Терновая цепь - Кассандра Клэр
– Больно ударился? – прошептала она, не выпуская его рубашку.
– С тобой мне никогда не больно, – ответил он, и его поцелуй был таким жадным, таким жарким, полным такого томительного желания, что он наконец разжег в ней тот, прежний, огонь.
Как прекрасно было снова чувствовать что-то, отдаться физическим ощущениям, забыть обо всем, что долгие дни и недели давило, угнетало ее. Она подняла руку, чтобы коснуться его лица, бледного пятна в темноте, и в этот момент в комнате вспыхнул свет.
Она поморгала – лампа на несколько секунд ослепила ее. Это была витражная лампа от Тиффани на письменном столе в углу. Кто-то включил ее. Человек, который сидел в плюшевом кресле у стола. Черный дорожный костюм, белое лицо, обрамленное черными, как вороново крыло, локонами. Глаза, золотые, как электрический свет, как языки пламени.
Джеймс.
7. Кровоточащее сердце
Я любил тебя, как мало в мире кто любил,
И ужели для забвенья не хватает сил?
Нет, я вырву это чувство, если б заодно
Вырвать собственное сердце было суждено![21]
Альфред Теннисон, «Замок Локсли»
Томасу еще ни разу в жизни не приходилось руководить тайной операцией.
Обычно такие дела планировал Джеймс (по крайней мере, самые важные; Мэтью чаще всего планировал миссии абсолютно фривольные). Этот новый опыт оставил у него неоднозначные впечатления. Пока они с Алистером спускались с крыльца Института, Томас анализировал свои эмоции. С одной стороны, он чувствовал вину перед доброй тетушкой Тессой за то, что обманул ее насчет цели своего визита. С другой – радовался тому, что у него появился секрет, особенно такой, который они делили с Алистером.
Особенно такой секрет, говорил себе Томас, который не вызывал неприятных ассоциаций, не имел никакого отношения к безнадежной любви, ревности, семейным делам и всяким интригам. Алистер, казалось, разделял его чувства; нельзя было сказать, что он лопался от радости, но молчал и, против обыкновения, не отпускал язвительных замечаний по любому поводу. Томас всегда считал, что Алистер прибегает к сарказму машинально, как будто чувствуя необходимость уравновесить хорошие слова или поступки злыми речами.
Спустившись с крыльца, Алистер остановился и сунул руки в карманы.
– Хороший тайник, Лайтвуд, – произнес он вполне нормальным тоном, без брюзжания, которым обычно маскировал хорошее настроение. – Мне бы такое никогда в голову не пришло.
Они были одеты по-зимнему: Томас закутался в твидовое пальто, которое подарила ему Барбара несколько лет назад, а облегающее темно-синее пальто Алистера было сшито по последней моде и подчеркивало линию плеч. Вокруг шеи был повязан темно-зеленый шарф. Солнце в Англии даже летом показывалось довольно редко, а сейчас, зимой, кожа Алистера была еще светлее, чем обычно, отчего ресницы казались темнее. Они обрамляли его черные глаза подобно лепесткам цветка.
«Лепестки цветка»? ЗАМОЛЧИ, ТОМАС.
Томас отвел взгляд.
– Итак, что же случится, когда демоны снова явятся за мечом? Ты скажешь им, что Кортаны у тебя нет, и они уберутся туда, откуда пришли?
Алистер хмыкнул.
– Я думаю, меч каким-то образом притягивает их, они чувствуют его присутствие. Если демоны еще несколько раз навестят меня и поймут, что в нашем доме его нет, они отвяжутся от меня. По крайней мере, у меня такая теория. Надеюсь, она подтвердится, – добавил он, – потому что меньше всего моей матери сейчас нужно, чтобы демоны резвились в ее цветочных бордюрах.
Несмотря на небрежный тон и легкомысленные слова, Томас понял, что Алистер искренне тревожится за мать. Сона Карстерс была беременна, и ребенок должен был появиться на свет совсем скоро. Беременность протекала тяжело, а несколько недель назад на бедную женщину обрушился жестокий удар: ее мужа убили.
– Если я могу быть тебе полезен еще в чем-то, – сказал Томас, – обязательно обращайся. Я люблю быть полезным.
«А в настоящий момент я могу быть полезным только Кристоферу, который смотрит на меня как на один из своих физических приборов».
Алистер, нахмурившись, оглядел Томаса и заметил:
– Это пальто тебе велико. У тебя, наверное, шея совсем замерзла.
Он снял свой шарф и обмотал его вокруг шеи изумленного юноши.
– Вот так лучше, – сказал он. – Можешь его пока поносить. Отдашь, когда мы в следующий раз увидимся.
Томас невольно улыбнулся. Он понял, что таким образом молодой человек выражает ему свою благодарность. Он вдохнул аромат дорогого мыла тройного помола, аромат Алистера. Алистера, который еще не отпустил концы шарфа и смотрел Томасу прямо в глаза.
Пошел снег. Белые пушинки опускались на волосы Алистера, на его ресницы. У него были такие темные глаза, что зрачки практически сливались с радужными оболочками. Он слегка улыбался, и при виде этой улыбки Томас ощутил прилив желания, настолько сильный, что у него зашумело в ушах. Он хотел прижать Алистера к себе, прямо здесь, у дверей Института, и запустить пальцы в его темные локоны. Он хотел целовать этот рот с приподнятыми уголками, похожими на перевернутые запятые, хотел провести кончиком языка по этим саркастически ухмыляющимся губам.
Но тут он вспомнил о существовании Чарльза. Томас до сих пор не мог толком понять, что же происходит между Алистером и Чарльзом; ведь совсем недавно Алистер навещал бывшего возлюбленного в его доме! Томас не знал, что делать, он колебался, и Алистер, который всегда был чувствителен к настроениям других, к неприязни, настороженности, даже неявной, опустил руку и прикусил нижнюю губу.
– Алистер, – начал Томас, ощущая одновременно холод и жар, а еще почему-то приступ головокружения, – я должен знать, как ты…
Раздался громкий треск, и Томас с Алистером, отскочив друг от друга, потянулись к оружию. В центре двора возник Портал – огромный, гораздо шире обычных. Томас боковым зрением заметил, что Алистер пригнулся, приготовившись к бою, и сжимает в руке короткое копье. Очевидно, им в голову пришла одна и та же мысль. В последний раз неожиданное странное явление во дворе Института оказалось предвестником нападения Принца Ада, вооруженного толстыми щупальцами.
Но они не услышали рева демонов, не увидели потоков морской воды, хлещущих из трещин в каменных плитах. Вместо этого раздался топот лошадей, предупредительный крик, и из Портала на полной скорости вылетела карета Института. Не касаясь колесами земли, она развернулась в воздухе и приземлилась у подножия крыльца с грохотом, от которого содрогнулось все здание. Балий и Ксанф казались очень довольными собой. На месте
