Зеленая жемчужина. Мэдук - Джек Холбрук Вэнс
После завтрака Шимрод иногда направлялся в лабораторию, но чаще всего дремал часок-другой на диване, пока Меланкте бродила по лугу. Порой она сидела в саду, перебирая струны лютни и производя тихие отрывистые звуки – Шимрод не улавливал в этих наигрышах никакой закономерности, но они, судя по всему, доставляли Меланкте удовольствие.
Проведя два месяца под одной крышей со своей любовницей, Шимрод находил ее настроения столь же загадочными, как и в день ее прибытия. У него выработалась привычка искоса наблюдать за ней – с любопытством и недоверием. Эта слежка явно ее раздражала. Однажды утром она скорчила гримасу и капризно спросила:
– Ты не отрываешь от меня глаз, как птица, собравшаяся клюнуть насекомое. Зачем ты это делаешь?
Шимрод не сразу нашелся что ответить:
– Я на тебя смотрю главным образом потому, что мне нравится на тебя смотреть. Прекраснее тебя нет никого на свете!
– Никого или ничего? – пробормотала Меланкте, скорее размышляя вслух, нежели к сведению Шимрода. – Я не уверена в своей одушевленности. Не уверена даже, что я вообще существую.
Шимрод отреагировал шутливым разглагольствованием, также раздражавшим Меланкте, хотя и не настолько, насколько ее возмущали претенциозные логические умозаключения:
– Ты живешь – в противном случае ты была бы мертва, а я оказался бы некрофилом. Это не так – следовательно, с грамматической точки зрения ты представляешь собой одушевленный объект. А если бы ты не существовала, твоей одежде – этой свободной крестьянской блузе и бежевым бриджам – было бы не на чем держаться, и она валялась бы на полу. Я выражаюсь достаточно убедительно?
– Тогда почему я не отражаюсь в зеркале?
– А ты смотрела в него в последнее время?
– Нет – боюсь, что увижу что-нибудь ужасное. Или опять ничего не увижу.
– Зеркало отражает твое представление о себе. Ты не видишь свое отражение, потому что Тамурелло лишил тебя собственной воли, чтобы полностью тебя контролировать. Таково по меньшей мере мое предположение. Но ты отказываешься в этом признаться, и я не могу тебе помочь.
– Совет мужчины мне только повредит, – отвернувшись, Меланкте смотрела куда-то вдаль, поверх цветника и зеленого луга; не подумав, она, возможно, сказала больше, чем хотела сказать.
Шимрод нахмурился:
– Почему же?
– Потому что так устроен мир.
Шимрод промолчал; через некоторое время Меланкте воскликнула:
– И все равно ты за мной следишь!
– Да, слежу – с изумлением. Теперь, по крайней мере, я начинаю догадываться о том, чего ты не рассказываешь. Интересно, что еще я о тебе не знаю? Думаю, рано или поздно я разгадаю эту головоломку.
– Ты только и делаешь, что ломаешь голову! Будто весь мир помещается у тебя в голове – извращенная, мертворожденная иллюзия, созданная по образу и подобию Шимрода! Что ты на самом деле понимаешь?
– Проще всего было бы ограничиться рассмотрением вопроса о твоем присутствии в Трильде. Тамурелло прислал тебя сюда, чтобы ты меня отвлекала. Это очевидно, ты этого не отрицаешь. Не так ли?
– Ты ничему другому не поверишь, что бы я тебе ни говорила.
– Лукавый ответ! Конечно, я ошибаюсь. Ты уклоняешься, чтобы снова меня одурачить. Чему здесь удивляться? Ты уже дурачила меня раньше – теперь я хорошо тебя знаю.
– Ничего ты не знаешь, ничего даже не подозреваешь! У тебя нет ни малейшего представления о том, что на самом деле происходит. Ты умеешь только рассуждать. Даже когда мы лежим, обнявшись, я слышу, как у тебя в голове вертятся и складываются пустопорожние рассуждения!
Пораженный этим взрывом ярости, Шимрод только развел руками:
– Тем не менее я наконец тебя понял.
– Поздравляю! Неподражаемый гений! Неистощимый источник чистого разума!
– Твои представления не соответствуют действительности! Тебе пора осознать свою ошибку. С моей стороны было бы бессердечно объяснять тебе все в подробностях – особенно сейчас, когда ты сердишься. Ты победила на эротическом фронте – воплощение женственности повергло в прах ненавистное мужское господство! И с чем ты осталась после этой победы? С пустыми руками. О чем тут еще говорить?
– Нет уж, ты зашел слишком далеко! – ударила кулаком по столу Меланкте. – Объяснись начистоту!
Шимрод пожал плечами:
– Ты решила больше не петь по ночам с исчадиями ада; ты решила вернуться в общество людей – но как только ты имеешь дело с людьми, тебе приходится волей-неволей выполнять функцию, которую в тебя заложила Десмёи. Я заявился к тебе во дворец, что пробудило к жизни встроенный в тебя механизм мести. Подозреваю, что по отношению ко мне ты ощущала странные, противоречивые чувства, смесь влечения с отвращением. Так или иначе, я стал первым олицетворением твоего врага, твоей первой жертвой. Удалось ли тебе меня уничтожить? Суди сама. К этому могу прибавить только одно: ты способна терпеть Тамурелло только потому, что на самом деле он не мужчина – а следовательно, согласно твоей врожденной функции, не может быть настоящим врагом. – Шимрод поднялся на ноги: – А теперь прошу меня извинить – в последнее время я слишком часто пренебрегал своими обязанностями и у меня накопилось много дел.
Шимрод удалился в лабораторию. Он уже прибрал магический хлам, валявшийся на столах, – теперь в его кабинете снова было приятно работать, хотя на протяжении последних двух месяцев Шимрод не уделял работе почти никакого внимания.
Шимрод открыл шкаф, вынул из него ящик и достал из ящика маску, изображавшую чародея Байбалидеса. После этого он отодвинул от стены череп на высокой подставке и надел маску на череп. Маска тут же ожила: глаза моргнули, рот приоткрылся, кончик языка увлажнил высохшие губы.
– Байбалидес! – громко сказал Шимрод. – Ты меня слышишь? Тебя вызывает Шимрод.
Рот маски ответил голосом Байбалидеса:
– Я тебя слышу, Шимрод. Что заставило тебя со мной связаться?
– В моем распоряжении оказался некий предмет, ранее хранившийся в Тинцин-Фюрале. Это нечто вроде трубчатого футляра из слоновой кости – с одной стороны он покрыт резными рунами, не поддающимися прочтению; с другой на нем вырезаны знакомые мне символы, из которых складывается твое имя – «Байбалидес». Я хотел бы знать, в чем предназначение этого футляра и следует ли рассматривать его как твою собственность, похищенную Фодом Карфилиотом, или как твой подарок Карфилиоту или Тамурелло.
– Мне хорошо знаком этот прибор, – отозвался Байбалидес. –
