Даниэл Уолмер - Багровое око
— Я не дерусь с женщинами, — усмехнулся киммериец. От ее красоты, вдвойне поразительной в этих диких местах, у него захватило дух. Стараясь не показать своего волнения, он заговорил с преувеличенной развязностью: — Впрочем, я догадываюсь. Меч — это только повод. Тебе нужен повод, бедная моя крошка! Ты изрядно истосковалась здесь одна, без мужчин. Подумать только: на много дней пути нет никого, кто мог бы хорошо тебя приласкать! Иди же ко мне! Чтобы крепко обняться, не нужно для этого затевать драк…
Он хотел обнять ее. Женщина, защищаясь, подняла ладонь, и неожиданно его рука наткнулась на невидимую преграду. Ему показалось, что в синих ее глазах блеснули веселые искры, а по губам пробежала улыбка. Он хотел схватить ее левой рукой, но и та застыла в воздухе, немного не доставая до ее плеча. Неуловимым движением незнакомка выхватила из ножен меч.
Какое-то время варвар стоял с беспомощно поднятыми руками и подергивающимся от ярости лицом. Потом руки его отпустило.
— Проклятье!!! Опять эта магия! Как я не догадался сразу, что только ведьма может быть такой красивой, только ведьма может жить совсем одна в лесу на краю света!..
— Магия? — удивленно переспросила женщина.
Конан перевел взгляд на серебряный шарик, венчающий рукоять клинка, который был в ее руках. Всегда, когда вблизи от него присутствовали колдовские чары, заговоренное серебро раскалялось, начинало багрово светиться. На этот раз — странно! — шарик не изменился. Незнакомка проследила за его взглядом.
— Серебро? Да, серебро хорошо чувствует злые чары и умеет их разрушать. Добрый металл не обманывает тебя: здесь нет никакой магии. Я не нуждаюсь в помощи посторонних, тем более, темных и злых сил. Все силы, которые мне служат, мои собственные.
Она обошла его легкими шагами, подняла брошенные вблизи костра лук и стрелы. Не дожидаясь ее слов или протянутой руки, Шумри сам отдал ей кинжал. Незнакомка улыбнулась ему и, кажется, подмигнула, отчего по сердцу и по скулам его разлилось жаркое пламя.
Конан решил на время смириться. Конечно, он не поверил, что она не пользуется никакой магией. Должно быть, магия ее необычного свойства и настолько тонка, что серебро не воспринимает ее. Ну, так что же! В свое время ему с успехом приходилось преодолевать и не такие таинственные и непонятные силы. Не страх, не сомнение в своих силах побудили его отступить, но нечто иное. Может быть, красота этой лесной незнакомки, может, ее непостижимое спокойствие и воля, сквозившая в каждом движении, в каждом звуке голоса…
— В далеком Кхитае многие воины владеют приемами этой борьбы. Она называется там цзо-пог, «остановить, не коснувшись», — продолжала незнакомка. — Правда, родилась она не там. Родилась она много тысячелетий назад в стране, которой уже нет на свете.
Она собрала оружие вместе, скрепив его и обвязав крепкими лианами. Связанный пучок она отдала немедийцу. Он же, повинуясь ее молчаливому повелению, отвернул один из больших валунов вблизи костровища, положил в образовавшееся углубление все, что осталось от олененка, и поставил валун на место.
Затем Шумри затоптал остатки горящих угольев и разровнял костровище с землей, так что поляна приняла такой же вид, что и до их появления. Конан хотел было возмутиться по поводу зря пропавшего, зарытого в песок ужина, но что-то удержало его.
— Она так жалобно кричит сейчас, душа этого олененка. Счастливы вы, что не можете это слышать… Сегодня вечером мне придется долго успокаивать его. Страх-то пройдет скоро, но он будет сильно скучать: по матери, по теплому ее молоку и родным запахам… Только-только привык он к этому миру, теперь нужно привыкать к другому… Подымать руку на таких маленьких!..
— У больших и старых мясо жесткое! — возразил Конан, усмехнувшись ей с вызовом.
Шумри метнул на него испуганный и укоризненный взгляд.
Незнакомка ничего не ответила, лишь посмотрела на него чуть дольше обычного, и Конан отчего-то пожалел о вылетевшей у него фразе.
Женщина прошлась по поляне, словно проверяя, все ли на ней в порядке, и остановилась перед путниками.
— Простите меня, — сказала она. — Совсем не так готовилась я вас встретить. Эта смерть расстроила меня и выбила из колеи.
— Готовилась?.. — переспросил киммериец. — Интересно было бы знать, кто сообщил тебе о паре бродяг, плывущих в пироге и карабкающихся по скалам? Разве не ты сказала, что на много дней пути здесь нет ни одной человеческой души?..
— Мы можем поговорить об этом, если тебе интересно, но не в двух словах и не сейчас. Если вы не очень спешите, я буду рада пригласить вас пожить у меня. Отдохните и погостите столько, сколько вам захочется.
— Мы не очень спешим, верно, Шумри? — выразительно спросил Конан.
Немедиец машинально кивнул.
— Меня зовут Конан, я родом из Киммерии. Брожу по свету, ловлю удачу за хвост, неудачам и потерям смеюсь в лицо. Стараюсь, чтобы суровому Крому не за что было меня презирать. А это, — он показал на своего безмолвного спутника, — Шумри. Прикоснуться к мечу для него все равно, что взять в руки ядовитую гадину. Но во всем остальном с ним можно иметь дело и делить кусок хлеба или рваную шкуру под открытым небом. Он из Немедии, как и ты, красавица. Сам себя он называет ветром, который что-то там пинает в бескрайней степи.
— Он уродился немым? — улыбнулась незнакомка.
— Как бы не так! Это твоя красота лишила его языка. Но когда он очухается и обретет голос, да еще начнет терзать струны той странной вещицы, что висит у него за спиной… ты сама будешь умолять его, чтобы он затих хоть ненадолго.
Женщина легко рассмеялась.
— Что касается меня, можете называть меня Алменой.
— На немедийское имя это не похоже, — заметил Конан.
— А кто вам сказал, что я из Немедии? Только потому, что я употребляю этот язык? Я могу говорить и на киммерийском, но тогда Шумри перестанет меня понимать. Немедийский же знаете вы оба.
— Алмена, Алмена… Может быть, Аргос?
— И не Аргос. Да и имени у меня, говоря по правде, нет. Очень давно я покинула свое имя, как птенец покидает скорлупу. Но надо же вам называть меня как-то Алмена — на древнем, вымершем языке — означает «Исчезающая в свете»…
Таинственная владычица леса жестом пригласила их идти за собой. Ее босые ноги ступали по мхам, травам и древесным корням, перебегали вброд мелкие ручьи с такой легкостью и естественностью, словно она вела гостей по комнатам своего замка, устланного мягкими коврами. По бесконечной галерее с высокими потолками хрустальной крышей и яркоцветными витражами на окнах…
Мимоходом она сорвала с одного из деревьев пару. Шумри хорошо знал это дерево: непривычное для здешних жарких мест, оно в изобилии росло в садах Немедии. Он заметил, что плоды — небольшие темно-зеленые шарики — еще не созрели. Но когда, спустя некоторое время, Алмена протянула ему один из них (вторым угостив Конана), он с изумлением увидел, что из зеленого он стал желто-розовым, увеличился в размерах, а под его зубами брызнул сладким соком. Мельком Шумри отметил, что киммериец, к счастью, не заметил превращения плода, иначе у него был бы повод опять грозно свести брови и с отвращением рявкнуть: «Магия!»
