Когда не горят костры - Джезебел Морган
– Так и пойдёшь в штанах?
Аннуил пожала плечами:
– Считай это данью традиции – всё-таки раньше в свите Мари Луид ходили только мужчины. Кстати, тебе тоже нужно подобрать костюм. У тебя, конечно же, ничего подходящего нет?
Хоть это и был вопрос, но Аннуил задала его с таким напором, что Холли не осмелилась возражать. Тем более у неё действительно не было подходящего наряда для вассейлинга. Вряд ли суровая Аннуил одобрит короткий пуховик и кашемировый свитер под ним.
– Поищи на втором этаже, – предложил Дэлвин. – С того года должен был остаться мой камзол и цилиндр. Думаю, Холли они будут не сильно велики.
Поймав её взгляд, он тепло улыбнулся, и на сердце Холли тут же стало спокойнее. И чего она так переживает? Это же всего лишь праздник, а не экзамен! Всё будет хорошо. Даже если Аннуил взбредёт в голову покуражиться и подшутить над подругой, Дэлвин не позволит – не после вчерашнего разговора.
– И с каких это пор ты в доме Марха ориентируешься лучше меня, – фыркнула Аннуил и унеслась наверх, легко перепрыгивая через ступеньки.
– С тех самых, когда после всех посиделок именно я остаюсь порядок наводить, – вполголоса проворчал Дэлвин.
Камзол оказался велик в плечах и тесноват в бедрах, и Холли не стала застёгивать его до конца. В цилиндре, украшенном красной и зелёной лентами – под цвет Мари Луид, она больше походила на отмытого трубочиста. Пока Холли возилась с одеждой, остальные успели и переодеться, и загримироваться. Дэлвин выбелил лицо, в светлом свитере и лёгком пальто поверх он больше напоминал призрак аристократа, зато его силуэт почти не просвечивал из-под белой простыни, в которую закутали шест с Мари Луид. Аннуил вооружилась метёлкой и так воинственно ею помахивала, что Холли старалась держаться подальше.
Вот уж кому роль конюха давалась легко, как дыхание, – такую попробуй не впусти!
Она придирчиво осмотрела Холли и осталась довольна.
– Вот только твои серьги…
Аннуил потянулась к ним, и Холли отстранилась, выворачиваясь из-под руки.
– Не сниму, – отрезала Холли, насупившись и приготовившись к долгому спору, но Аннуил только вздохнула, мол, как знаешь, не мне же стеклом шею царапать.
На улицах уже зажглись фонари и гирлянды – город не жалел денег для создания праздничного настроения, да и хозяева старались перещеголять друг друга в украшении домов. И хоть до Рождества ещё оставалось несколько дней, ночные улицы были полны праздничной суеты.
Самое время веселиться.
Холли подавила дрожь в пальцах, поправила цилиндр и шагнула на улицу. Холодный ветер хлестнул лицо, сжал шею и нырнул за шиворот, заставляя постоянно ёжиться. «Ничего, – успокаивала себя Холли, – после пары чашек эля станет теплее. Зато будет стимул напрашиваться и петь настойчивее».
Небо над городом казалось удивительно чёрным по сравнению со множеством огней внизу, даже луны не было – слишком тёмная, слишком тихая ночь для декабря. Холли поёжилась, когда вспомнила, что сейчас самая длинная ночь в году, Йоль, праздник куда более древний, чем Рождество.
И это только больше пугало. Холли коротко оглянулась на закутанного в белое Дэлвина и вздрогнула. Детский страх не желал уходить и сжимал холодной лапкой желудок.
На Торговой площади, самой большой в городе, раскинулись деревянные домики зимней ярмарки, с белыми блестящими крышами, похожие на имбирные пряники. Будь воля Холли, она и сама присоединилась бы к толпе, глазеющей на разноцветные гирлянды, стеклянные игрушки, венки и букеты из можжевельника.
На небольшой сцене шло кукольное представление, оттуда слышались взрывы смеха и подбадривающие крики. Холли поначалу даже растерялась, не понимая, что сейчас ей следует делать, и Аннуил впихнула ей в ладонь поводья от Мари Луид и сама потянула подругу вперёд, непринуждённо помахивая метёлкой. Их заметили – и народ раздался в стороны, пропуская их и глазея. Чуть в стороне сверкнула вспышка, кто-то спешил сфотографировать Мари Луид и её свиту. Несколько человек приветствовали их радостными криками, кто-то сунул Марху стакан с дымящимся глинтвейном.
– Не перебей аппетит, радость моя, – шикнула на него Аннуил. – Нас не угостят элем и сыром, если будем выглядеть сытыми и пьяными!
