Когда луна окрасится в алый - Анна Кей
Нэкомата тем временем зашипела и зарычала, привлекая к себе внимание. Генко стояла перед ней с видом императрицы, гордо вскинув подбородок и одним видом обещая расплату за Коу. Нэкомата же смотрела на нее с видом кошки, которая выследила добычу и теперь намеревалась ее поймать, но пока не решалась нападать.
Они замерли, не сводя друг с друга глаз, когда демон задумчиво, протяжно мяукнула, всем своим видом показывая, что нашла выход из ситуации и не намерена просто так отпускать свою жертву.
Генко зарычала так внезапно и громко, что стоящий рядом с ней Тетсуя дернулся от неожиданности. Но Генко сейчас смотрела исключительно на нэкомату, и взгляд ее сулил лишь боль и страдания.
Мононоке тем временем окончательно поднялся на ноги и опять заревел. Не ясно, как скелет вообще способен издавать звук, но рев тем не менее был оглушительным. Он буквально лишал сил и возможности двигаться.
Звонкий голос Аямэ перекрыл на мгновение крик мононоке:
– Сикигами – змея, волк, медведь!
Три животных, каждый из которых был не меньше нэкоматы, возникли из ниоткуда и нацелились на нукэкуби, но без приказа не двигались. Нукэкуби прекратили смеяться, их тела напряглись, как перед прыжком, а в руках появились короткие клинки, что прежде скрывались в поясных ножнах. До тех пор пока нукэкуби оставались в человеческом обличье, они и вели себя как люди, а потому и сражаться могли только так.
– Тетсуя-кун, не волнуйся. Ты сможешь с ними разобраться. – Сора ободряюще хлопнул Тетсую по плечу и поднял меч, готовый броситься в сражение.
На мгновение, весьма короткое и тихое, показалось, что ничего не произойдет. Что невесть откуда взявшиеся демоны растворятся в воздухе или же их смоет дождь, но блаженный миг затишья прошел, и все ринулись в бой одновременно.
Генко сорвалась с места так быстро, что стала напоминать размытое синее, в цвет ее кимоно, пятно. Она набросилась на нэкомату, позволяя накопленной годами ярости наконец вырваться на свободу.
Удлинившиеся когти располосовали морду кошки – нэкомата зашипела и коротко взвизгнула. Ей ободрали ухо и вцепились в загривок, но нэкомата проворно скинула с себя Генко и, взмахнув лапой, отбросила от себя. Генко извернулась в воздухе, мягко приземлилась на ноги и сразу направила на кошку кицунэ-би. Запахло паленой шерстью, но это не только не остановило нэкомату, но еще больше раззадорило. Она вдруг словно стала больше и проворнее. Выгнув спину, высоко подпрыгнула и приземлилась точно перед Генко, преграждая той путь.
Гигантская лапа обрушилась на спину Генко, вдавив ту в землю, а один из острых когтей пронзил бок. Генко закричала, но не призвала ни одну из своих лисиц. Довольно. Ее подопечные и так уже достаточно пострадали.
Генко с трудом встала на колени. Прилагая неимоверные усилия, она сбросила с себя лапу. Коготь разрывал кожу и углублял рану, когда покидал ее тело.
В испорченном кимоно, залитая кровью и с жаждой мести на лице, Генко вновь набросилась на нэкомату.
Мононоке оказался неповоротливым и вместе с тем невероятно свирепым. Ему достаточно было просто взмахнуть рукой, чтобы демоническая ки поразила все живое и заставила его погибать. Деревья буквально гнили изнутри, трава жухла, насекомые, что пережидали дождь на листве кустарников, сухими оболочками осыпались на землю.
Этого демона издавна считали белой смертью, худшим кошмаром и наиболее опасным ёкаем, против которого отправляли не менее пяти каннуси или оммёдзи. Сейчас же с мононоке сражался только Йосинори, и не обладай он такими запасами духовной силы и способностями к магии, то и сам бы рухнул из-за мощи ёкая.
Впервые опасность казалась ему благословением. С момента смерти матери ярость в душе теплилась и росла, чтобы выплеснуться сейчас. Все эти демоны наверняка были на стороне тех, кто отнял жизнь Кудзунохи, и Йосинори не мог не думать о том, что он хотя бы частично отомстит за смерть матери. Не ее убийцам, пока нет, но их соратникам.
