Нежный взгляд волчицы. Мир без теней - Александр Александрович Бушков
Интагар вскочил, словно пружиной подброшенный:
- Прикажете... обоих?
- Ну, разумеется, - сказал Сварог. - Оба уже должны быть во дворце. Только сначала для пущей надежности объявите "Гром и молнию". Отправьте в дома обоих воинские команды и сыщиков. Как обычно в таких случаях, тщательный обыск. В таких дедах обходятся без писаных бумаг, но вдруг да отыщется что-то интересное... Идите.
Интагар покинул столовую почти бегом, все же притворив за собой дверь аккуратно и бесшумно, Фолькош снова завел свое:
- Ваше величество, умоляю, детей не трогайте...
- Помолчи, — сказал Сварог сквозь зубы. - Не трону. Когда это я в подобных случаях детей трогал, уж тебе-то следовало бы знать...
Подошел к невысокому стрельчатому окну и, заложив руки за спину, бездумно смотрел вниз - отсюда прекрасно видна была сквозь редкие сосны опушки огромною дворцового парка каменная стена дворца, высокая, с вычурными старинной работы зубцами.
Прошла каких-то пара минут, и показалась редкая цепочка гвардейцев, бегущих трусцой вдоль стены. Она была очень длинной, появлялись все новые гвардейцы, а движение не прекращалось. Меж зубцами, отстоящими друг ог друга уардов на двадцать, появились стражники с мушкетами наизготовку. "Гром и молния", веденная еще предшественниками Сварога и ввиду совершенства оставленная без малейших изменений. Работала как исправный, хорошо смазанный механизм. Не было ни колокольного набата, ни рева, вообще не было шума, суеты, переполоха. Начальник дворцовой стражи, глава отвечавшего за дворец отдела тайной полиции и командир дворцовых гвардейцев, получив приказ Сварога или немногих уполномоченных на то людей, действовали хладнокровно и деловито. У всех ворот и калиток дворца встали дополнительные караулы. Внутрь пускали всех, а вот из дворца не выпускали никого. В считанные минуты дворец превратился в огромную мьшеловку...
Если веральфы здесь, у них нет ни малейшего шанса ускользнуть... Вот только как быть дальше? Есть сильное подозрение, что и они, оказавшись в гланской пыточной, обернутся волками, которых останется только пристрелить... или нет? Что, если этот рефлекс присущ только заоблачным веральфам, но никак не «земным»? Славно, если предположение верное, это означало бы нешуточный шаг вперед...
Он стоял так, глядя вниз (гвардейцы уже распределились вдоль стены редкой цепочкой), когда едва слышный шум распахнувшейся двери возвестил о возвращении Интагара. Нетерпеливо обернулся. Бульдожья физиономия отнюдь не светилась радостью...
- «Гром и молния» прошла до конца, - прилежно доложил Интагар. - А вот с двумя прохвостами обстоит гораздо хуже. Оба с утра вообще не появлялись во дворце...
- Ну, понятно, - сказал Сварог. - Решили не рисковать. Прекрасно понимают, что этого гуся лапчатого могли схватить - неважно, удалось ли ему меня зарезать или нет, быстренько расспросить ратагайскими методами, патриархальными, но надежными... Пожалуй, «Гром и молнию» можно отменить, ясно, что она ни к чему...
- А с этим обормотом что прикажете делать? - Интагар повел подбородком и сторону понурого камердинера. - В "золотую гостиницу"?
Сварог подумал, прикинул. Хозяйственный Интагар давно уже обустроил на первом этаже уединенного крыла дворца, где располагались его люди, четыре камеры. По сравнению с обычными тюремными стандартами это были сущие царские хоромы: матрацы на лежанках набиты свежей соломой, имеются прикрепленные к полу стол и стул, воду в глинянном кувшине регулярно доливают, вместо обычной параши устроены отгороженные- деревянной перегородкой сортиры, подключенные дворцовой канализации. Сиживали там взаправдашние государственные преступники - те двое покушавшихся, и натуральные заговорщики чьи дела были отнюдь не липовыми. Но большую часть времени камеры пустовали - и Сварог не менее хозяйственно приспособил их к делам насущным. В сугубо воспитательных целях. Своей сатрапской волей, в обход всех и всяческих законов сажал туда провинившихся придворных вертопрахов и гвардейцев - за дуэль, буйство в дорогих кабаках, шалости с молодыми горожанками, повлекшие за собой жалобы родителей, проказы в студенческом стиле вроде перевешивания вывесок, битья и кражи уличных фонарей и тому подобные мелочи.
Сварог бывал безжалостен - трое суток там провела Канилла Дегро, когда в очередной раз для пользы дела безбожно превысила служебные полномочия (никакой пользы для дела на сей раз не получилось, и Сварог припомнил проказнице аналогичные прошлые прегрешения, за которые следовало бы влепить ей гауптвахту, но всякий раз как-то обходилось). Неделю там отсидел Гаржак - за выходившее за рамки своеволие, проявленное на очередном задании (вот там как раз польза для дела проявилась нешуточная, но все равно Сварог решил, что своеволие слишком долго сходило графу с рук). Наконец, классические пятнадцать сугок, о которых здесь прежде и не слыхивали (за мелкие грешки сажали на нечетное, но никогда не равное пятнадцати количество дней), огреб герцог Лемар - когда, несмотря на постоянное и бдительное наблюдение шпиков Интагара, из лучших, все же ухитрился уйти из-под надзора и мастерски провернуть очередную аферу. Загреб кругленькую сумму в золоте, а веских улик не оставил.
Самое занятное - никто из наказанных, по точным данным, не затаил на Сварога злобу. Камилла и Гаржак прекрасно понимали, что получили поделом, с Лемара как с гуся вода - он вышел из камеры, высоко держа голову и сохраняя на лице отрешенно-гордое выражение страдальца, обвиненного облыжно. Все остальные тоже распрекрасно знали: лучше отсидеть не в самых скверных условиях несколько дней, чем угодить под суд или быть выставленными из полка без мундира и с «волчьим билетом», навсегда закрывавшим доступ в гвардию. Эти обормоты даже потаенно организовали Ассамблею Кандальников, куда принимали всех, отсидевших в «золотой гостинице» не менее трех дней (кандалы там никогда не применялись, но так, надо полагать, было красивше). Лемар, даром что отсидел самый большой срок, вступать в подпольную Ассамблею
