Штурмуя Лапуту - Юрий Павлович Валин
На песке поблескивала мелкая чешуя, в воде метались перепуганные рыбки — четыре штуки. Укс жестом уточнил — «а это точно»? Лоуд закатила круглые глазки — «идиотский вопрос, неужели тут кого-то подозревают в тупизне по части ихтиологии и начальной арифметики?»
Укс пожал плечами. Получалось, что озерцо весьма непростое. Интересно тут с ресурсами дело обстоит — возобновляются незамедлительно. Что объясняет возможность обитания чего-то живого и разумного на иных островах-линзах.
— Будем думать, осмысливать, строить теории! — с энтузиазмом объявила Лоуд. — Но пока обратимся к хозяйственным проблемам.
Профессор инвентаризировала уцелевшее имущество, Укс разметывал и кроил оболочку. Взбодренный сожранными пескарями и очередной оплеухой, кочегар помогал в работе и постанывал:
— Какой аппарат был! Мрия! В Европе таких не было, а у нас имелся! И всё, нема, кончился наш гарный «Фьюколка»! А все из-за Светлоледи. Москальки, они всегда…
— Пасть закрой и натягивай ровнее.
Скрипел нож, распарывая легкую плотную ткань. Действительно жаль аппарат. Но такова судьба одиноких дирижаблей — рано или поздно они разбиваются. Собственно, от изначального трофейного аппарата лишь название и пара второстепенных деталей и оставались унаследованными. Возродим заново, это дело принципа. Хотя без Прыжков будет трудновато. Вот оболочка — ткань идеальна, хотя название позабылось — в будущих эпохах довольно сложная техническая терминология. Собственно, само это деление на «прошлое» и «будущее» весьма условно-относительно, когда владеешь Прыжками во времени и пространстве. Но, как намекает Логос, у каждой монеты существуют две стороны и боковая грань-гурт. Вон — Профессор, тысячи Прыжков туда-сюда, одно время просто и жила в Прыжке, дура увлекающаяся. Вот и допрыгалась, сияй теперь лысой башкой, ругайся, жалкие остатки былых богатств из гондолы выковыривая.
Из сгинувших богатств более всего было жаль аккумуляторную дрель и компактный электрогенератор — сейчас бы очень пригодились. Впрочем, ножи и пилка-ножовка уцелели, а руки помнят простую до-Прыжковую жизнь. Справимся.
— Ого! Укс, ты только глянь! — завопила Лоуд. — Это же он!
— Что там еще? — пилот оторвался от работы.
Выше «вот-этого-самого» дрейфовал остров гораздо покрупнее размерами. Нет, не дрейфовал — двигался по течению, подрабатывая двигателем, шел не очень быстро, но уверенно. Подошва «линзы» привлекала особое внимание — там что-то сверкало, холодновато, красиво и неестественно. Что за двигатель странный?
— Он! Лапута! — Лоуд, размахивая монокуляром, выпрыгнула из гондолы. — Сигнальте, чего застыли⁈
Остров прошел в двух воздушно-морских милях выше и правее. Укс опустил флаг-багор с наскоро привязанной рубахой. Не заметили, что логично — под таким углом сверху не очень-то видно. А если бы и заметили? Что им за дело до крошечной линзы и трех козявок? Тут этих дрейфующих островов, как тех крошечных безымянных песчинок. Кому они интересны? Особенно если ваш прогрессивный остров не бессмысленно дрейфует, а целеустремленно идет по своим делам.
Да и смотрят ли они по сторонам? Про Лапуту пилот когда-то читал, но сейчас помнилось смутно. Излагал тот автор, конечно, оригинально, но истинный смысл философского построения от Укса тогда ускользал. Помнится, пришлось отложить книгу, так и не осилив. Это Профессор произведением восторгалась, правда, ей больше фрагменты про еху нравилось. «Как точно, как изумительно документально и ярко отображена суть этих псевдо-разумных существ».
Кочегар вновь рыдал, глядя вслед сверкающему острову:
— Кинули, у, вбивци! А еще Европа, финны, суки! Лапуттяне оленьи, морошканцы погани!
Укс вопросительно глянул на напарницу.
Профессор махнула зеленой лапой:
— Не обращай внимания, он их с лапландцами путает. Совсем чердаком двинулся, к истокам хвоста скатился. Но значит, она существует! Лапута, мечта моя! Я ж у автора уточняла, а Джонатан этак уклончиво отвечал «легенда, философское допущение». Таился декан, ох, таился. Нужно брать! Грузчик, слышишь⁈ Этот остров должен быть наш!
— Что ты гонишь? Он много выше нас прошел, да еще с двигателем. Пусть очень странным двигателем, но все же маневр дает. Как мы такой остров возьмем? И зачем? В практическом плане, как бы не обижая ученых в принципе… конкретно эти мудрецы нам вряд ли помогут, поскольку слегка полоумные.
— Это да, — подтвердила полная энтузиазма Лоуд. — Патентованные сумасшедшие профессора, прям полнехонький остров. Я мечтала воочию глянуть. Но это ладно, это у меня личное. А вот с практической точки зрения у них там полные библиотеки и лаборатории, аж ломящиеся от самых дурацких открытий. А у нас какова текущая ситуация? Квазидурацкая! Там все ответы найдем, точно говорю — там!
В данном случае Логос был на стороне Профессора. Дурацкое дурацким выбивают, способ воздействия многократно проверенный лучшими философскими и научными школами всех времен и народов.
Укс пожал плечами и вернулся к работе. Как бы там ни было, нужно выбираться с вот-этого-самого.
Глава вторая
Пробный эксперимент
Человек работал иглой у края крошечного мира. Без спешки, но быстро укреплял дополнительными швами края ткани, примерял на каркас, и снова укреплял. Изредка поглядывал за грань песчаной линзы. Работа руками не мешала размышлениям — тоже неспешным, весьма трезвым и спокойным. Человек привык ходить по краю. Невысокий, худощавый, хотя и не худой — сухие плети мышц четко стягивали-обтягивали легкие кости. Темноволосый, коротко и практично стриженый. Седину, тронувшую виски, рассмотреть непросто. Возраст… сложно сказать, вряд ли человек и сам мог точно припомнить, сколько ему лет. Да и к чему вспоминать? Между 28-ю и 42-мя годами — устроит такой ответ праздного наблюдателя?
Человек не любил лишних вопросов. Возможно, потому что не всегда был человеком.
Боред — отдаленный потомок богов, вернее, член племени, всерьез считавших себя полубогами. Ошибались. Самодовольные и высокомерные, весьма плохо кончили — стали людьми. Нормальными, разучившимися летать людишками.
Обнаженную спину работавшего на краю человека покрывали густые рисунки татуировок. Давние шрамы от срезанных крыльев под этим сложным цветным узором практически не разглядеть. Зато хватало иных очевидных шрамов: на руках и ногах, на ребрах, на стриженом затылке. Бывшего полубога жизнь изрядно била и ломала. Умирал дважды. Или трижды? Нет, не стоит интересоваться столь интимными подробностями чужих, давно ушедших дней. Пустое любопытство и расспросы весьма легко обернутся болью.
В боли человек на краю разбирался. Он вообще был весьма опытен, умел обманывать и убивать не колеблясь, буднично и деловито. Ему давным-давно было нечего терять.
Почти нечего. У каждого разумного существа есть нечто дорогое и ценное. Пусть и относительно. Иной раз это сущая мелочь, забавная привычка или смешная привязанность.
Давно разжалованный полубог усмехнулся и принялся в очередной раз