Ему пришлось призвать еще трех сикигами. Кидзина, огромное человекоподобное существо, предводителя двенадцати генералов, орудовавшего топором. Сэйрю, лазурного дракона, заставившего разрастись деревья с невиданной скоростью и ими оплести конечности мононоке. И Тоду, огненного змея, который в моменты замедления мононоке пытался его сжечь. Бьякко же носился по земле, путаясь в ногах ёкая, выламывал кости, что мгновенно возвращались на место.
Генбу же изо всех сил пытался защищать остальных людей, наваливаясь своим немалым весом на нукэкуби, но те отказывались умирать.
Дождь никак не помогал. Тяжелые капли и намокшие волосы застилали глаза, на сырой земле Тетсуя уже несколько раз едва не оступился и при этом пытался бороться сразу с двумя нукэкуби, каждый из которых размахивал кинжалом хаотично, так что никак не выходило просчитать их действия. Стоило ему только приблизиться к пониманию того, как именно движется один из противников, как второй нападал сбоку и разрушал концентрацию. Тетсуя мог только крепче стиснуть зубы и отражать атаки, все еще не готовый убить противников. Пусть они и были демонами, но выглядели как люди, и это останавливало Тетсую.
– Или ты, или тебя, – вдруг раздался буквально над ухом голос Аямэ.
Она ворвалась в его поединок быстро и проворно, лавируя между противниками и подрезая их коленные сухожилия. Нукэкуби упали, поскольку не могли больше стоять на ногах, и Аямэ с удивительным равнодушием лишила их жизни одним выверенным движением клинка по горлу.
– Запомни одно простое правило: хочешь жить – готовься убивать, – произнесла она в момент возникшей минутной передышки, после которой вновь ринулась сражаться.
Сикигами Аямэ методично нападали на четырех демонов, сваливая их на землю и уничтожая с куда меньшим изяществом и с куда большей жестокостью. Три призванных духа не наносили своей хозяйке существенный урон, но бледность выдавала напряжение, о котором Аямэ знала и из-за которого злилась. Она могла призвать восемь сикигами одновременно, но не смогла бы их всех контролировать, не говоря уже о том, чтобы усилить. Потому и пришлось ограничиться тремя, но сделать их сильнее.
В очередной раз она злилась на себя за то, что недостаточно сильна.
Только Сора был относительно в норме. Он легко вступал в схватку с нукэкуби, без тревог и сожалений лишал их жизней и старался не путаться под ногами у сикигами. Если же он оказывался рядом с мононоке, то обязательно пытался прорубить тому кость ноги, но скорость заживления ран у мононоке была слишком высокой.
Йосинори стиснул зубы крепче, из-за чего те скрипнули, а челюсть отдала болью, и призвал еще сикигами. Это было рискованно. Они все – и люди, и духи, и демоны – кружили в своей битве на весьма ограниченном пространстве, не имея возможности развернуться во всю мощь, а еще несколько духов лишь добавят проблем, но человеческими силами с мононоке они не справятся.
И наверняка все же уничтожат дом Генко, который до сих пор чудом не пострадал.
Впрочем, чудо объяснялось весьма просто: дзасики-вараси, обжигая руки, развешивала по всему периметру дома офуда и омамори, кодама натягивали симэнаву, а убумэ разжигала благовония, отпугивающие всех, кто имел дурные намерения. Дождь им мешал, но духи отказывались сдаваться, когда их госпожа рисковала собственной жизнью ради них.
Судзаку, огненная птица, Кондзин, золотой змей, и Тэнку, воин, повелевающий туманами и пылевыми бурями, набросились на мононоке с остервенением и свирепостью, которую Йосинори никогда не вкладывал в своих духов. Их гнев был чем-то новым, и он сначала не мог понять, откуда он взялся, пока осознание – простое и понятное – не пришло к нему.
Сикигами отражали его собственную ярость, питались ею. Злость на мать, которая оставила поручение и ни одного вразумительного ответа. Злость на себя, что он не смог защитить ее. Злость на мир, который поступал так несправедливо с ним, с матушкой, с Генко, которая не могла покинуть эту местность, с жителями Сиракавы, которым внушили ненависть, со всеми, кто пострадал на войне за власть, но сам не имел к ней никакого отношения.
Осознание мягко улеглось в разуме Йосинори и словно подарило ему второе дыхание. Сикигами атаковали мононоке разом, синхронно, из-за чего тот покачнулся и тяжело рухнул на спину. Тьма в его глазницах словно ожила и теперь кружилась водоворотами, а тлеющие угли зрачков, казалось, обрели сознание и хотели уничтожить оммёдзи.