Они углубились в переплетение узких улочек, уходя в сторону от Торговой площади, остановились у дома с ярко освещёнными окнами второго этажа. Аннуил прищурилась, приглядываясь к смутным силуэтам, едва заметным сквозь тюль, и кивнула:
– Подойдёт. Начинай.
Холли не сразу сообразила, что это относится к ней, и замерла, не понимая, что следует делать: постучать сначала? Или сразу начать петь? И… что петь? Пока она металась в сомнениях, Марх шагнул на крыльцо и заколотил в дверь, и Холли почудилось, что весь дом вздрогнул от его ударов. Внутри зазвучали громкие взволнованные голоса, зажёгся свет на первом этаже.
– Ну что же ты! – зашипела Аннуил. – Пой!
Увидев, что Холли так и стоит в ступоре, она раздражённо вздохнула и громко запела сама, непринуждённо переходя с обыденного английского на валлийский. На второй строчке к ней присоединилась и Холли, хоть голос её и дрожал. Взволнованные голоса внутри смолкли, и Холли почудилось, что она слышит смех.
Не успели они допеть первый традиционный куплет, как дверь распахнулась, и на порог выскочил высокий полноватый мужчина в свитере, пижамных штанах и тапках на босу ногу.
– Ну вы и горазды пугать! – громогласно заявил он, радостно хлопая Марха по плечу. – Поэзия моя самая слабая сторона, друзья, так что скажу сразу – входите, входите скорее! Всем вина и сыра по старому обычаю!
И, прежде чем хоть кто-то успел опомниться, он потащил Марха и Аннуил внутрь. Холли несмело улыбнулась и вошла следом. Дэлвину пришлось сильно наклониться, чтобы череп Мари Луид не ударился о притолоку. Он несколько раз клацнул челюстью, и хозяин тут же обернулся и хитро погрозил пальцем:
– А ну не шали, королева всех лошадей, и слугам своим вели! Всё равно камин вычищен, и золы вы в нём не найдёте!
Аннуил довольно захохотала:
– Вижу, ты чтишь обычаи, друг мой! Жаль, не удалось устроить состязание в поэзии, как в старые добрые времена!
– Что поделать, что поделать, – он забавно развёл руками, – но взгляни на это с другой стороны, вздорная Джудит, – вам меньше пришлось мёрзнуть на улице!
Спустилась хозяйка дома, уже успевшая надеть домашнее платье и закутаться в пушистую шаль. Она быстро накрыла на стол, вместе с сырной нарезкой выставив и бутылку вина. Холли мельком взглянула на этикетку – недешевое, итальянское. В столовую робко заглянули дети и, убедившись, что их не собираются гнать в постели, бросились к Мари Луид, принялись дёргать за ленты и пытаться заглянуть под простыню. Выскользнувшая в прорезь рука строго им пригрозила и снова скрылась внутри, успев утащить со стола кусок сыра.
Напряжение, до боли сковавшее Холли, медленно отпускало, оставляя в мышцах спины и шеи ноющую боль, как от долгой усталости. Всё нормально, праздник как праздник, им рады. И нет ничего страшного, чтоб немного повеселить народ маскарадом и песнями, пусть даже не в канун Рождества, а в самую долгую ночь.
Не успела Холли согреться и допить свой стакан вина, как Аннуил уже вскочила и снова потянула их за собой. «Лучше бы она снова взяла себе главную роль, – мелькнула невольная мысль, – ей это больше идет». А сама Холли без обид могла бы надеть смешной наряд Джудит.
Но тут Аннуил сама вспомнила, что она играет всего лишь свиту, и на улице с поклоном предложила:
– Может, теперь ты выберешь следующий дом? Как видишь, ничего сложного нет.
В её голосе звучал ничем не прикрытый вызов, и Холли гордо вскинула подбородок. Что ж, в офисе она уже доказала Аннуил, что с ней стоит считаться, докажет и сейчас. Но видит бог, как же Холли не любит такие паучьи игрища!
Она твёрдой рукой повела за собой Мари Луид, внимательно оглядывая двухэтажные дома вдоль улицы, выбирая себе жертву с той же тщательностью, что и подрядчика для работ. У этого дома все окна тёмные и плотно зашторенные, словно и нет никого внутри, а этот слишком скупо украшен, без души, словно лишь потому, что так положено. Вряд ли хозяин и другие зимние традиции любит.
Холли остановилась у пятого дома, у самого поворота. Она и сама не могла бы сказать, чем он ей приглянулся, но она без колебаний взбежала по ступеням и забарабанила в дверь. Едва изнутри послышались шаги, она запела
