Очень живучая тварь - Ам Аль Гамма
Ревущее марево зеленого пламени разорвало полумрак помещения. Голова Анубиса утонула в потоке, огонь плавит колонны, превращает в кисель тысячелетний камень. В потолке растет огромная дыра.
Ф—ФУХ
Повелитель втянул волчьей мордой воздух, выпил огненный поток, вдохнув огромной грудью. Невредимая, хищно скалящаяся морда Анубиса выпустила облачко дыма легионеру в лицо – всё, что осталось от поглощенного пламени. Владыка мертвых рыкнул, до хруста сжимая Алиголестуса за горло:
– ОТКРЫВАЙ ПОРТАЛ!
За спиной трепыхающегося разверзлось бирюзовое марево воронки. Базолг ощутила направленный взгляд десятка существ, что смотрят из глубины портала. С мерзким треском когтистая лапа Анубиса сломала легионеру шею. Дергающееся тело обмякло, нефритовое пламя вокруг фигуры исчезло, глаза потухли. Сорвав с убитого подвеску, владыка мертвых небрежно кинул труп в портал. Безжизненное тело с громким лязгом рухнуло по ту сторону воронки, Анубис замер у кромки бирюзового перехода:
– Подумай ещё раз, малыш, – обратился хозяин пирамид к кому-то по ту сторону перехода.
Тихий щелчок когтистых пальцев и воронка осыпалась песком. Анубис зашагал обратно к трону, по пути небрежно кинул жетон убитого своему гвардейцу. В тот же миг Вагабонг вытащил из-под доспеха подвеску, зашептал. Толстый жгут ярчайшего, зеленого марева потянулся в амулет второго гвардейца. Базолг облизнула губы. Сила бывшего легионера сейчас наполняет Вагабонга. Такая желанная и манящая. Она пьянит разум, сводит с ума. Базолг невольно подалась вперед, стараясь вдохнуть разливающиеся в зале миазмы божественного естества.
«Уровень или таланты?» – первый гвардеец сомкнула взгляд на Вагабонге. – «Таланты»
Второй гвардеец Анубиса, 877—го уровня Вагабонг Трехглазый мелко задрожал, захрипел, задергался. Жуткий глаз на его лбу налился ярким светом, набух, выползая наружу, покрылся паутиной трещин и внезапно рассыпался осколками. В следующий миг на лбу Вагабонга прорезалась вертикальная полоса. Кожа расступилась в стороны, освобождая место новому оку. Больше предыдущего, алый глаз, теперь уже с двумя белыми зрачками, сонно глянул на Анубиса.
– Благодарю, Повелитель! – низко поклонился гвардеец, перестал дрожать и светиться.
Бог песков, понуро рассматривая искореженные Алиголестусом колонны, отрешенно махнул рукой. Вагабонг с тихим хлопком исчез, появился на потолке. Развалившись вверх тормашками на своей дурацкой скамейке, прикрыл глаза, стал медленно трансформироваться в свой естественный вид. Шэдокс к этому времени уже покинул помещение. Третий гвардеец, если в нем не было необходимости, предпочитал сидеть у себя в комнате, играя с кем-нибудь в шахматы. Анубис, в качестве исключения, разрешил ему транслировать в свою комнату мысли оппонента.
– Базолг, – позвал хозяин пирамид.
– Да, Повелитель! – первый гвардеец преклонила колено.
– И каменщика мне найди, – расстроено вздохнул бог загробного мира.
– Слушаюсь!
Глава 21
Разгоняя марево тумана, опаляя жаром, очередной гудящий метеор пролетел над головой
– Брестус всё не угомонится, – тихо прошептал синекожий, аккуратно ступая рядом.
Мы удаляемся от города, уходим всё дальше в туман. Старые знакомые – призрачные лица неизвестных – уже выныривают из окружившей нас молочной дымки. В беззвучном крике, с широко открытыми ртами, призраки летят навстречу. Стоило шагнуть в это кисельное марево, как я вновь ощутил такой знакомый, сладкий аромат. Где-то должен быть источник всему этому. И как подсказывает интуиция, Мрак намекал на что-то подобное.
