Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира (СИ) - Яна Соловьева
— Так странно, — сказала я, — в прошлой жизни с утра до вечера я сидела перед светящимися экранами, а верблюдов видела живьём только в зоопарке. А теперь я ночую под звёздами и ем рогалики с видом на пустыню и живых верблюдов.
— Тебе недостаёт тех экранов? — спросил Иорвет.
— Экранов нет. Недостаёт семьи. Я потеряла её.
— Но ты не умерла для них.
— И это единственное, что держит на плаву. Эта боль только моя, не их, не той меня. Вторая я осталась с семьей. Не так страшно умереть, как страшно то, что станет с теми, кто тебя любит. Мне проще — главное сохранить жизнь той Яны. А здесь я живу, лишь пока не найду путь домой. Смотрю в небо, ем рогалики.
— Пока мы не найдём Филиппу?
Я утвердительно замычала с персиком в зубах, пытаясь не дать соку стечь по рукам.
— А если ты останешься?
— Выбор простой — или я вернусь, и та я будет жить, либо мы умрём обе. Любой вариант не слишком приятный для меня, но что поделать, таковы правила игры. Мне надо радоваться, что вообще выпал шанс пожить ещё одну жизнь.
— Жизнь человека коротка, и когда люди умирают от старости, эльфы только-только вступают в зрелость. А твоя жизнь коротка даже для человека.
Он смотрел на меня, и я постеснялась слизнуть с запястья убежавшую каплю. Швырнула персик далеко в колючие кусты под стеной и затрясла руками.
— И вот зачем ты мне это рассказываешь? Я стараюсь не вспоминать об этом.
— О смерти стоит помнить каждый миг.
Иорвет прислонился спиной к каменному зубцу, подтянул к себе колено и слегка покачивал другой ногой. Потом запрокинул голову и блаженно подставил лицо солнцу.
— Легко думать о смерти, если знаешь, что до неё тебе жить столетия, — проворчала я.
— Не легко. Когда мои братья и сёстры умирают с арбалетной стрелой в горле, мечом в спине или на шибенице, обмазанные нечистотами, я не могу не думать о том, что каждый из них мог бы жить ещё столетия. Умереть на тридцать или сорок лет раньше — такая мелочь. Но умереть на двести лет раньше — несправедливо.
— Зачем же ты тогда воюешь? Зачем ведёшь за собой умирать? Я уверена, что ты сумел бы договориться, чтобы в Ард Доле приняли и тебя, и скоя'таэлей… Полей.
Отстегнув с пояса флягу, он плеснул воды мне на ладони.
— Всех не уведёшь. А отсиживаться в благословенной долине и рисовать натюрморты, пока dh’oine вырезают последних эльфов, предательство.
— Значит, всё-таки продолжительность жизни не главное. Что у людей, что у эльфов главное — зачем жить эту жизнь.
— И это разные зачем, разный смысл. Если ты можешь жить столетия, ты мыслишь столетиями, даже если знаешь, что завтра можешь умереть. Люди же как ночные мотыльки. Они знают, что с первыми лучами солнца упадут бездыханными, и поэтому бьются бессмысленно о лампу всю ночь напролёт, всю свою короткую жизнь, не задумываясь о том, что будет дальше. Жажда жизни… — он презрительно скривился.
— Близкая смерть не делает жизнь людей бессмысленной! Наоборот, она придает ей смысл.
— Я этого не замечал!
— Как и не замечал у эльфов, попивающих вино у себя в Ард Доле!
— Эльфы живут не только в Ард Доле. Но цели на свою жизнь эльф и человек ставят разные, даже если смерть забирает нас раньше времени. Планирование жизни эльфа — сотни лет, человека — десятки, твоё — до момента возвращения в твой мир. И если я сейчас шевельну рукой, и ты вдруг упадешь со стены…
— Твоё самое долгосрочное эльфское планирование тут же полетит к чертям!
— Почему это?
— Вдовствующий эльф, думаю, весьма ценен на местном брачном рынке.
— Ну хорошо, — ухмыльнулся он, — предположим, я убью тебя по возвращении из Зеррикании…
— Ты бы вслух таких вещей не говорил. Многие благоверные мужья внезапно и скоропостижно умирают во сне вместе со своими великими долгосрочными целями.
Иорвет рассмеялся, и лицо его под жарким солнцем казалось юным и летним, и в этот момент весь он был юным и летним, как мальчишка, у которого впереди вся жизнь, то есть вечность.
— Женитьба — это гораздо веселее, чем я думал.
— Да уж, обхохочешься, — мрачно сказала я. — Пойдём, нам надо ещё успеть расспросить Тэю.
ПУСТЫНЯ КОРАТ. Если любишь — отпусти
Волнуясь, я наматывала круги по комнате, где Хранительницы впервые приняли нас, и то поглядывала в окно на Рэю, выгуливающую Ненину во дворе с фонтаном, то исподтишка наблюдала за Иорветом, который дотошно выспрашивал Тэю об отце. Что-то неуловимо общее было в этих картинах, отчего волнение только усиливалось и щемило сердце. Рэя — лучший боец отряда и ветеран нескольких войн, присела перед старушкой, заботливо завязала распустившуюся на сандалии ленту и подобрала выпавший из слабых пальцев цветок. Улыбнулась Ненине, и её непривлекательное, будто выбитое из камня свирепое лицо озарилось нежностью, черты смягчились, и в лучах закатного солнца на фоне подсвеченной золотом листвы она показалась красавицей.
— Если он не был согласен с женой, как настаивал на своём? Что говорил? Молчал? Как он молчал? — доносились вопросы.
Иорвет расспрашивал о мельчайших подробностях взаимодействия супругов, и было удивительным, как глубоко он копал и как чутко понимал нюансы. Как они ссорились, как мирились, как говорили о любви — он хотел знать всё. Нужно было быть необычайно восприимчивым созданием, чтобы хотя бы быть в курсе существования таких тонкостей. Тэя злилась, огрызалась, но он заставлял её вспоминать детали жизни родителей, о которых она, будучи погружённым в себя подростком, а позже занятой молодой женщиной, даже не задумывалась.
— Пора! — сказала я, увидев поданный Рэей знак.
Пока та отвлекала подопечную, Иорвет пересёк двор и скрылся за дверью в покои старой Хранительницы. Мы с Тэей ждали, и, наконец, Ненина, не желавшая уходить со двора, проследовала к себе, а мы заняли привычные места за пологом.
— Я знаю тебя! Я читала обо всех твоих подвигах! — Ненина повисла на моей руке. — Ты Зена — королева воинов, ты заморозила смерть, помогла драконам сжечь людей и освободила Ледяного Левиафана! О Великий Драйк Кин, Они вспомнили обо мне!
Со всеми хитроумными манёврами и затянувшейся прогулкой мы едва не пропустили закат, и Ненина уже начала заговариваться, когда я в своей
