Джахарит - Егор Александрович Данилов
Мы разговаривали со старцем много часов. Он признался, что уже во второй раз перенес меня из аль-Харифа на юг, к морю Факела. Я так и не смог понять, как это возможно. Он много говорил о времени и странности его хода. Размышлял о пространстве, сравнивая мир то с листом бумаги, то со сферой. Я внимал словам, но мысли не проникали в меня, а обходили стороной, словно вода, на пути которой попался большой валун. Я чувствовал себя муравьем на стене дома, который не знает, что у дома четыре стороны, а не одна лишь бесконечная поверхность из обожженного кирпича. Мой мир был плоским, а старец пытался убедить меня в обратном.
Много нового я узнал и о Наблюдателе. Великий Творец, создавший мир, по словам старца, задумал его другим. Полным счастья, безудержного веселья и искренней радости. Так оно и было до тех пор, пока на небосводе в первый раз не появился Азрах, могучий спутник желтоликой Асфары. Каждый альмаут знает легенду о Брате и Сестре, но я не слышал раньше, что они разгневали Старого Бога. Далекие Башни Семиградья, извергающие Завесу и даже здесь, в Альмаутской Пустыне, защищающие нас от нестерпимого жара голубоглазого Азраха, скрыли от Наблюдателя дела людей, а от людей прекрасные звезды, прежде освещавшие путникам дорогу по ночам. Разгневанный этим Наблюдатель отвернулся от людей, и мир погрузился в хаос.
Сеятели, к которым причислял себя старец, много лет назад заложили Семена Перемен. Прорастая через века, они должны были в конечном итоге разрушить Башни, спровоцировать Очищение и начало новых времен, несущих миру порядок и процветание. Несущих людям то, что у них было украдено.
— Но как же люди выживут перед испепеляющей мощью Азраха, если не будет Завесы? — спросил я старца на это.
— О, не волнуйся об этом, Аврелий все предусмотрел.
— Аврелий?
— Тот, кто создал нашу ложу. Его давно нет в живых, но План вот-вот придет в исполнение.
— И все же… — я пытался понять.
— Умрут недостойные. Достойные будут жить. Если знаешь это, перемены не страшны. Как много зла ты видел в своей жизни? Как много его мы видели все? Разве не хотел бы ты изменить этот мир к лучшему?
— Быть может, хотел.
— Тогда сделай то, что я тебя прошу. Это часть Плана.
— Плана, суть которого мне неизвестна.
— Ты знаешь главное. Этого достаточно. Взамен получишь то, что так жаждешь. Та гуля, что чуть не поужинала тобой, хранит прекрасный джахарит. И если ты поможешь мне, Инсан Али поможет тебе ее одолеть.
Я согласился еще до того. Я уже сказал, что согласен. Мое сердце скрипело и разрывалось на части, но я ничего не мог с собой поделать. В конце концов, возможно и правда, все, что мне предстояло сделать, было на благо этого мира? Быть может, Сеятели действительно хотели изменить его к лучшему? Быть может, в этом состоял мой путь? Мое предназначение? Быть может, сопротивляясь, я шел против самого себя?
7
Наутро Инсан Али снова нес меня на плечах, но в этот раз я был в сознании и что есть силы пытался не упасть, поскольку он лишь едва придерживал меня одной рукой за лодыжки. Великан бежал с огромной скоростью, и я позавидовал его проворству.
О, если бы аль-Хариф охраняли подобные существа! Разве тогда хоть кто-нибудь осмелился бы ему угрожать? Старец так и не объяснил мне природу железного исполина, но я, кажется, уже перестал чему-либо удивляться. Чем ближе была гуля, тем осязаемей становилась моя цель. Я ждал встречи с Инас, ждал торжественной минуты, когда смогу вручить ей самоцвет, достойный ее происхождения.
Наконец, мы остановились перед пещерой. Азрах и Асфара поднялись уже достаточно высоко, и утренняя прохлада сменилась удушающей жарой. Со стороны скрытых за горизонтом Пепельных гор Завеса переливалась ослепительно-синими и огненно-желтыми сполохами. Они расходились в разные стороны, словно круги на неспокойной воде, создавая ощущение, что это не просто клубы дыма и пепла, извлеченные из недр земли Башнями Семиградья, а дышащая субстанция, обладающая собственной волей, волшебное покрывало, накинутое на Пустыню, дабы сохранить в ней жизнь.
Сомнение навалилось на меня всей своей нестерпимой тяжестью. А если Сеятели ошибаются? Если они ведут мир в пропасть? Если неведомый Аврелий — всего лишь шарлатан? Как можем мы знать истинные мотивы Наблюдателя? Светила — вот они, перед нами. А он? Разве есть тот, кто хоть раз видел Великого Творца? Разве есть тот, кто способен прочесть мысли Старого Бога?
Я тряхнул головой и вспомнил об Инас. Ее улыбка, прикосновения, неровное дыхание были так желанны. Ее карие глаза смотрели прямо на меня, словно спрашивая: неужели что-то способно тебя остановить? Неужели ты испугаешься и отступишь, даже не понимая, не выдумка ли твои страхи? А если так, достоин ли ты моей любви? Достоин ли быть рядом?
Сомнения свойственны человеческой натуре, но я всю жизнь был воином. Сабля в моей руке решала проблемы одним взмахом. Одним четким и уверенным движением. Я привык действовать и, если нужно, действовать силой.
Инсан Али опустил меня на землю, и мы вступили под холодные своды пещеры.
8
Я бы хотел рассказать о том, как доблестно сражался с гулей. Как мы рубились с ней несколько часов подряд, пока не оказались полностью истощены. Как она яростно кидалась на нас, а мы раз за разом отбивали ее нападения. Но вышло иначе.
Инсан Али, словно огромный зверь бьёрн, что, говорят, обитает в Серых горах за Семиградьем, ворвался в логово пустынной гули. Я поспешил за ним, но все, что успел, — стать свидетелем быстрой расправы. Железный великан прижал чудовище к стене и раскрошил голову о камень несколькими мощными ударами. Кажется, та не успела даже вскрикнуть.
Я удивился, почему он не сделал это в прошлый раз. И тут же почувствовал, что мною просто играют. Джинн из дворца хотел от меня кое-что и, получив это, обеспечил помощь. Уж не сам ли он подстроил историю с гулей? Ведь каким-то образом я очутился у нее на дороге, в декадах пути от аль-Харифа, там, где меня не
