Адский договор: Переиграть Петра 1 - Руслан Ряфатевич Агишев
Дед энергично закивал головой, сотрясая воздух своей бороденкой. Конечно, желал попробовать. Если есть шанс испить царской водки, как его можно упускать.
— Хм… Я ведь, дедушка, писарем при нашем воеводе службу несу. За столом ему прислуживаю. Однажды, к нашему воеводе сам наиглавнейший воевода боярин Василий Голицын пожаловал. Тот ведь при государыне Софье обретается, часто в царских палатах бывает, — начал рассказывать таинственным голосомДмитрий, в ярких красках рисуя перед стариком картинку. — С собой привез боярин той самой царской водки… Пробовали, а после ее сильно хвалили. Сказывали, что сильно сладка и крепка.
Дедок даже причмокнул при этих словах губами. Больно запали ему в душу слова про «сладость и крепость». Отметив это, Дмитрий выразительно похлопал по груди. За пазухой у него лежала кожаная фляга с водой.
— Я вот немного отлил себе, — парень вытащил небольшую флягу и протянул ее деду. Нутром чувствовал, что содержимое же изменилось. — Открой…
Потянуло умопомрачительным ароматом, в котором парень тут же угадал французский коньяк хорошей выдержки. Была у него в своей время слабость — любил пригубить такой алкоголь. Послевкусие от него изумительное, мягкий, ароматный. Последствия щадящие. Словом, здесь — это настоящая царская водка.
Дедок тут же запрокинул фляжку и начал с неимоверной быстротой поглощать коньяк. Все четверть литра высосал и даже не поморщился. Только с блаженством глаза закатил. Еще немного и песню затянет.
— Слышь, старый, живой? Как там с телегой? — тут же затормошил его Дмитрий. — Давай хотя бы одну, но с большими широкими бортами.
Один глаз у старика открылся и с удивлением уставился на парня. Мол, кто ты еще такой? Что за зверь? Дмитрия едва пот не прошиб: решил, что у деда от крепкого коньяка последнюю память отшибло. К счастью, обошлось.
— Ту забирай, паря. Вона с карей лошаденкой. Два рублика всяго… — покопавшись за пазухой, Дмитрий отдал две серебряные монетки с изображением какого-то немецкого рыцаря. — Благодарствую.
Ничего не ответив, парень пошел к своей покупке. Дел и так было не в проворот. Следовало еще все тщательно обдумать. Вчера, по пьяному делу изготовление ракет виделось плевым делом. Сейчас же все представало в несколько ином свете.
— Что-то я сильно размечтался. Мне ведь вода все равно нужна будет. А где в степи я ее найду? Крымчаки будут колодцы засыпать, источники травить… Хотя мне какая разница? Сделаю спирт из отравленной воды. Еще лучше гореть станет.
15. Тучи сгущаются
Письмо боярина Василия Голицына государыне царевне-регенту Софье Алексеевне.
'Доброго тебе здравия, орлица моя, Софьюшка. Вот уже, почитай, цельных восемь седьмиц не видел твоих ясных очей, не слышал твое журчащего голоса, не касался твоих шелковистых волос. Истомилась весь, как и словами не описать. Мочи нет, как тебя видеть хочется.
Каждый день вспоминаю тебя, когда прикасаюсь к груди, где у самого моего сердца хранится твой локон волос. Знаю, что оборонит он меня от любой опасности: и от басурманской стрелы, и от вражьего умысла. Касаюсь локона и становиться на моей душе хорошо. Тепло разливается в груди, словно нахожусь я подле тебя, душа моя.
…В сем месте моего послания буду томить тебя скучными подробностями нашего похода на крымчака. Ибо ты государыня и должна будешь держать ответ перед боярами в Думе и своими завистниками.
Все спрашивателям, Софьшка, ответствуй, что русское воинство идет на врага своим чередом. По городкам и острогам, что стоят на засечных линиях, принимаем новых воев — и конных, и пеших. Идут к нам и самовольные охотники из разоренных деревень, что хотят с крымчаком поквитаться. Почитая, вся Русь встает. Большая сила собирается. Даст Бог, прихлопнем басурман, как таракашек-букашек. Мокрого места от них не останется.
Из степи доходят до нас тревожные вести, что крымчаки хотят траву жечь и источники с колодцами травить и засыпать. Токмо нет у меня веры таким вестям. Ведь крымчак не дурень, и не станет степь поджигать, лишая своих коней пропитания. Как после он будет свои табуны кормить? Так я всем рассказчикам этих небылиц и сказал, душа моя! Разумею, что крымский хан будет нас со войском у Перекопа поджидать и станет силой мериться. Селим II гордый и не станет искать нечистой победы.
… В крайних строках моего послания, душа моя, хочу поведать тебе кое о чем диковинном. Знаю, что большая ты, Софья, охотница до всяких странностей и диковинных историй. Неспроста ведь у себя по большим праздникам собираешь всяких богомольных бабок, юродивых и калик-перехожих, чтобы про странности всякие послушать. Случилось у нас в пути пара таких случаев, которым не грех подивиться.
В первом разе, как раз на Ивана Капустника, цельную ночь что-то у одной речушки шумело, рычало и гремело. Сильное зарево на все небо видно было. Людишки по утру ходили туда, ни единой живой души не нашли. Рассказывали, что весь берег был перепахан. Везде кострища, всякой мелкой птицы и зверья побито много было. Батюшка, что при войске обретается, сказал про чертей. Мол, ночами черти загулы устраивают. В войске же слух пошел про ведьмин шабаш…'.
-//-//-
День клонился к концу. Огромный солнечный диск оранжевого цвета завис над раскаленной степью, вот-вот собираясь нырнуть за горизонт. С десяток стреноженных невзрачных лошадок медленно бродили по склону оврага, выискивая ртами пучок не высохшей зеленой травки.
— … Ахметка, за лошадьми лучше смотри. Проспишь волка, прямо здесь в степи и останешься. Лошадь для воина это вся его жизнь, — важно вещал крупный смуглый крымчак, полулежа у догоравшего костра на мягкой кошме. Перед ним на корточках сидел невысокий юноша, жадно ловящий каждое слово бывалого воина. — Настоящий воин, как говорил мой отец, его отец и его отец, лишь два раза чувствует ногами землю. Первый раз когда, когда после рождения его ставят на землю. А второй раз после смерти, когда находит в земле покой. Все остальное время воин проводит на коне…
У юнца округлились от удивления глаза. Поерзав, он не стерпел и спросил:
— Абзи[1], как так, все время на коне? Вообще, не слезать?
Ему, конечно, хотелось стать великим воином, быть богатым и известным, чтобы в каждом селении тебя встречали с почетом, усаживали на белую кошму и подносили пиалу с кумысом и отрезали самый жирный кусок жареной баранины. Только он хотел и другого — бегать по траве, плавать на перегонки с товарищами по речке, видеться с одной девчонкой из соседнего селения… Как же
