Сердце Эрии - Эйлин Рей
Викар крепко сжимал ее запястье, но кровь сочилась сквозь его дрожащие пальцы, пропитывая салфетку. Девочку снова качнуло: глаза стремительно заволакивала тьма, и весь мир сузился до алого пятна на стеклянной столешнице. К горлу подступил ком. Эскаэль резко вырвала руку из ладоней брата, схватила чайничек и, бросив на пол крышку, прильнула к нему губами. Кровь наполнила ее рот, потекла по губам и шее.
– Нельзя! – взвизгнула Атрей, вскочив на ноги.
Она что есть силы ударила по рукам сестры, – чайник выпал, ударился о стол. Носик откололся и остался лежать на зеленом стекле, истекая остатками крови. Второй удар пришелся Эскаэль по щеке, и девочка повалилась на подушки рядом с братом.
Со стороны двери послышался злорадный смех слуг.
Эскаэль до крови прикусила щеку, сдерживая улыбку: кожу на руке приятно покалывало – рана стремительно затягивалась.
– Не смей реветь, – предупредила Атрей, неверно истолковав взгляд сестры. В ее голосе звенела сталь. – У нас сегодня праздник, и я не позволю запятнать его слезами!
Девочка вскочила на ноги – белоснежные волосы рассыпались по спине – и, весело подпрыгивая, добежала до огромного ящика у дальней стены, накрытого алой скатертью.
– Сегодня мы празднуем день, когда вы допили свою мать! – ликующе провозгласила Атрей и потянула за ткань.
Шелестя, шелк соскользнул на каменный пол и змеей сомкнулся вокруг клетки. Викар вскрикнул, закрыв рот ладонями. Эскаэль же со сдерживаемой злобой уставилась на женщину в клетке: она сидела на полу, неестественно подогнув ноги, руки были прикованы к верхним прутьям, голова запрокинута, а светло-зеленые остекленевшие глаза обращены к потолку. Дрожащий свет лампад плясал на серой коже нагого тела, покрытого сетью шрамов и свежих ран.
Эскаэль смотрела на женщину, не испытывая к ней почти никаких чувств: ни жалости, ни печали, разве что легкая радость трогала ее душу. Может, теперь, когда она умерла, шинда забудут о том, как однажды оступился их король. А когда ее запах выветрится из подземелья, где содержали человеческих рабов, собратья забудут ее вкус и перестанут принюхиваться к близнецам и смотреть на них как на выродков той, что годилась лишь в пищу.
Викар шмыгнул носом, сдерживая слезы.
Из противоположного угла спальни донесся едкий смешок.
Эскаэль обернулась к королеве. Поймав взгляд ее светло-серых глаз, девочка сжала зубы и демонстративно провела по губам тыльной стороной ладони, размазывая по щеке кровь матери. Лицо королевы исказилось от злости.
– Выкиньте их прочь, – скомандовала она, отвернувшись. – Сегодня я достаточно насмотрелась на эту мерзость.
– Ну ма-а-ам, – обиженно простонала Атрей. – Мы не доиграли!
Приказ королевы был исполнен буквально: близнецов подняли под руки, дотащили до двери – Викар пытался идти, но пятки скользили по полу – и словно мусор вышвырнули за порог. Дверь с грохотом захлопнулась перед распластавшимися на пыльному полу детьми.
– Эскаэль!
Викар подполз к сестре. Она попыталась встать, но ослабевшие ноги подвели: хоть рана на руке и затянулась, выпитой крови все равно было мало, чтобы восстановить силы. Брат крепко обнял ее и, поднатужившись, помог встать. Эскаэль тяжело повисла на его плече, не сводя пылающего взгляда с резной двери.
– Я уничтожу их, – пообещала она.
Глава 1
– Если ты хочешь спасти тамиру, твой путь лежит на запад. Не медли. Не позволяй ничему, кроме короткого сна, встать на твоем пути. Всего один потерянный день, час или даже минута будут стоить тебе и зверю жизни. Если ты оступишься, то навсегда потеряешь друга и, когда он распахнет глаза, увидишь в них лишь чернильную тьму.
Голос Кэйры все еще отчетливо звенел в ушах, хотя с того момента, как я слышала его в последний раз, минуло уже несколько дней. Брошенные ведьмой слова свинцовой дробью стучали в виски и болезненно ввинчивались в кожу.
