел рядом, словно тень, пряча нож в рукаве.
– Ждите здесь, – бросил он двум практикам в приемной и захромал к выходу, мимо громадного стола, где сидел хмурый секретарь.
По широкому коридору в центре Допросного дома Глокта двигался быстрее. Трость цокала по плиткам пола. Голова ныла, но он гордо вздернул подбородок и презрительно скривил губы. Клерки, практики, инквизиторы с поклонами отступали, спешили убраться с дороги.
«Как же они меня боятся. Я теперь – самый страшный человек в Адуе. И тому есть веские причины. Как все изменилось. И в то же время осталось прежним».
Нога, шея, десны. Такие же, как всегда.
«И всегда такими останутся. Если, конечно, меня снова не начнут пытать».
– Ты хорошо выглядишь, – бросил Глокта через плечо. – Ну, если не считать ожогов. Ты похудел.
– С голодухи.
– Разумеется. Я и сам похудел в Гуркхуле. Не только потому, что из меня отбивных нарезали. Нам сюда.
Он распахнул тяжелую дверь, охраняемую угрюмыми практиками, провел Пайка сквозь железные ворота и устремился вниз по длинному коридору без окон. Кое-где горели редкие светильники, пахло сыростью.
«Все как всегда».
Щелканье трости, хриплый свист дыхания, шуршание белых одежд. Мертвенный, холодный, влажный воздух.
– Моя смерть не принесет тебе удовлетворения.
– Посмотрим.
– Уверен в этом. Не я один виновен в твоем путешествии на Север. Да, дело вершил я, однако приказы отдавали другие.
– Они не были моими друзьями.
Глокта фыркнул.
– Ой, не смеши! Друзья – это люди, которые терпят друг друга, чтобы жизнь казалась краше. Нам с тобой эти излишества ни к чему. Нас оценивают другими мерками – по нашим врагам.
«Вот здесь – мои».
Он остановился перед лестницей в шестнадцать ступенек.
«Знакомый лестничный пролет».
Гладкий камень, источенное временем и шагами углубление в центре ступеней.
– Ступеньки… Проклятые ступеньки. Если бы я мог пытать только одного, знаешь кто бы это был?
Лицо Пайка представляло собой сплошной ничего не выражающий шрам.
– А, неважно. – Глокта с мучительной осторожностью преодолел препятствие и доковылял к тяжелой, обитой железом двери. – Мы на месте.
Глокта вытащил связку ключей из кармана белого одеяния, нашел нужный, отпер дверь и вошел внутрь.
Архилектор Сульт изменился.
«Все мы меняемся».
Некогда пышные седые волосы прилипли к узкому черепу, с одной стороны темнела бурая корка запекшейся крови. Голубые глаза под воспаленными веками утратили повелительный блеск, впали в почерневшие глазницы. Одежду у него отобрали. Жилистое старческое тело было перемазано тюремной копотью. Больше всего он походил на безумного попрошайку.
«Неужто совсем недавно это был один из самых могущественных людей Земного круга? Никогда бы не подумал. Какой примерный урок для нас всех! Чем выше взлетишь, тем больнее падать».
– Глокта! – прохрипел Сульт и беспомощно забился в цепях, приковывавших его к стулу. – Подлый изменник! Увечный выродок!
Глокта воздел руку в белой перчатке. Под резким светом лампы багрово сверкнул камень в перстне.
– Полагаю, «ваше преосвященство» больше соответствует моему положению.
– Ты? Архилектор? – расхохотался Сульт. – Жалкий, убогий калека? Ты мне отвратителен.
– Не говорите так. – Глокта, поморщившись, уселся на свободный стул. – Отвращение – привилегия невиновных.
Сульт уставился на Пайка, который замер у стола. Длинная тень упала на блестящий ларец с инструментами.
– А это еще кто?
– Наш старый знакомец. Недавно вернулся с Севера и ищет, чем себя занять.
– Поздравляю, ты взял себе в помощники невероятного урода. А я-то думал, что уродливее тебя не бывает.
– Фу, как грубо. Впрочем, мы не обидчивые. Будем считать, что мы равны в своем уродстве.
«Как и в жестокости».
– Когда состоится мой суд?
– Суд? А зачем? Ты числишься погибшим, и я не собираюсь исправлять это ошибочное мнение.
– У меня есть право обратиться к открытому совету, – завопил Сульт, гремя цепями. – Я требую… Проклятье! Я требую слушаний!
Глокта фыркнул.
– Отбросим требования, но взгляни вокруг. Некому вас слушать, даже мне некогда. У нас слишком много дел. Заседания открытого совета прекращены на неопредленное время. В закрытом совете все поменялось. О тебе забыли. Теперь всем распоряжаюсь я. Вы и мечтать о таком не могли.
– Ты – шавка на поводке у Байяза!
– Совершенно верно. И возможно, со временем я смогу ослабить его поводок, как сумел ослабить твой. Не сильно, но достаточно, чтобы дела шли по-моему.
– И не надейся! Тебе никогда от него не избавиться.
– Посмотрим. – Глокта пожал плечами. – Место главного раба – не самая страшная участь. Есть и пострашнее. Я сам видел.
«И пережил».
– Глупец! Мы могли получить свободу!
– Нет, не могли. Между прочим, свобода – весьма переоцененное понятие. У каждого есть обязанности и обязательства, каждый перед кем-то в ответе. По-настоящему свободны только никчемные людишки. Отребье. И мертвые.
– К чему теперь все это? – Сульт покосился на стол. – Зачем? Задавай свои вопросы.
– О, мы не ради этого сюда пришли. Не в этот раз. Не ради ответов, не ради правды, не ради признаний. Все ответы мне уже известны.
«Тогда зачем я делаю это? Зачем?»
Глокта медленно подался вперед.
– Мы здесь ради удовольствия.
Сульт пристально посмотрел на него и зашелся безумным хохотом.
– Удовольствия? Зубов ты себе все равно не вернешь! И ногу не вернешь! И прежнюю жизнь не вернешь!
– Конечно, нет. Но я могу забрать их у тебя.
Глокта напряженно, медленно, мучительно повернулся и оскалился в беззубой улыбке.
– Практик Пайк, будь добр, покажи нашему пленнику инструменты.
Пайк мрачно взглянул на Глокту. Потом мрачно взглянул на Сульта. На долгое мгновение замер без движения.
Затем сделал шаг вперед и поднял крышку ларца.
Начало
Знает ли дьявол о том, что он – дьявол?
Элизабет Мэдокс Робертс
Склоны долины старым шрамом прорезала черная дорога, что спускалась к мосту, шла через реку и вела к
