Мартин Романо - Всадники бури
Рука Зулгайена опустилась на плечо киммерийца. Конан повернулся к спутнику. Туранец, высоко подняв голову и чуть прищурив глаза, глядел на небо. На мгновение он опустил растерянный взгляд на киммерийца, а затем снова поднял голову.
Конан тоже поглядел вверх.
На темно-синем фоне неба четко выделялись контуры огромной черной тучи. И… они вырисовывали профиль птичьей головы. На какое-то мгновение Конану даже показалось, что у этой «головы» обозначились прорези глаз и мигнули зеленым цветом.
Но это был всего лишь мимолетный проблеск, и сколько потом киммериец ни всматривался в тучу, ничего подобного не повторялось.
Конана вдруг отрезвил взволнованный голос Дарейны.
— О, нет! Только не это! — запричитала молодая ведьма. — Я не могу здесь больше оставаться… Она… Серидэя следит за нами…
Дарейна говорила еще что-то, но речь ее становилась все бессвязнее, и с трудом можно было что-либо разобрать.
Затем ведьма уже который раз бросила короткий боязливый взгляд в сторону плывущей по небу тучи, обернулась птицей и, взмахнув крыльями, унеслась прочь. Но еще долго слышен был ее взволнованный крик.
Конан и Зулгайен все глядели на тучу. Наконец они заметили, что контуры птичьей головы начали постепенно рассасываться.
И не прошло и нескольких мгновений, как от тучи не осталось и следа. Небо было ясным, как и прежде.
— Ну и что ты об этом думаешь?! — с не очень-то убедительной небрежностью в голосе спросил Зулгайен.
— Ты о Дарейне? — Конан чуть приподнял брови.
Полководец кивнул.
— Ну… — задумчиво протянул киммериец, — она симпатичная. Впрочем… — его глаза лукаво блеснули — наверное, не в твоем вкусе.
Зулгайен натянуто рассмеялся.
— Во всяком случае, — спокойно продолжал Конан, — у нас как будто появился новый союзник, — и с брезгливым пренебрежением добавил: — Хотя и слишком болтливый!
Глава XVIII
«Песчинка, гонимая самумом»
Огромная птица с крючкообразным клювом и длинными остроконечными крыльями летела над пустыней. Ее оперение было угольно-черным, как частичка ночной тьмы, так что лучи восходящего солнца не осмеливались коснуться его, точно робея, обходили стороной. Птица не беззаботно парила в небе, а стремительно неслась вперед.
Достигнув небольшой группы тесно прижавшихся друг к другу скал, она чуть опустилась и принялась описывать круги. Надо сказать, что больше чем на лигу вокруг ничего не было видно, только эти скалы. И оттого, казалось, было в них что-то настораживающее. Взгляду всякого, оказавшегося здесь, представали эти каменные громадины, и их вид невольно вселял в душу холодный ужас. Однако же вряд ли чье-либо — пусть даже самое смелое — воображение могло бы допустить, что там, за неприступной стеной темных скал, был скрыт от посторонних глаз замок. И только сверху, с высоты птичьего полета, можно было увидеть мрачное, причудливой формы строение. Оно вздымалось к небу, точно застывшее пламя. А его черные, с седым налетом стены были монолитны. Ни дверей, ни окон не было в них, только узкие бойницы в башенках — языках этого «пламени».
В одну из таких бойниц и влетела птица, тотчас же погрузившись в кромешный мрак внутренних помещений замка. Однако глаза ее, привыкшие к темноте, легко находили путь в лабиринте узких извивающихся серпантином коридоров и огромных, с высоченными потолками залов. Птица летела долго. Перед ней, будто ведомые какой-то магической силой, бесшумно отворялись двери. Иногда в некоторых — обыкновенно самых темных — местах вдруг сами собой вспыхивали укрепленные в каменных стенах факелы и освещали птице путь, но только она удалялась, как огонь снова гас.
Наконец, достигнув высокой сводчатой двери, птица остановилась, опустилась на каменный, ничем не покрытый пол и, взмахнув крыльями, в одно мгновенье обернулась молодой женщиной. Дверь же не открылась, подобно всем остальным в этом замке.
Как только женщина сделала шаг в ее сторону, перед ней возникли два огромных стражника. Они не были вооружены, но на их могучих полуобнаженных телах выделялись выразительным рельефным узором развитые мускулы. Гиганты загородили собой сводчатую дверь, при этом они не сказали ни слова, а лица их были непроницаемы, словно маски.
— Меня ждет Серидэя, — твердым, без оттенка робости голосом произнесла молодая женщина. Затем, видя полную безучастность стражников, она произнесла еще что-то — два или три слова на каком-то неизвестном простому смертному языке.
Стражники, лица которых по-прежнему оставались непроницаемыми, расступились, открыли дверь (каждый по створке) и тут же исчезли, точно растворились в воздухе. Женщина прошла через широкий проем. Дверь за ней сама по себе закрылась. Вошедшая оказалась в большом, скудно освещенном зале. Здесь было пусто. Голые каменные стены поднимались чуть наклонно, и в этом как будто было что-то зловещее. В другом конце зала в стене была еще одна дверь, внешне точно такая же, как и та, через которую молодая женщина только что прошла сюда. Дверь бесшумно отворилась, и за ней обозначился чей-то тонкий силуэт. Трудно было разглядеть, кто именно стоял в дверном проеме, скорее всего, это была девушка-рабыня. Силуэт не сдвигался с места.
— Госпожа ждет вас, — послышался молодой звучный голос. — Пойдемте! Я провожу вас к ней. — И силуэт принялся уверенно отдаляться куда-то вглубь следующего помещения.
Молодая женщина направилась к двери, вошла и решительным шагом направилась за двигающейся впереди рабыней. Теперь она видела не только силуэт девушки, но и точеное, бронзового оттенка тело, льняную повязку, окутавшую крутые бедра, тонкие металлические обручи на руках, от запястий до локтей, и гладкие иссиня-черные волосы до плеч.
Они шли по прямому широкому коридору. Ни факелов, ни масляных светильников нигде не было видно.
Мягкий ровный свет излучали стоявшие у стен по всей длине коридора массивные слюдяные колонны. Голубоватые кристаллы завораживающе искрились в них. Пол был выложен сине-белой мозаикой. На потолке вызывающе ярко сверкали самоцветы.
Пройдя вдоль всего коридора, рабыня остановилась у высокий широкой двери, уверенным движением открыла одну из створок и, безмолвно приглашая войти, обернулась к гостье. А затем исчезла, точно также, как некоторое время назад это сделали стражники.
Молодая женщина прошла через открытую рабыней дверь и очутилась в небольшой, но очень пышно убранной комнате. Пламя стоявшего в небольшой прямоугольной нише латунного светильника было удивительно спокойно, однако длинные черные тени на стенах почему-то взволнованно дрожали.
