Когда не горят костры - Джезебел Морган
Холли тактично отвела глаза и обмотала ладонь шарфом.
Спустя пару минут Дик отдышался и утёр рукавом лицо.
– Ты была права. – Он улыбнулся как ни в чём не бывало, но Холли видела, как тяжело это ему даётся, – чары фейри тоже боятся крови! Не самый приятный способ их разрушать, но что есть то есть!
И, немного помолчав, очень серьёзно добавил:
– Спасибо.
5Логово Фреда они нашли спустя пару часов, окончательно сбив ноги о камни в подземном лабиринте. Маленькая пещерка, образованная толстыми корнями огромного дерева, могла бы показаться уютной, если б не сладковатый запах гнили вокруг. На земле лежало тряпьё, явно служившее лежанкой, в изголовье стояли небольшой сундучок и плетёная корзина, уже потемневшая от времени.
Стоило коснуться корней, и по ним растёкся зеленоватый свет, словно древесный сок. Холли грустно погладила самое толстое корневище, стараясь не думать, что её брату все пятнадцать лет пришлось коротать здесь, в сырости и темноте.
Такой участи она не хотела – ни себе, ни Дику. И если брата она уже спасти не может, то попытается вытащить хотя бы своего невольного спутника.
– Он так и жил здесь? – Дик огляделся и передёрнулся. Он себе такой судьбы тоже не хотел. – Как зверь.
Холли опустилась на лежанку и, стараясь перебороть отвращение, ощупала жёсткую от грязи ткань, перетряхнула тряпьё, и из складок ей на колени выпал маленький зеленоватый ключ. Против воли она грустно улыбнулась – даже попав к фейри, Фред так и не научился прятать свои тайники. Холли и в детстве легко их разоряла, находя мелкие монетки или леденцы под матрасом.
А может, он специально подкладывал их, зная, что неугомонная сестра туда влезет? Игра, в которую она всё время играла вслепую, а брат – с открытыми глазами.
Холли осторожно подняла ключ и сжала его в кулаке, невидящим взглядом уставившись в землю.
Он знал. Знал, что рано или поздно они доберутся и до неё, знал, что приведут сюда, и подготовил тайник. И подготовил тайник так, чтоб она обязательно нашла, вспомнив детство, потому что его самого рядом уже не будет.
Из задумчивости её вывел болезненный тычок под рёбра. Холли айкнула и возмущённо обернулась к Дику. Тот с кривой улыбкой только руками развёл:
– Ты едва на ходу не заснула. Откуда мне знать, вдруг это тоже чары?
– В следующий раз лучше сначала позови, – проворчала Холли, потирая больное место.
– Лучше, чтоб следующий раз вообще не настал.
Он мрачно кивнул ей на сундучок, и сам отошёл чуть в сторону.
Небольшой, похожий на окованную зеленоватой медью шкатулку, сундучок оказался неожиданно тяжёлым. Держать его в руках было неприятно. Холли словно наяву видела, как она отпирает его, откидывает крышку и внутри на алой обивке находит голову. Вот только воображение никак не могло определиться чью: свою или Фреда.
Пальцы сделались одеревенелыми и непослушными, ей едва удалось провернуть ключ до глухого щелчка. Когда она коснулась крышки, руки дрожали. От страха снова начало подташнивать.
Нет, так она здесь навсегда останется!
Зажмурившись, Холли резко откинула крышку и, задержав дыхание, заглянула внутрь.
Сначала, в зеленоватой тьме, она не поняла, что видит: россыпь чего-то мелкого и неровного на дне. «Мусор какой-то», – мелькнула разочарованная мысль, и Холли едва не застонала от разочарования. Захотелось запустить сундучком в стену: всё ведь сложилось один к одному! Или тайник Фреда всё же в другом месте? Но где?
Едва сдерживая раздражение, Холли поворошила мелкий мусор и едва не вскрикнула, когда укололась.
Это стекло. Неровные осколки, на которые разлетелся бабушкин шар, которые маленькая Холли ещё долго баюкала в ладонях, горюя не столько о памяти о бабушке, сколько о любимой новогодней игрушке.
Фред раздобыл их – всеми правдами и неправдами, сохранил в этой пещере, и ради чего? Он сказал: он собрал подсказки. Все, что нашёл.
Рука против воли взмыла в привычном жесте поправить серёжку, Холли даже ощутила фантомный укол в пальцах, но подвесок так и не коснулась. Стеклянных подвесок из самых крупных осколков ёлочного шара.
Уж не этих ли деталей не хватало Фреду?
Снова заполошно заколотилось сердце: а если б ты не забрала их, а если б они сразу все были у брата, смог бы он вернуться?