В-ВУХ!
Над головой пролетел огненный снаряд.
– Чем ты ему так насолил? – тихо спросил Крюк, разбивая ладонью призрачное лицо старика.
– Если не считать вашего побега? – посмотрел я на синекожего.
Про сестру однокрылого лучше умолчать. Я все ещё надеюсь, что это просто мое воображение разыгралось.
– Куда мы идем? Костяшка, у тебя есть план? – видимо тарахтелка единственная, кого не смущает происходящее. – Какой план-то, ну? Ну, скажи!
План у меня есть. Заключается он в том, что я открою свой медальон. Единственное, что приходит в голову – прокачать нужное мне умение. Правда, в свете последних событий гложут меня определенные сомнения. Подозреваю, таланты вместе со мной претерпели изменения. Страшно подумать, чего там после жуткой трансформации накрутила система в моем профиле. Если я правильно помню, теперь я даже не поедатель. Я непонятное «вс-с…» которому приказано в срочном порядке самоустраниться из этого мира.
– Есть у меня план, – пробормотал я, выныривая из размышлений. – Нужно активировать мой амулет.
– Татуировку чтоли? – переспросил синекожий, развеивая очередное призрачное лицо.
Жаль, что Малефик не оставил каких-нибудь инструкций на этот счет. Долбанный дедок! Запишу его имя в блокнот. Надо будет при первой же встрече задать пару вопросов этому мутному типу.
– Как работал старый жетон? – подала голос лопоухая, больно дернула за тентаклю.
Вот, нарочно она что ли?
– Я соединял половинки и амулет оживал, проецировал голограмму.
– Как это «соединял»? – не понял Крюк.
– Да вот так, – пожал я плечами. – Там, в колодце, я нарисовал тебе подвеску целой. Почему—то мне показалось это правильным в тот момент. Тупанул я, в общем. Но по факту, мой амулет – это разломанный на две половинки жетон. Я их соединял и медальон начинал работать.
– Странный ты, Костяшка, – тихо прошептала мелюзга.
– Тогда, сломай и этот, – предложила мне лопоухая.
Нормально! Как можно сломать татуировку на своей груди?
– И как это? – я скептически посмотрел на грудастую.
Брюнетка закатила глаза, обошла нашу троицу по кругу, замерла напротив. Попыталась ухватить красную ленту, что сжимает тесак главного гопника. Тентакля, не будь дурой, резко отпрянула. Десяток секунд краснокожая и язык соревновались в ловкости. Одна пыталась схватить тесак, второй извивался как мог, не желая расставаться со своим сокровищем. А я… А я стоял и мысленно злорадствовал. Скачущая за языком брюнетка – бальзам на мою душу.
– Капец ты криворукая! – не осталась в стороне паукообразная.
Но как-то помочь грудастой эта мелюзга даже не попыталась. Не удивлюсь, если она втайне болеет за ловкую конечность.
– Ты мне не поможешь?! – гневно рыкнула краснокожая в мою сторону.
Крюк, не выдержав представления, молча подошел и отобрал у прыткой конечности тесак.
– Держи, – вручил он лопоухой нож.
Я сообразить не успел, как широким росчерком мне вспороли грудь. Алая полоса, проступая капельками крови, рассекла медальон на две равные части. Не так уж и больно, к слову. В ту же секунду изображение языков ожило. Сплетаясь между собой, татуировка натянула кожу, не позволяя надрезу разъединить шрамированный круг. Знакомая красная голограмма заструилась из моей груди.
– У—у—у, – протянула мелюзга, рассматривая проекцию.
Крюк и лопоухая, забыв о летающих вокруг призрачных лицах, подошли, замерли по разные стороны уменьшенной голограммы однорукого мужика.
– Чего «у—у»? – повернулся я к малолетке.
– Того! – мелюзга аккуратно ткнула пальчиком в живую картинку. – Капе—е—ц!
Я начинаю нервничать. Ещё и эти двое. Стоят возле голограммы, молча тычут пальцами то в одно, то в другое:
– Крюк? Что не так?
– Я
