Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
Переживания страшной ночи то и дело возвращались к ней с беспощадной силой. Путешествие в Сумрачный лес, зловещий туман, за которым скрывался чуждый мир, волки, побег из подземелья, мрачный склеп с могилами и, наконец, странное возвращение Бульриха, скорее мертвого, чем живого, – эти события занимали все ее мысли. Ничуть не меньше мучили ее размышления о том, что она услышала от друзей, оставшихся дома, хоть и не испытала того сама. Неизвестное чудовище, ходячий мертвец, или кем бы ни было это существо, неумолимо набросившееся на Бедду сквозь туман, ступило на землю дорогого Гортензии сада, разрушив его священный дух, пусть и на время, хотя в доме и в саду почти все осталось без изменений.
Вот именно, что почти: место, где случилось ужасное нападение, прежде бывшее самым невинным уголком, какой только можно вообразить, – ее любимая розовая беседка – пострадало, как и несчастная Бедда. Две великолепные вьющиеся розы, гордость и радость любого садовника, теперь свисали печальными серо-коричневыми усиками, словно побитые лютым морозом в разгар роскошного позднего цветения. Нечто подобное, видимо, произошло и с цветами, посаженными еще бабушкой Гортензии, и потому некогда любимое место на зеленой лужайке казалось зловещим склепом. Внучке не хотелось туда смотреть, а тем более заходить внутрь беседки. Счесть погибшие розы знаком надвигающейся гибели – это в духе простоватых квенделей, на которых клан Самтфус-Кремплингов всегда смотрел немного свысока. И все же Гортензия вынуждена была признать, что на нее навалилось с трудом скрываемое уныние, бороться с которым она не умела. Будучи во власти внутреннего смятения, она давала окружающим ощутить его силу вдвойне.
– Клянусь чем хотите, скажу я вам! Улизнуть без единого слова, воспользовавшись неразберихой, – это более чем возмутительно, дорогой мой Карлман, – бросила она молодому квенделю.
Пони Звентибольда в испуге отступил.
– Ну-ну, ничего страшного, – успокаивающе произнес Биттерлинг, похоже, обращаясь не только к Фридо.
– Елки-поганки, Звентибольд Биттерлинг, тебе я еще не то выскажу! Мы ждали тебя вчера вечером. И что же? Один не приехал, другой просто удрал, не сказав ни слова! И это перед самым собранием, да еще и при больных родственниках. Дела семейные, понимаешь ли, нельзя навешивать на чужих!
– Мне велено было сообщить на мельницу, что собрание назначено на сегодняшний вечер. – Карлман благоразумно избежал упоминания имени Одилия.
– Если ты не нанялся тайком в трактир, то отправить тебя так далеко, да еще и одного, без напарника, мог только один хитрец, – не унималась Гортензия. – Радуйся, что твоя бедная матушка проспала до полудня, а потом ее навестили сестры Штаублинг из Болиголовья, что и в лучшие дни бывает утомительно. Конечно, она спрашивала о тебе. Я сказала, что постоянно прибывают новые гости и ты вряд ли сможешь спокойно усидеть дома. Доля правды в моих словах была, но я не стану больше обманывать дорогую Бедду, если можно справиться как-то иначе. Да, мой дорогой, отныне ты будешь делать только то, на что получишь разрешение от матушки или от меня!
– Она беспокоилась? – удрученно спросил Карлман.
Хорошее настроение, с которым он вскоре после восхода солнца вышел на луг из-под раскидистой липы, мгновенно испарилось. Теперь он казался себе грубым и беспечным, когда шагал по росистой траве, полный предвкушения волнующих откровений, под пение птиц. Внезапная болезнь всегда исполненной сил матери тяготила его, как мрачная тень, и Карлман желал только одного – чтобы она наконец поправилась. Но иногда, устав от бесконечного ожидания, он невольно стряхивал с себя эту тень, как щенок стряхивает воду с шерсти после купания в мутном ручье.
Тень беспокойства, омрачившая черты молодого квенделя, не укрылась от Гортензии.
– А теперь быстро домой, к матери, – сказала она куда мягче. – И не вздумай рассказывать ей об утренней прогулке в ошеломляющих подробностях. Она не обрадуется твоей вылазке, уж поверь.
Карлман торопливо кивнул и поспешно взбежал по ступенькам к широко распахнутой двери трактира.
Со стола у входа большой фонарь из цветного стекла приветливо согревал бледные сумерки. Владельцы заведения, Лорхель и Ламелла Зайтлинги, были заняты приемом именитых гостей, а во дворе тем временем все нарастала суета: кареты и коляски прибывали одна за другой.
– Смотрите, кто едет, Риттерлинги из Оррипарка! – воскликнула Гортензия, обращаясь к Биттерлингу и мельнику, стараясь заглушить нарастающий скрип колес и стук копыт множества пони. – Должно быть, их обогнали Хелмлинги, что неудивительно с такими быстрыми пони! А за ними следом на холм поднимается половина жителей Зеленого Лога. Вовремя, как всегда, если речь о светском приеме, – насмешливо добавила она и вдруг устало сказала: – Уилфрид, Звентибольд, давайте не будем здесь стоять. Я провожу вас в вашу комнату в дальнем уголке, подальше от шума и суеты. Рядышком мы устроили и Бульриха с Беддой. Старик Пфиффер уже ждет. Здесь скоро воцарится гул, как в пчелином улье, а пыль, поднятая путешественниками, в сумерках повиснет туманом. Клянусь Сумрачным лесом, я так устала от тумана. За добрых две недели мы не видели и проблеска голубого неба. С той страшной ночи все затянуто тучами.
Гортензия вздохнула и обратилась к одному из стоявших у входа слуг, который вместе с двумя другими ждал удобного случая, чтобы увести опустевшие кареты и коляски с переднего двора в конюшню:
– Энно, будь добр, присмотри заодно и за пони господина Биттерлинга.
Оставив позади бурлящий суетой двор, Гортензия, Уилфрид и Звентибольд вошли в просторный зал трактира «Старая липа». Здесь тоже кишмя кишели гости, приветствуя друг друга, а хозяева трактира подгоняли слуг, чтобы угодить всем. Те, кто приехал в Воронью деревню из более отдаленных уголков Холмогорья, предпочли подняться в приготовленные для них комнаты, чтобы передохнуть с дороги. Другие, жившие по соседству и встретившие на пороге старых друзей, устремились в главный зал, чтобы пропустить стаканчик-другой в хорошей компании.
Ламелла, хозяйка трактира, украсила столы и подоконники прелестными вазами и кувшинами с осенними букетами, а над каминами и легендарной барной стойкой развесила праздничные гирлянды из плюща и жимолости. Вряд ли случайный гость догадался бы, что предстоящая встреча устроена не только ради удовольствия.
Глава вторая
Страдания Кремплингов