Отгородившись от всех чувств, Холли медленно сняла серёжки, отцепила от подвесок швензы. Под подозрительным взглядом Дика опустила осколки в шкатулку. В полумраке, на тёмном дереве они казались кусочками льда.
– А теперь сложи из этого слово «вечность», Кай, – пробормотала Холли себе под нос.
Не ждал же Фред, что она сможет восстановить шар таким, как он был прежде? Тут только чары и могли бы справиться!
Холли сделала несколько медленных глубоких вздохов, как учил её психотерапевт в Америке, отгоняя панику. Терять нечего. Спешить… есть куда, но эти осколки – единственная нить Ариадны в подземных лабиринтах тилвит тег, и, если Холли не разгадает их загадку, надежды уже не останется.
Она разровняла землю у ног и аккуратно высыпала на неё осколки, чтоб они не разлетелись в темноту.
– Что ты делаешь? – Напряжения в голосе Дика было больше, чем любопытства.
– Пытаюсь понять, какую подсказку имел в виду мой брат.
– Тогда удачи. – Он скрестил руки на груди и криво ухмыльнулся.
Холли бездумно передвигала осколки, искала стыки, хоть и понимала, как это глупо – осколки шара не собрать на плоскости. Единственное, что она могла сделать – сопоставить части, которые, возможно, когда-то были рядом.
Собрать слово «вечность» было бы проще.
Блики и тени скользили по матовому стеклу, и поначалу Холли казалось, что это размытое отражение её пальцев, но нет, осколки отражали что-то – кого-то – кого здесь не было. Холли прищурилась, склонилась ниже, вглядываясь в размытые очертания людей, в жесты и лица. Одно из них, повторяющееся чаще всех, всколыхнуло память и заставило склониться ещё ниже.
– Бабушка?..
Едва Холли выдохнула слово, как окружающий мир разлетелся на осколки – белые матовые осколки, и в каждом теперь мелькало одно и то же лицо.
Бабушка вешает шар на ёлку, мягкие кудри, мягкие руки, мягкая улыбка. У её ног – Холли, совсем ещё малютка (до чего странно смотреть на себя сквозь время!). Бабушка гладит её непослушные волосы и говорит: «Запоминай, радость моя, каждый год должен висеть в доме этот шар, и пока будет так, не придут к нам никакие беды, никакие незваные гости».
«Но, бабушка, – морщит носик маленькая Холли, – шар висит, а незваные гости приходят к Фреду! И они щипаются!»
«Ну что ты, милая. Если их знают в доме, то это гости званые. Пусть и не всеми».
Странная угловатая женщина смотрит на бабушку так пристально, словно разглядывает невиданное насекомое.
«Хорошо, – говорит она наконец. – Я помогу тебе и тем самым верну долг. Ты забудешь обо мне – и лицо, и истинное имя».
«Идет. – Бабушка нервничает, комкает в пальцах край старого шарфа (Холли его помнит, бабушка до самой смерти куталась в него, хоть он и истончился от времени). – Сделай, как я прошу, и я забуду о тебе».
Улыбка женщины сулит недоброе. В её ладонях снег, и он не тает. Женщина разравнивает его, щедро сыплет сверху мелкое и белое – соль. Роняет к снегу сморщенные красные ягоды рябины и безжалостно давит их. Почему-то смотреть на это жутко до тошноты. Снег краснеет, словно в него щедро плеснули кровью.
Но придёт и её черёд.
Женщина надрезает ладонь бабушки, и та даже не вздрагивает от боли. Сухие длинные пальцы, похожие на паучьи лапки, сдавливают ладонь, и кровь капает в смесь соли, снега и рябины.
И она белеет.
И только когда последнее красное пятнышко растворяется в матовой белизне, женщина отпускает бабушку. Делает снежок, нежно оглаживает его ладонями, и он блестит, словно не из снега, а из полированного льда.
Или стекла.
«Я заперла твой долг за солью и рябиной, и пока он заперт, никто не отыщет тебя, чтоб его стребовать».
Стоит шару лечь в бабушкины ладони, как взгляд её на мгновение становится стеклянным и пустым. Она смаргивает, смотрит удивлённо на странную женщину, улыбается неловко:
«Прошу прощения, мы знакомы? Что-то совсем запамятовала».
Странная женщина улыбается и молчит. Лгать она не может.
Бабушка стоит у входной двери, кулаки сжаты так, что костяшки побелели. За её спиной мерцают гирлянды в гостиной, носится Фред – ему лет пять, не больше. С улицы доносится хохот и нестройная песня, визитёры уже пьяны. Бабушка отвечает им – и Холли узнаёт ровные строчки песни вассейлинга. Голос бабушки спокоен и силён, и если б Холли пришлось состязаться
