Мотыльки - Ольга Дмитриевна Павлова
По законам Нового Эверрана за воровство полагается смерть, которую иногда заменяют каторгой, это Рик хорошо знал. На собственном опыте, будь он неладен… Только это смотря что украдешь. Двенадцать лет назад человек, носивший герб с серебряным волком на черном поле, украл куда больше. И разом у всех. Затрещала по швам империя, полетели в пекло многовековые устои. Все, на чем держалась на континенте нормальная жизнь. Война Огня, как назвали ту жуткую междоусобицу, опустошила Эверран, выжала досуха. Рик ее не помнил: маленький он тогда был. Но вот последствия… Последствий ему, как и всем остальным, хватало по сей день. Круги все еще разбегались по мутной воде, отчетливо отдающей гнильем и металлическим привкусом крови.
Видения надвинулись на каторжанина глухой стеной, толкнули в грудь. Они вставали перед глазами, сменяя друг друга с пугающей скоростью, будто карты в ловких руках фокусника. И охваченные огнем страницы старых книг, и тучи стервятников над коридором виселиц, и озверевшая толпа, растерявшая человеческий облик…
Сколько украл Ирган Альвир, Эверранский Волк, у целого континента! И ничего ему за это не было, короновали даже. Правда, тогда он уже был смертельно ранен и прожил после этого меньше часа, но какое это имеет значение?.. Разве своей смертью он хоть что-то исправил? Империи больше нет, династия Аритенов пала… А над эверранской столицей по-прежнему реет знамя с волчьей головой. И носить у себя на груди эту дрянь… Небо, да что вообще может быть страшнее?! Этот парень на статном соловом жеребце вряд ли мог иметь отношение к кошмару двенадцатилетней давности: он же от силы лет на пять старше Рика. Но навесил на себя чер-но-серебряный символ предателя и узурпатора. Присягнул Альвирам. Да лучше уж верховному демону поклясться в вечной верности! И, если в нем пока есть что-то человеческое… А оно есть, это же видно, если уметь смотреть! По сжатым зубам, по отведенному взгляду, по закаменевшей линии плеч видно. Как же ему, должно быть, тошно в волчьем лагере!
И этот человек считает, что может кого-то жалеть?!
Когда преступник вынырнул из невеселых своих раздумий, черно-серебряные плащи уже скрылись за поворотом, оставив по себе только горьковатый осадок в душе да тучу пыли над дорогой.
– Шевелитесь, бесово отродье! Чего встали?!.. – снова свист рассекаемого воздуха над ухом. Боли Жаворонок почти не почувствовал. Вздохнул и, повинуясь натяжению веревки, ускорил шаг.
А ночью нахлынуло… Лежал, стараясь не вертеться, чтобы не мешать остальным, хрен же их кто развязывал, а веревка общая. Было неудобно и холодно. Рик думал, что усталость возьмет свое, как только он закроет глаза, но сон не шел. Паскудная горечь в душе никуда не делась, зудела и билась в сознании, как запертая в комнате муха. Перед глазами настойчиво маячила фигура в черной куртке с серебряным шитьем. И что же Рика это все так зацепило?.. Неужели дело только в жалости?
На самом деле было еще кое-что. Сколько бы Жаворонок ни гнал от себя бестолковую мысль, а никуда та мысль не девалась: казалось, было в лице эверранца что-то знакомое. Словно виделись уже. Глупость, конечно, наваждение… Никогда в жизни провинциальный воришка Рик Жаворонок не видел этого человека и вряд ли еще увидит, но измотанное сознание упорно цеплялось за черты широкоплечего дворянина и плыло куда-то совсем уж не в ту сторону. Пробуждало память о том, чего не стоило вспоминать.
Рик давно считал себя циником и материалистом, и все ненужные размышления нещадно гнал от себя к бесовой матери. Довольно, кстати, успешно: даже в отупляющей темноте тюремного подземелья ему удавалось не скатываться в воспоминания. Предаваться старым кошмарам – занятие совершенно бестолковое, какая с него польза? А раз никакой, то и нечего. Но теперь мысли каким-то непостижимым образом переметнулись от ненавистной морды серебряного волка к тому не менее ненавистному дню.
Он не помнил, что было до. Просто осознал себя стоящим где-то посреди выжженного города и долго шел, не выбирая направлений. Гладь первого подвернувшегося озера отразила мальчишку лет пяти-шести, вряд ли ему было больше. Кажется, его звали Риком… Собственно, это все, что он о себе знал. Тогда он, конечно, ни пса не соображал, но запомнил накрепко.
Это потом, став старше, многократно вертел в уме тот день, анализировал… А тогда было просто тоскливо и холодно. Очень холодно, даже в ту самую страшную его зиму несколькими годами спустя так холодно не было. И вряд ли еще когда-нибудь будет. Разве можно во второй раз столько потерять? Семью, дом, себя самого… Ни демона же не осталось!..
Просто ребенок в заскорузлой от крови одежде, бурых потеков столько, что не разобрать цвета ткани… Кровь не его – чужая, ран на теле нет. То есть мелких царапин и ушибов хоть отбавляй, но не более… Вот, собственно, и все. Как Рик узнал позднее, примерно в это время кончилась Война Огня, эверрская крепость была взята штурмом, а на престол взошла династия Альвиров.
Пользы в этих воспоминаниях не нашлось, и потому они были заброшены в самый дальний угол, где благополучно покрылись толстенным слоем пыли и паутины. Вряд ли его дурацкая история многим отличается от сотен других. Сколько ж их было тогда – мальчишек и девчонок, потерявших разом все, что только можно, треклятая междоусобица мало кого обошла стороной. Жаворонку так даже повезло, что вместе со всем остальным он лишился и памяти. Если не знаешь, что потерял, то и болит меньше. Разве что кошмары долго снились – тяжелые, болезненные видения, наполненные огнем, предсмертными криками и звоном стали. Но потом и это прошло.
И почему физиономия мельком увиденного сегодня человека вызвала такой поток идиотской меланхолии, вообще не ясно. Да в пекло! К демонам!
Рик сердито уставился ввысь. Звезды расплывались перед глазами, переговаривались неподалеку охранники, потрескивали костры. Через некоторое время он все-таки провалился в короткий, мутный, как болотная жижа, сон. Отчего проснулся, сам не понял, но пробуждение оказалось резким, словно холодной водой облили. Распахнул глаза, осмотрелся: ничего не изменилось. Бледный диск луны, надкусанный с одного края, спящие в неудобных позах каторжане. У давно потухшего костра к стволу старого клена привалился один из надсмотрщиков. Видимо, сейчас его дежурство, но конвойный, не стесняясь, дремал. В общем,
