Пленники колдовских чар - Алексей В. Мошков
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток,
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой синеватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще…
– Понял-понял! – воскликнул Иволгин. – Ты права. С револьверами сподручнее.
– А вот и боеприпасы!
Она открыла покрытую лаком расписную шкатулку. Внутри оказались плотно уложенные патроны с блестящими жалами пуль.
– Странные пули, – пробормотал Гарик.
– Серебряные, – отозвалась девушка.
– Где же ты их раздобыла?
– Там же, где и все остальное. Вот еще почему мы не торопимся сдавать боеприпасы. Нам чертовски любопытно узнать, зачем граф Пустышкин держал в своем арсенале серебряные пули?
Художник взял один из патронов и осмотрел. Тупой кончик пули был крестообразно надрезан.
– Похоже, этот ваш граф собирался охотиться на нечистую силу.
– Я тоже так думаю, но в диссертации об этом не напишешь. Иволгин взял один из револьверов – рифленые накладки рукояти приятно прилегали к ладони – пощелкал вхолостую курком, проверяя плавность хода спускового крючка, затем начал набивать барабан патронами. Потом зарядил второй.
– Хорошие игрушки, – пробормотал художник. – Надеюсь, не подведут.
– Они были смазаны и обернуты промасленной бумагой, – сказала кандидат наук Прохорова. – Я расконсервировала и подготовила к стрельбе.
Гарик уставился на нее, как на чудо.
– Гляжу, ты полна сюрпризов! – искренне выдохнул он.
– Ну-у, до твоей пассии мне далеко.
– Ладно, нам пора, – быстро сказал Иволгин. – Надо только решить, в каком месте лучше всего перейти в прошлое… Кстати, ты не знаешь, случайно, где мог находиться клуб цвергов? Я был там только во сне.
– Случайно знаю, – откликнулась напарница. – Скорее всего, это клуб ветроградских ювелиров на Корабельной набережной. – То есть – совсем рядом?
– Да.
– Тем лучше, можно дойти пешком.
– Нам надо переодеться! – напомнила Илона.
– Ах да! – спохватился художник. – Ты подобрала себе платье?
– Подобрала, – последовал ответ. – Выйди, я переоденусь. Сам ты тоже можешь переодеться… в соседней комнате. – Да, только возьму костюмчик и реквизит в багажнике.
Он сходил к машине, взял из багажника все необходимое, вернулся в здание, переоделся. Нахлобучив треуголку, постучал в дверь.
– Входи!
Гарик распахнул створку и остолбенел. Девушка пропала. Перед ним стоял стройный юноша в треуголке, камзоле, кюлотах, чулках и туфлях.
– Чего вылупился! – сердито крикнул «юноша». – Ты думал, я в кринолине буду по чужому времени шастать?
– Тебя просто не узнать.
– Ну и отлично! – сказала кандидат исторических наук Прохорова. – Давай только поменяемся клинками. Для меня этот гренадерский палаш длинноват.
Художник отдал ей свою перевязь со шпагой, а сам взял палаш. Револьверы он сунул в правый карман камзола, а левый набил патронами с серебряными пулями. Илона в образе эдакой кавалерист-девицы, только из XVIII века, последовала его примеру. Гарик протянул ей второе кольцо, отобранное им у одного из соглядатаев Брюса.
– Видишь эти насечки? – спросил он.
– Да, – дрогнувшим голосом ответила напарница, которая в глубине души считала происходящее захватывающей игрой.
– Чиркни ногтем поперек них.
Девушка зажмурилась и провела кончиком коротко отстриженного ногтя по кольцу и… пропала. Иволгин вздохнул и повторил тот же жест со своим кольцом. Как всегда, он мгновенно почувствовал, что переход удался, даже – по запаху. Пахло горячим воском. Трепетал свечной огонек, отбрасывая тень растерянно озирающейся напарницы, которая в полумраке еще больше походила на юношу. Судя по обшарпанным стенам, грубо сколоченной кровати, божнице с крохотной иконкой и копеечной свечке в шандале, стоящем на подоконнике, – кабинет кандидата исторических наук Прохоровой триста лет назад был комнатушкой одного из княжеских лакеев. К счастью, ее обитателя в ней не было. Гарик приоткрыл дверь в узкий коридор. Никого. Поманил напарницу за собой и быстро направился к выходу, надеясь, что дверь, ведущая на улицу, не заперта. Повезло. За дверью оказалось крыльцо, по ступенькам которого можно было спуститься в глухой, запущенный сад, от коего в XXI веке и следа не осталось.
Темные купы деревьев, словно изморозью, были усыпаны серебром бледной ночи. Оглянувшись, дабы убедиться, что Илона следует за ним, художник быстро зашагал к ограде. Тем более что от крыльца вела посыпанная песком дорожка, заканчивающаяся у калитки. Калитку легко было открыть, и вскоре напарники оказались где-то на задворках большого пустовойтовского дома. Пока они пробирались малоприятными задами, старательно обходя кучи мусора, девушка молчала. Видимо, шок, вызванный переходом в эпоху, которая до сих пор существовала для нее лишь в виде разрозненных документов, книг, антикварных предметов и архитектурных ансамблей, а теперь предстала во всей своей полнокровности, оказался слишком силен. Нужно было как-то встряхнуть напарницу, вывести ее из ступора, но, как назло, ничего путного в голову не приходило. Сам-то он за всю эту сумасшедшую неделю уже привык к скачкам во времени. Да и поначалу не относился к ним настолько серьезно.
– Эй, подруга! – сказал Иволгин и потряс ее за плечо. – Если ты не придешь в себя, толку от тебя не будет.
– Ох, прости! – выдохнула кандидат исторических наук. – Я до конца не верила, что это все правда.
– Я догадался.
– Но ведь и в самом деле невероятно, чтобы какая-то полоска металла могла перенести человека через три сотни лет! – Лучше всего не думать об этом. Прими в качестве гипотезы, что колдовство способно изменить законы природы.
– Ничего себе – гипотеза! – усмехнулась напарница. – За такие гипотезы упекут в психушку.
– А ты держи ее при себе и смотри во все глаза, впитывай.
– А что тут впитывать? Вонь помойки?
У художника отлегло от сердца. Похоже, Илона оправилась от шока и привычное ироническое отношение к жизни вернулось к ней.
– Потерпи, скоро выберемся на набережную.
Впрочем, набережной этой грязной полоске суши, едва облагороженной деревянными мостками, предстояло стать лет через полутораста, если не больше. Ни каменной мостовой, ни облицованного гранитом берега – волны Малой Извети плескались почти у самых ног путешественников во времени, гулко бились в днища баркасов и челноков, привязанных к сваям. Ни одного уличного фонаря – лишь призрачное сияние бледной ночи озаряло путь. Художник понял, что хорошо помнит это место, хотя видел его только во сне, и доверился наитию, что влекло его мимо спящих обывательских домишек к темному, приземистому дому, в узеньких оконцах которого никогда не было ни проблеска света. Это знали все его гости, что стекались в него вечерами. Они не подходили к вечно запертому парадному, а сразу проникали во внутренний двор и уже через него – в неприметную дверцу, что вела в обширные подвалы, которым сам дом служил лишь прикрытием, ибо истинное его предназначение заключалось в том, чтобы быть клубом цвергов.
– Придется
