Пленница льда - Колесникова Валентина Савельевна

– Почему именно это воспоминание? – Ролан крепко сжимал мою руку, а я с трудом сдерживала слезы, видя свои мир таким добрым и нежным.

– Я шла из института и увидела, как ярко блестят глаза вон у той пары… Ты только посмотри! – Я указала рукой на пожилых людей, которые улыбались и медленно, неритмично танцевали, крепко обнимая друг друга. – Я так захотела оказаться на их месте. Чтобы в старости точно так же танцевать по музыку, в обнимку, вспоминая прошлое. В тот день я рассталась со своим мужчиной. Он не понимал, насколько медицина важна для меня, постоянно злился из-за того, что я не уделяла ему внимания, а я из кожи вон лезла, работая еще и в стационаре санитаркой, чтобы оплатить себе учебники. Мама могла их купить, но я не просила… Она и так делала для меня все что могла.

– Те книги были очень дорогие?

– Безумно дорогие. – Я с ужасом вспоминала тот день, когда перевела необходимую сумму. Никогда не думала, что буду тратить на книги так много!

– Фонари горят, но это не огонь и не пульсары, и что это за нити в небе? Не понимаю. А здания! Да они огромные и так много людей! И что это за дома на колесах? Земля странная. Все другое. Совершенно другое!

Воспоминания снова изменились. На этот раз Ролан увидел меня с мамой – мы сидели на кухне, пили чай. Мама ласково убирала волосы с моего лба, а я все время провалилась в полудрему, сильно устав после учебы. Я прилегла на учебник, готовая вот-вот заснуть окончательно.

– Твои воспоминания такие четкие, – удивлялся Ролан, – я еще никогда не видел подобного. Обычно детали расплывчаты, но ты передаешь все так, словно я нахожусь в реальном мире. Удивительно, что ты на это способна. Правда, не вижу лиц. Лишь их очертания.

Ролан с ужасом смотрел на электрический чайник, а уж когда увидел робот-пылесос, пришел в бурный восторг. Он разглядывал посуду, внимательно вглядывался в лицо моей мамы, изучал мою комнату, видел, как я от волнения теряю блузку, собираясь на свидание. Я не могла контролировать то, что показывала, так что колдун увидел и первый поцелуй на мосту, который не вызвал трепета, только вопрос: и это все?

– Не понравилось, – с удивлением заметил Ролан, глядя, как я пытаюсь поскорее уйти домой.

– Вообще не понравилось, – честно созналась я. – Слюни какие-то! Язык противный… Все так воспевали первый поцелуй, что я навоображала себе нечто волшебное, а на деле ничего интересного.

– Тебе здесь лет шестнадцать на вид…

– Девятнадцать, – поправила я.

– Подожди! – Мне кажется или моя биография впечатляет Ролана намного больше, чем робот-пылесос? – Ты что, только в девятнадцать лет в первый раз поцеловалась? Серьезно?

– Это хорошо или плохо?

– Это странно, – ляпнул Ролан, явно не подумав. Ну и что в этом странного?

– Просто обычно у многих лет в шестнадцать уже дети есть… Кто не привязан к академии, конечно. У колдунов и ведьм другой срок жизни. Некоторые живут больше двухсот лет, а кто-то не доживает и до тридцати – из-за работы. Поэтому с созданием семьи почти у всех проблемы… А это что такое?

– Это смартфон. По нему можно связаться с кем угодно, где бы он ни находился. Не нужно отправлять никаких сигналов в небо, вызывать Ковен и слать письма: можно просто нажать на кнопку, и нужный тебе человек уже на связи.

– Потрясающе, – мага даже передернуло. Он смотрел огромными глазами, не мог поверить в увиденное, а затем тихо произнес: – Ты и правда не из нашего мира… Но как такое возможно? Порталы между мирами? Для нас это что-то вроде легенды, сказки. Над этим уже много веков бьются лучшие умы академии! Сэра, ты не думаешь, что кто-то с твоей стороны отправил тебя к нам? Я знаю, ты скажешь, что в твоем мире нет магии, но это неправда. Магия есть везде, просто у вас она иной полярности. Попади я в ваш мир – скорее всего, не смог бы колдовать. Моя сила была бы полностью запечатана без единого шанса на пробуждение. Я думаю, почти любой человек отсюда мог бы стать очень сильным магом у нас, в нашем мире, потому что извлечь даже крупицу магии на этой земле колоссально сложно.