Не медли. Не позволяй ничему, кроме мимолетного сна, встать на твоем пути…
Предостережение грохотало на задворках сознания подобно раскатам грозы в преддверии беды и гнало вперед. И, будто спасаясь от невидимой своры, не оглядываясь на медленно отдаляющийся горный хребет, я шла, не жалея собственных ног. Натертые грубой кожей ступни болели, лодыжки жгло огнем от усталости, и каждый шаг отдавался острой болью, словно вместо мягкого чернозема я ступала по раскаленным углям и кузнечный молот дробил мои хрупкие кости.
Всего один потерянный день, час или даже минута будут стоить тебе и зверю жизни…
Я остановилась, лишь когда Шейн настойчиво дернул меня за руку – это была уже не первая его попытка достучаться до меня – и, грубо надавив на плечи, заставил сесть на согретый полуденным солнцем камень. Я попыталась воспротивиться, но ноги предательски подкосились.
Шеонна рухнула рядом прямо на землю и, сбросив изношенную обувь, запустила красные от мозолей пальцы в траву. Блаженное мурлыканье спорхнуло с ее губ, и подруга прижалась спиной к мшистому валуну, довольно прикрыв глаза.
Друзьям тоже было трудно. Но пока слова Кэйры жгли мой разум, словно высеченные в сознании магическими рунами, и не позволяли погаснуть едва теплящимся уголькам надежды, в слепой погоне за ней я мало обращала внимания на чужую боль.
Шейн молча опустился рядом, достал из дорожного мешка зачерствевший хлеб с орехами и сушеными фруктами и разделил его на троих.
Другу пришлось тяжелее всех: несмотря на его старания, бок все еще не зажил. Шейн упрямился, делал вид, что все в порядке, но изредка я замечала, как рана напоминала о себе режущей болью: на лбу друга выступала испарина, на щеках играли желваки, а рука машинально тянулась к бинтам, скрытым серой рубахой. Однако я не останавливалась и подыгрывала его лжи, не позволяя, как и напутствовала ведьма, ни беспокойству, ни жалости встать на моем пути.
После беседы у алтаря Кэйра отвела нам всего два дня на то, чтобы проститься с Болотами и покинуть Ксаафанию.
Друзья выслушали мой взволнованный, сбивчивый рассказ, прерываемый редкими всхлипами, и их мрачные от бессонных ночей и уставшие от грызущей тревоги лица просветлели. Надежда вновь грела наши сердца, озябшие от тоскливой болотной серости. Шеонна, еще недавно понурая, вспыхнула, словно раздутый ветром уголек, опаляя окружающих безудержной энергией, и с головой ушла в приготовления к дороге. Ее ноги уже рвались обратно на твердую сухую землю, поросшую сочной травой, но напоследок подруга вместе с Бенгатой еще немного потоптала рощу неподалеку от Сердца Болот в поисках необходимых для путешествия трав. Старуха заготовила для нас мази, ароматные отвары, собрала еды на несколько дней и принесла от соседей теплых шкурок для холодных ночей на сырой земле. А Шейн, прежде подлечивавший рану осторожно и неспешно, перестал себя жалеть.
Сила Древней Крови проникала глубоко в плоть, стягивая поврежденные мышцы и восстанавливая целостность каждой клеточки, но бередила аккуратно наложенный Ильвой шов. Кровь вновь сочилась сквозь крепко стянутые нити эрчина, и от ее вида знахарка приходила в ярость. Шейн стойко сносил ее вызванную тревогой брань, заверял, что впредь не станет действовать так безрассудно. Но как только женщина покидала хижину, вновь принимался за самоисцеление, которое было сродни пытке: друг зажимал в зубах плетеный кожаный ремень, магический свет разгорался под его ладонью, и раздирающая разум боль растекалась по телу вместе с исцеляющей Силой.
В такие моменты я предпочитала находиться за пределами комнаты, чтобы не видеть раскрасневшегося лица Шейна с набухшими на лбу венами и крупных слез на его ресницах. Я сидела на улице, вжавшись спиной в стену дома, баюкала спящего Эспера и что есть силы сжимала в кулаке волчий оберег Ария – тепло кристалла успокаивало, а мерное биение отвлекало от душераздирающих стонов, доносящихся из хижины.
Я должна была помешать самоистязанию Шейна, должна была браниться, как Ильва, и позволить его ранам исцелиться самостоятельно без ежеминутной боли, сводящей с ума. Но страх за Эспера разрывал душу на тонкие окровавленные лоскуты, и все, о чем я могла думать: лишь бы это закончилось как можно быстрее и Шейн поднялся на ноги полный сил – без него
