Беркутчи и украденные тени - Яна Батчаева
Мальчик положил в рюкзак несколько мешочков – хорошо, что Лиза запаслась кое-чем, что теперь могло очень кстати оказаться для похода в Маалум: острые листья расковника, которые помогут пересечь границу; розовые круглые листки осота – чтобы скрыть человеческую ауру; трава забвения и дол-туманок – белые цветы, смолотые в порошок. Готово. О еде обещала позаботиться Эмма: должно быть набьет сумку скичами. Что еще? Одежда. Интересно, как одеваются жители Маалум? Неужели, как тот демон: накидка бесформенная, капюшон и все поголовно в масках? Вряд ли. Да и нет такой одежды у него и ребят, а значит придется довольствоваться тем, что есть и надеть что-то неброское, чтобы не слишком выделяться из толпы: джинсы и лонгслив темные, а сверху кожаную куртку. Рат посмотрел на себя в огромное фамильное зеркало и подумал: «М-да, «типичный» житель магических земель, ничего не скажешь. Придется рассчитывать только на удачу и пучок осота за пазухой».
Напоследок он осмотрел чердак. Суждено ли ему вернуться сюда после такого опасного путешествия? О ногу потерлась, неожиданно появившаяся, Аметист, мяукнула, а затем запрыгнула на один из сундуков. Она принялась царапать когтями зеленый бархат. Мальчик понял, что коргоруши хотела ему что-то показать, но он вроде как давно изучил все содержимое шкафов и сундуков, и понятия не имел, что в данный момент могло быть для него полезно. Все же он подошел и открыл крышку. Старинная одежда, полудрагоценные камни, амулеты и подобные им вещицы – все это он уже видел. Аметист не унималась. Она терлась мордочкой о крышку и царапала ее уже с внутренней стороны. Тут Рат наконец понял, что она имела ввиду – в сундуке было тайное отделение. Мальчик осторожно вытянул перегородку и обнаружил сверток из темно-коричневой ткани, а когда развернул, то перед его взором предстал наручный арбалет с печатью, точь-в-точь, как талисман того седого старика в его давнишнем сне: две половинки круга с орлом и волком, соединенные между собой маленькой копией аррога, двойного наконечника. А еще на арбалете были инициалы И.И.Г. – Игорь Игоревич Громов, его отец. Лиза говорила, что он был утерян. Наверное, она и сама не знала, что все эти годы он был здесь. Ратмир взял Перун в руки так аккуратно, будто он был самой дорогой вещью в мире, самой хрупкой, что даже дышать на нее страшно. На самом деле, конструкция была несгибаемой, мальчик хорошо знал это. Он застегнул ремешки на правом предплечье и махнул рукой – тотчас образовалась слепящая молния; опустил руку, и Перун сам собой сложился.
Громов стоял перед зеркалом во весь рост. Он вдруг и сам обнаружил, как удивительно здорово повзрослел за последние месяцы, кажется даже ростом выше стал. Русые волосы слегка вились, как у отца, в темных глазах полыхал дерзкий огонь, плечи широко расправлены, будто за ними выросли крылья, а на руке арбалет, принадлежавший его родителю. Эта особенная вещь источала незримую, нерушимую связь между ними. В ней будто сосредоточена сила нескольких поколений Громовых и теперь она течет в его венах. Рат снял с себя «огненную кольчугу» и повесил амулет рядом с зеркалом. Там, куда он идет, серебряному кресу не место – если он будет накаляться каждый раз, когда Громов будет рядом с колдуном или мелким монстром, то есть вероятность, что он попросту самовоспламенится. Затем, наконец, мальчик поднял рюкзак, закинул его за плечи и спустился вниз. Он оставил дом позади, но он был обязан вернуться. Он хотел вернуться.
Дорога в бор была изучена так хорошо – хоть с завязанными глазами иди. В мгновение ока, он оказался перед лесом. Эмма и Мирон уже были на месте. За спинами обоих висели набитые рюкзаки, а одежда выбрана по тому же принципу, что и у Ратмира: темная, простая, а главное удобная. Громов встал рядом с друзьями. Впереди густой хвойный лес, где-то в чаще старый дуб и, судя по всему, искать его можно несколько дней. Первый ребенок, уснувший летаргическим сном, оказался в таком состоянии ровно восемь месяцев назад, и никто не знает сколько у него времени осталось, вдруг речь идет о часах или того хуже – минутах? Все семь детей должны остаться в живых.
– У меня снова есть одна безумная идея, – выдохнула Эмма, не отрывая взгляда от высоченных сосен, покачивающихся на ветру.
– Отлично! – леший, меня побери. Ладно, выкладывай, мы уже привыкли к твоим идеям, как бы поинтереснее угробить нас, – не удержался от сарказма Мирон.
– Именно, – медленно кивнула Эмма.
– Что именно? – спросил Рат.
– Леший. Нужно попросить его о помощи. Он выведет нас к дубу за считанные минуты.
– Леший? Серьезно? – воскликнул Скалин. – Нет, ты это слышал? Эмма, он не самый злобный дух, обитающий в Андаре, но дружбу с людьми он тоже не водит, что бы и кто бы не говорил. Ты ведь знаешь, что он может завести нас в такую глубь леса, что мы никогда не найдем путь обратно.
– Нет, думаю, Эмма права, – согласился Рат. – Без помощи неизвестно как долго мы будем бродить по лесу в поисках Мирового Дерева, возможно вообще его не найдем.
– Еще один, – развел руками Мирон. – Ладно, ваша взяла. Ну и как ты собираешься вызвать лешего?
Девочка расстегнула сумку и достала из нее красивую вытянутую бутылочку, под завязку полную первого весеннего меда. Она неспеша открутила крышку и тонкой струйкой вылила небольшую часть янтарного лакомства на полуразвалившийся пень сосны.
– Мелкая нечисть любит сладкое, – пояснила Эмма. Она прокашлялась и неуверенно произнесла: – Ветр лагоду яви.
Только слова слетели с ее губ, как кора кедра затрещала, будто бы раскалывалась напополам, и прямо из нее выбрался старичок, ростом не выше метра. Борода его вилась зеленой травой, оплетая корявые, точно стволы деревьев, ноги, на голове росли такие же волосы, а брови напоминали мох. Глаза яростно сверкали, словно изумруды. Он обвел всех троих недовольным взглядом и прохрипел престранным голосом, будто то и не речь была, а сухие ветви хрустели, но все же беркутчи удалось разобрать слова лешего:
– Кого это вы мелкой нечистью прозвали?
– Приветствую тебя, дух леса, и прошу прощение за свои слова, я лишь имела ввиду, что вы не демон какой-нибудь.
– Демон, га! – с отвращением воскликнул леший. – Они разрушители, как и многи люды, а