Наступило молчание. Я только и смогла, что пожать плечами, не представляя, что вариант Ролана возможен. Да кто будет меня куда-то отправлять? Меня? Да я же просто Маша. Обычная девушка, утонувшая в работе и жаждущая отдыха.

Внезапно все изменилось. Ладонь резко кольнуло, и перед глазами я увидела далеко не Санкт-Петербург.

Лицо Ролана мгновенно осунулось: он понял, что настал его черед.

Мальчик. Мальчик стоял по колено в грязи, с щенком на руках. Он плакал горькими слезами, что-то шептал над маленьким тельцем и с невероятной злостью смотрел на мужчину, сжимающего в руках топор.

Я не слышала голосов. Все звуки были приглушенными, да и картинка мира немного смазанной. Это то, о чем говорил Ролан? Да. Насколько четкими окажутся воспоминания?

Мальчик продолжал прижимать к себе щенка, он кричал на мужчину, который спокойно подошел к нему, навис над ним скалой и на глазах у молодой женщины вырвал животное из слабых рук мальчика и…

Свернул ему шею.

– Твой пес – труп. Ты не уследил за ним, это твоя вина, – мужчина указал на обвисшие лапки, – ты можешь либо освободить его, либо продлить агонию. Ты слабак, Ролан.

– Здесь мне пять лет, – голос Ролана изменился, даже его лицо стало незнакомым. Он не хотел это видеть, не хотел показывать, но почему-то изображение всплывало снова и снова.

Серое тяжелое небо изливало из себя потоки дождя. Ноги уже подросшего ребенка опять утопали в грязи. Он смотрел на мир исподлобья, со злостью и ненавистью, молча выполнял приказы отца, но все еще с надеждой смотрел на мать, сидящую в углу небольшой комнаты с младенцем на руках.

– Мама, – от звучания голоса женщина дрогнула, – можно мне воды?

– Можно, – сухо отозвалась она, на сына даже не глянула, – глаза спрячь. Держи себя в руках, Ролан.

Мальчик медленно побрел в дальнюю комнату, умылся грязной водой, довольно долго отмывал землю с ног и из-под ногтей, а затем, обняв отсыревшую подушку руками, тихо заплакал.

Его яркие желтые глаза были полны боли и отчаяния.

– Нам пора его выбросить, на кой леший он тебе сдался? – Благодаря волчьему слуху Ролан слышал даже самый тихий шепот. – Он не человек, а отродье! Как ты вообще могла родить такого на свет?

– Вот сам его и выбрасывай, – полушепотом огрызнулась женщина, стараясь делать голос тише. – Он нам весь огород вспахал, работает за троих! Хочешь – гони, но я запрягать себя не стану.

Он не хотел это слышать, но не мог избавиться от волчьего дара…

– Мать заблудилась в лесу, – тихо проговорил Ролан, перестав с силой сжимать мою руку, – встретила на своем пути наемника… Думаю, что было дальше, и так понятно. В итоге родился я… В деревне, где ненавидят нечисть, презирают полукровок и всех нелюдей считают отродьем.

– Ты сбежал? – догадалась я, но в итоге ошиблась.

– Не смог. – Картинка перед глазами изменилась, и я увидела, как уже юный, повзрослевший Ролан стоит возле Мирграда, смотрит на всех исподлобья, втягивает голову в плечи и боится сделать шаг. – Не смог. Потому что в глубине души все еще надеялся, что нужен ей. Я смотрел на мать и думал лишь об ее грубых ладонях, о том, какие они теплые… Я хотел обнять ее, прижаться к ней, сколько себя помню, но она видела во мне лишь копию того чудовища, что издевалось над ней в лесу. Я видел, что она из-за этого страдает. Да и мой отец, не настоящий отец, тоже страдал. Несмотря на грубость и жестокость, он меня воспитывал, многому обучил и не отвернулся, когда увидел в моих руках огонь. В ту ночь он смеялся. Это была истерика. А я не мог избавиться от пламени, что разгоралось в моих руках снова и снова.

Теперь в огромной комнате стояло множество парт. Абитуриенты ничего не писали, ничего не рассказывали – они показывали. Кто-то с легкостью разжигал огонь, кто-то поднимал предметы в воздух, кто-то наизусть зачитывал заклинания.

Комната могла взорваться, могла наполниться туманом, а затем все исчезало.