Путница - Александра Лисина
Так, за хлопотами, прошел день. В доме Брегола я, разумеется, пробыла недолго – ровно столько, чтобы успеть тепло попрощаться со всеми, кто так трогательно обо мне заботился и переживал. С улыбкой выслушала пространный монолог Зиты, перемешанный со слезами и многочисленными благодарностями. Осторожно обняла Брегола и Велиха, скрепя сердце пообещав, что как только разберусь с делами, обязательно их навещу. Рассеянно выслушала размышления купца о том, что в ближайшие полгода он в столицу, пожалуй, не двинется. О том, что для Луки надо будет в сговориться об учителе. Что следующий месяц обещает быть теплым, но дождливым, а это значит – плохие дороги и взлетевшие на рынках цены на зерно. Затем в шутку посетовала, что Олав с братом совсем отвыкли от прежних перебранок и им будет скучно на обратном пути, если вдруг соберутся возвращаться. Беззлобно шуганула Янека в ответ на нескромное предложение прогуляться в последний раз по тесным улочкам Кроголина. Постаралась как можно бодрее пихнуть Яжека в бок, чтобы не смел кукситься в преддверии расставания. По очереди обошла Зого, Вышибалу, Бугга и Сноба, каждому вручив крохотный подарок, на которые намедни потратила целое утро. Обменялась с Кеолом и Шиксом взаимовежливыми улыбками. Наконец, битый час просидела в комнате Луки, честно стараясь не показывать своего состояния, но он и так понял – в какой-то момент тесно прижался, обхватил руками за шею и сдавленно прошептал:
– Я буду скучать по тебе, Трис.
– Я тоже, малыш. Обещай, что будешь молодцом и освоишь свой дар так, чтобы даже верховному магу стало завидно?
Мальчик слабо улыбнулся.
– Попробую.
– А я, если смогу, обязательно найду возможность поинтересоваться, как у тебя дела. Не в этот месяц, так в следующий, а может, и позже.
– Я понимаю, – печально вздохнул Лука. – Но я буду ждать, когда ты вернешься. Ты ведь вернешься, Трис? Пожалуйста, скажи, что вернешься!
У меня ком встал в горле.
– Я постараюсь, – хрипло ответила, почти ненавидя себя за эту ложь.
В тот вечер мы еще долго сидели вот так – на теплом крылечке и обнявшись, словно родные. Расставаться было грустно, знать, что мы больше никогда не увидимся, еще грустнее, но все же я могла порадоваться уже тому, что все эти люди когда-то были в моей жизни. И если не их самих, то хотя бы память о них я трепетно сохраню.
С Лехом, к сожалению, толком поговорить не удалось – едва кивнув мне после возвращения Луки и наскоро переговорив с эльфами, он куда-то ушел и до самого вечера не возвращался. Рес с Кротом ходили по двору хмурые, насупленные, мрачно поглядывали в мою сторону и откровенно не добавляли хорошего настроения. Вероятно, Шиалл или Беллри уже успели их просветить по поводу своего ухода, и теперь весь гнотт проклинал меня за это неожиданное, совершенно непонятное предательство.
Не знаю, что уж там наговорили им остроухие, но вслух ни один из патрульных мне ни слова не сказал. Кисло покивали, когда я вежливо попрощалась, смятенно потеребили пояса и быстро отвернулись, словно не желали меня больше видеть. Ну да я могу их понять – только-только гнотт стал цельным после нескольких месяцев вынужденного простоя, только-только надо было начинать работу, к которой их призвали, все уже собрались, понастроили планов, а тут – нате вам! Явилась откуда-то девица и сманила лучшую его половину в какие-то дебри, куда ни один нормальный человек не суется по своей воле. Более того, суровый командир из-за нее тоже сам не свой – весь день где-то носится и носа домой не кажет. Полагаю, решили, что те глупости, которые говорились нами на каждых воротах при въезде, имели под собой некие основания, а теперь я бессовестно бросаю «жениха», польстившись на смазливые мордашки эльфов.
А что? На их месте я бы, наверное, так и решила. Поэтому неудивительно, что наш совместный отъезд вызвал столько пересудов. Впрочем, мне не привыкать. Одно плохо: хотелось бы с Лехом поговорить как следует, а не на бегу, впопыхах, когда и слов-то толком найти не можешь. Да, видно, не судьба. Придется написать письмо и все объяснить уже в нем.
Этим-то, кстати, я и занималась, вернувшись в снятую в «Хромом коне» комнату, когда снова пришла ночь. Вернее, честно пыталась заниматься, но мысли, как назло, не желали складываться в нужные фразы. Не получалось – и все тут! Слова не шли, настроение было безобразным, а руки сами собой опускались. Потратив на проникновенное письмо несколько утомительных часов, но так ничего и не придумав толкового, я окончательно расстроилась и, плюнув на это неблагодарное дело, с тяжким вздохом забралась на кровать. С мрачным видом уселась, скрестив ноги, подобрала с пола покрывало, нахохлилась и невидяще уставилась в темноту, позабыв о том, что давно пора зажечь свечи.
Ширру, как всегда, не услышала – он умел приходить и исчезать совершенно бесшумно. Вот и сегодня я скорее почувствовала его присутствие, ощутила, как мягко нагрелся, а потом засветился алыми искрами его риал, и выжидательно повернулась к окну, которое специально оставила открытым.
Да, вы правы: оставила для него.
Тьма снаружи больше не пугала меня, как раньше, не заставляла вздрагивать и ежиться от предчувствия неминуемой угрозы. Не испугала она и сейчас, когда вдруг ожила, мягко ткнулась в почерневшие окна, уверенно распахнула створки и начала медленно вползать в комнату, постепенно накрывая собой подоконник, стекая густой массой по стене, а потом плавно стелясь по полу непроглядным туманом.
Когда-то мне было страшно наблюдать, как из этой темноты проступает его могучий силуэт. Когда-то я с содроганием смотрела на то, как сгущается мрак, постепенно облепляя сильную фигуру, как придает ей объем и форму, прорисовывает могучие мышцы, как загораются в нем два ярко-золотых блюдца…
Ширра шумно отряхнулся, рассеивая
