Джахарит - Егор Александрович Данилов
— Так значит ты путешественник, раз забрел так далеко? — снова спросила она, ухмыляясь. Желтые клыки в уголках рта устрашающе искажали лицо. — И что же ты ищешь здесь?
Я не стал отвечать. Положение мое было отчаянным. И я не видел ни единого шанса его изменить. Прошлой ночью ко мне приходили предки, предостерегали от поездки, трясли оголенными костями и шипели: «Не ходи-и-и, не ходи-и-и». Я проснулся в поту и долго еще не мог уснуть, вглядываясь в темноту Мужского Дома Фарехов. Но не послушал, и вот как вышло. Мне оставалось лишь скрипеть зубами и ждать своей участи, хотя на поясе висела верная сабля. Правильно говорят: не все можно решить оружием.
Мое отчаяние уже достигло предела, когда языки пламени под котлом взметнулись к потолку пещеры. Гуля вскрикнула, а рядом с ней как из ниоткуда возник великан, с ног до головы облаченный в железо. Пластины, покрывавшие его, сверкали в лучах костра, лицо закрывал массивный рогатый шлем. Великан взмахнул рукой, откинув гулю к противоположной стене, и двинулся на меня. Гуля подскочила и истошно заорала. Ее кожа набухла и стала бугриться неестественно крупной мускулатурой. Быстрее, чем я смог заметить начало движения, она кинулась на великана, но была снова отброшена ударом гигантской руки.
Тем временем великан добрался до меня, подхватил в огромную ладонь и закинул на плечо, словно вес мой был меньше, чем у младенца. Я все еще не мог пошевелиться и лишь с удивлением наблюдал за движением его гигантских ног, пока он покидал пещеру.
Сзади раздался истошный вопль, а я провалился в небытие.
5
Когда я был маленький, мать часто рассказывала сказки: о том, как родились Азрах и Асфара, о мудреце Захире и основании аль-Харифа, о хождении за море славного Гияса. Были у нее и истории о джиннах, но разве мог я тогда подумать, что встречу одного из них?
Но вот он снова стоял передо мной, старец из затерянного в песках волшебного дворца, купола которого отливали бирюзой и цитрусом. Его лазурный пояс, вышитый золотой нитью, вновь привлекал мое внимание, а сам он, как ни в чем ни бывало, любовался через окно прекрасным видом озера, сверкавшего в лучах Светил ультрамарином и гранатом. Я не мог отделаться от ощущения, что он — существо из другой реальности. Быть может, виной тому было мое состояние, но я ничуть не сомневался — передо мной настоящий джинн.
Рядом со старцем, сложив руки на груди, возвышался великан, спасший меня из лап гули. Он совершенно не шевелился и был похож на статую. Сейчас, при хорошем освещении, я понял, что он тоже никак не мог бы быть человеком. Пропорции тела казались столь странными, что я удивился, как не заметил этого при первой встрече. Слишком широкие плечи нависали над головой, словно у горбуна. Ноги отстояли от таза и были вывернуты неестественным образом, будто он согнул их в коленях и опирался на носки.
Я не помнил, как оказался во дворце, но голова моя раскалывалась от нестерпимой боли, будто весь день прошел в обнимку с бутылкой арака.
— И вот мы снова встретились, благородный Гасик, — проговорил старец, переведя на меня взгляд. — Инсан Али, будь добр, накрой стол.
Великан ожил, кивнул и зашагал в соседнюю комнату, громко ударяя железными сапогами о каменный пол. Двигался великан какими-то рывками, как душевнобольной на базаре.
— Кто это? — спросил я старца.
— Мой помощник вот уже много лет. У него славный характер и масса других достоинств.
Я не стал расспрашивать, поскольку видно было, что старик не собирается сообщать мне более.
— Я знал, что снова увижу тебя. Подумал ли ты над моим предложением, мудрый Гасик? Согласен ли?
Все во мне и сопротивлялось, и стремилось сказать да. Сопротивлялось из-за Амаля. Стремилось из-за Инас. Никакие богатства этого мира не склонили бы меня к предательству. Никакие другие силы не заставили бы поступить так, как я поступил. Но я не видел иного способа получить махр, достойный прекраснейшей из женщин. Я хотел быть ее раджулом, утопать в бездонных глазах и называть своей альниссой.
Разве не все прощает любовь? Разве это чувство не самое светлое из данных нам Азрахом? Разве не Асфара учила любить беззаветно и страстно? Но искупит ли любовь предательство? Достоин ли я по-прежнему ходить по этой земле, возжелав женщину настолько, что согласился попрать дружбу? У меня не было ответа, как не будет его ни у кого, кто окажется на моем месте.
О, если бы я знал, что это ничего не изменит. Возможно, тогда я принял бы другое решение. Но может ли смертный знать будущее? И может ли смертный знать что-то наверняка?
— Хорошо. Будь по-твоему, — ответил я, и все внутри содрогнулось от этих слов.
6
Жизнь удивительна. Каждый хочет купаться в лучах славы, быть идеалом для подражания, примером, о котором помнят легенды, а поэты складывают стихи. Каждый стремится к добродетели. Но каждый однажды сталкивается с выбором.
Я пошел за своим сердцем, внял его зову. Видит Пустыня, просто не мог иначе. Кем бы я был, откажись от любви? И кем я стал, не отказавшись?
Амаль верил мне. Помог стать раисом, возложил на мои плечи охрану большого каравана Фарехов. И я был благодарен. Служил верой и правдой, делал все, что от меня зависело. Отбирал людей и оружие, проводил тренировки, не спал ночами, вглядываясь в непроглядную темень Пустыни. Я мало понимал в исследованиях, которые проводил Амаль, но был на своем месте и выполнял то, что у меня получалось хорошо.
Я восхищался им. Пусть это звучит громко, но Азрах свидетель, Амаль был для меня кумиром. Соратником, другом, старшим братом. Я завидовал его уму, его умению найти свой подход к каждому, будь то ученый или воин, торговец или дипломат. Люди уважали его, тянулись, доверяли. В аль-Харифе ему пророчили большое будущее, порой шептались, что когда-нибудь он затмит самого Гияса.
Но я никак не мог понять, что происходит между ним и Инас. Разве может мужчина так долго встречаться и не хотеть большего? Разве может мужчина раз за разом оставлять ее в одиночестве, вместо того чтобы вручить махр и зачать ребенка?
Я старался убедить себя, что
