Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина

Он замирает сперва, а потом улыбается озорно:

– А зачем его вспоминать-то? Зачем назад оглядываться, не лучше ли вперёд посмотреть? Вдруг там не так страшно, как мнилось? – Дёран поднимается, закидывает за спину семиструнку, треплет меня по плечу. – Да и не так одиноко… Что ни говори, друг, а я устал просто так ходить и смотреть. Может, я и странник без дома и без рода, а всё же друзья у меня есть – и я за них, пожалуй, поборюсь. Даже если б мне для этого пришлось вернуться на проклятый юг! А ты что решишь?

Я не успеваю ответить – он перешагивает через порог и выскакивает на улицу, оставляет меня в тумане, в густом чаду, где бродят призраки. Вот только надолго меня в покое не оставляют – дверь распахивается, и в зал шагает дева-киморт в ярких ишмиратских одеждах. Хиста у неё бирюзовая, нижнее платье – бледно-лиловое, как закатная дымка, а из-под него блестит нательная рубаха, точно сотканная из серебра. Волосы у девы подкрашены рыжеватым и завиваются в локоны от влаги, а взгляд прямой, дерзкий.

Вот она, Фогарта.

И впрямь, Рождающая Бурю, лучше и не скажешь.

– А! – видит она меня и улыбается. – Вот куда ты запропастился! Что с ночлегом-то решим? И есть у меня мысль, как пробиться к лорге, но сперва я бы обсудила всё… ты слушаешь?

Она говорит – и тени прошлого отступают.

А я понимаю, кажется, отчего у Дёрана глаза заблестели, а семиструнка запела на боевой манер.

– Слушаю, – говорю. – Продолжай, конечно.

И если быть беде, то мы её, пожалуй, встретим – вместе.

Может, и победим.

1. Северное гостеприимство

Фогарта Сой-рон, Ульменгарм, столица Лоргинариума

Про северян говорили, что они радушные и гостеприимные, но беглецов с юга Ульменгарм встретил неласково – словно чувствовал, что впредь будет от них одно беспокойство.

Начать хоть с того, что пришвартовать дирижабль у городской мачты Сидше не позволили, хоть она и пустовала. Дружинник, потрясая богато украшенным морт-мечом – скверно сработанным, впрочем, такую игрушку и киморт-ученик мог бы походя сломать – велел убираться подобру-поздорову. Фогарта попыталась было его уговорить, потянулась даже за шкатулкой с самоцветами, но он и слушать не стал, напротив, озлился ещё больше.

Сидше, впрочем, отказ не смутил.

– Что же, на нет и суда нет, – мурлыкнул он, сузив глаза, и направил дирижабль обратно к крепостным стенам.

Там, примерно в пятнадцати минутах лёта от города, в низине обнаружилось высокое сухое дерево, оголённое до самой вершины. Судя по многочисленным отметинам, дирижабли частенько здесь останавливались, а окрестные холмы укрывали стоянку от любопытных чужаков.

К примеру, от столичной дружины.

– Тебе приходилось уже здесь бывать раньше? – спросила Фог, с интересом наблюдая за тем, как легко Сидше отыскивает сперва землянку, затем тайник с запасом дров и затейливо спрятанный ключ с питьевой водой. – Или у вас, у контрабандистов, есть свои секретные знаки?

Но он лишь улыбнулся лукаво:

– Как знать. Быть может, мне просто повезло?

Прежде Фогарта, наверное, обманулась бы таким ответом, отвлеклась на интригующе распахнутый ворот хисты, смутилась бы от прикосновения вскользь – кончиками пальцев по напряжённому плечу. Но теперь она научилась видеть, что стоит за манерами Сидше, замечать и дрогнувшие уголки губ, и потухший на мгновение взгляд… А потому поняла: да, ему случалось здесь бывать, вот только вспоминать об этом он бы не хотел.

«Снова Дуэса и её дела?»

– Я бы больше волновался о другом, – вмешался неожиданно Сэрим, спрыгивая с верёвочной лестницы на землю. – Вон там, глядите, кострище, а вот свежие отпечатки подков, а тут, у корней, вырезан хадарский знак. Не боишься, капитан, что они твою ненаглядную «Штерру» уведут?

– Северяне – люди чести, – невозмутимо откликнулся тот. – И честь их велит не обижать простых контрабандистов. Кто иначе продаст им оружие из Ишмирата и драгоценные пряности? Откуда они станут брать яркие шелка на подарки своим жёнам и дочерям? Кому, наконец, продадут свою добычу, стоившую им и пота, и крови, а порою и жизни товарища? На городские ярмарки хадарам путь заказан… – с притворным сожалением покачал он головой.

– Да уж, тут хочешь не хочешь, а будешь честь блюсти, – хмыкнул Сэрим. – Думаю, что на случай, если уж совсем какой подлец попадётся, у тебя на борту что-то припасено?

– Припасено, – не стал спорить тот.

– Оружие? Гремучая смесь? Ловушки? – не унимался Сэрим.

– Март, мой телохранитель, – ровно ответил Сидше, присаживаясь на корточки, и обмахнул от сора знак, вырезанный у корней швартовочного дерева. – Прежде чем я его нанял, уважаемый, он три года ходил главарём у хадаров, так что обычаи их знает как никто иной… Март, ну-ка, спустись. Здесь написано «третьего дня» или «седьмого»?

Оказалось, что рядом с опознавательным знаком хадаров были нацарапаны ещё тайные письмена – тоненько, словно бы швейной иглой. Они предупреждали о грядущей облаве дружинников – уже минувшей, судя по датам – и сообщали о новой встрече «под молодой луной».

– Значит, несколько дней у нас есть, стоянка будет пустовать. Удачно, – подытожил Сидше, задумчиво скрестив руки на груди. – Как поступим? До Ульменгарма отсюда идти несколько часов. Случись что, быстро вернуться мы не сможем, даже если получим знак. Все вместе пойдём в город или разделимся?

Фогарта ожидала почему-то, что ответит Сэрим, но он промолчал, искоса поглядывая на неё круглыми птичьими глазами.

«Выходит, что решать надо мне?»

Там, на юге, это выходило как-то естественно. Она, как гончая, шла по следу похищенных кимортов, хваталась за любую подсказку, за всякий намёк; со стороны могло показаться, что дорог много, выбирай – не хочу, но на самом деле путь оставался один, узкий и извилистый, однако же и свернуть с него бы не получилось.

А потом, во время спешного отступления из Ашраба, задумываться было попросту некогда.

Лиура, старший из близнецов-кимортов, мысленно так и остался в плену. По ночам он видел кошмары и часто просыпался в поту – и, что совсем скверно, иногда спросонья бил наотмашь волной чистой морт. Фог укрепила стены его каюты, но надолго это не помогло, так что к исходу первого десятидневья, когда пустыня осталась позади, пришлось посадить дирижабль на берегу Рукава Мира, чтоб залатать пробоину. После починки Сидше попросил пожалеть «Штерру» – и путешествовать только