Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить
Ах, как страстно, возвышенно и мощно цитировал мой друг великого Омара Хайяма! Как там…
«В жизни сей опьянение лучше всего.Нежной гурии пение лучше всего.Вольной мысли кипение лучше всего.Всех запретов забвение лучше всего!».
Да, да, и ещё!
«Не рыдай! Ибо нам не дано выбирать.Плачь не плачь, а придётся и нам умирать.Глиной ставшие мудрые головы наши,Завтра будет ногами гончар попирать!».
О! Как всё было здорово и великолепно в час буйного и бесконечного веселья! Но оно, как водится, увы, когда-нибудь заканчивается.
Да, видимо, в почтенном заведении под чудным и философским названием «Задумчивая креветка» нас надолго запомнят. Очень и очень надолго… Теперь нам путь туда заказан скорее всего навсегда… Но, ничего! Мало ли ещё баров, клубов и достойных ресторанов существует на этом и на том Свете?!
Последнее, что я запомнил в тот день, вечер или ночь, или во всех ипостасях одновременно, была сакраментальная фраза, печально и страстно произнесённая невесть откуда взявшимся сержантом полиции в купе с суровыми и очень недоброжелательными коллегами, в руках которых я увидел дубинки и наручники. Данная фраза звучала так: «Эх, как же мне всё это до смерти надоело!».
ГЛАВА 13
Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть. Напраслина страшнее обличенья!
Древне восточное.Суровый, громкий и негодующий женский голос вдруг раздался словно из под небес, или, вернее, с них:
— «Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь со множеством людей, чуждых добру!».
— !?
— Как, однако, хорошо и точно сказано. Истина на века! — возмущённый голос Милли прозвучал, словно приговор.
— Кто, что!? — воскликнули мы с Ригом почти одновременно и ошеломлённо, внезапно проснувшись, подскочив и ударившись о нары второго яруса, расположенных над нашими головами.
— И ещё!
— Что!?
— А то, идиоты!
— Что?!
— «Кому не ведомо всегдашнее несоответствие между тем, что человек ищет, и что находит?!», — Великая Госпожа Милли легко и изящно поднялась с холодного цементного пола, на котором дотоле задумчиво, расслаблено и небрежно сидела.
Она была одета в какую-то странную длинную хламиду, сотканную из серых толстых нитей, на голове имела белый платок, а на ногах — кожаные сандалии светло-бежевого цвета.
— О, как Вы мудры, Великая Госпожа! — поспешно и несколько подобострастно восхитился Риг.
— Это не я мудра! Это мудр один достойный муж по имени Макиавелли Николо ди Бернардо!
— Полным идиотом был твой вонючий итальяшка, безнадёжно выхолощенный духовный импотент и психопат! Ненавижу, якобы, смелых, неистовых, вечно беснующихся, истерически орущих и жалких потомков Великих Римлян! О, эти ничтожные, мелкие и смешные существа! Где стальные легионы, под пятой которых распласталась почти половина мира? Где выдающиеся полководцы, философы, поэты, мыслители и ораторы?! Куда всё это ушло и делось!? Нынешние потомки Римлян даже нормальной и качественной оргии организовать не могут! Я уж не говорю о всяком другом.
— Ну, не следует так горячиться, — мягко произнёс Риг. — Всё-таки жили-были Леонардо Да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Петрарка, ну и другие очень выдающиеся и достойные мужи.
— И когда они жили? Сотни лет назад! А что сейчас?! Кто может служить примером для нации!? Муссолини, что ли, или этот выхолощенный и скучный Антониони, или многозначительный и комплексующий Мастрояни, якобы красавец и интеллектуал с мордой шарпея?!
— Всё-таки, не горячитесь Вы так!
— А я и не горячусь. Вы еще не видели меня в состоянии самой настоящей горячки! — нервно захохотал я. — А, вообще, знаете, что более всего в жизни интересует этих смешных человечков, которые сидят на своём микроскопическом и дранном сапоге?
— О чём это Вы, какой сапог? — сразу не понял Риг.
— Ну, я об Апеннинском полуострове.
— Понятно. Вообще-то, он не так уж и мал.
— Он очень мал по сравнению с Россией. Именно с ней я всё сравниваю в этом мире!
— Так, ладно. И что же интересует более всего итальянцев!?
— Их сегодня больше всего в жизни интересуют только три вещи, — злорадно ухмыльнулся я.
— Какие? — усмехнулась Милли.
— Макароны, пицца и модели купальников в новом сезоне! Всё! В мире больше нет ничего существенного и приемлемого, помимо сего! И, вообще, со времён великого Леонардо этими существами не было создано ничего принципиально нового и гениального! Кстати, и Микеланджело был ещё тем изощрённым мошенником и плутом.
— Как так?! — изумились Риг и Милли. — А причём здесь этот великий и прославленный муж!?
— А вот так! При том! — мрачно ухмыльнулся я. — Микеланджело как-то раз зарыл в землю свою собственную скульптуру под названием «Спящий купидон», подождал, пока она там «состарится», выкопал и ловко продал под видом античной статуи одному кардиналу за 200 дукатов! Огромные деньги были по тем временам! У, аферист! Проклятые и мерзкие итальяшки! Ненавижу их, как и англо-саксов, норвежцев, финнов, прибалтов, поляков, татар, румын и особенно арабов!
— А почему в этом скорбном списке нет шведов? — усмехнулась Великая Госпожа.
— Ах, ну да! Этот момент я упустил. Эх, сколько раз мы поддавали этим якобы суровым ребятам под зад!
— А немцы?
— Ну, они, конечно же, на протяжении истории наших взаимоотношений часто и во многом были не правы, — задумался я. — Но нравится мне их дух, педантичность, трудолюбие и крайняя чистоплотность. А, вообще-то, честно говоря, я им многое прощаю из-за Великой Императрицы Екатерины Второй. Да, и в основе всех реформ Петра Первого лежат их идеи, образ жизни, мысли, достижения, ну, и одна баба, которая сыграла в судьбе нашего Царя-Основателя очень значительную роль.
— Да, вот это поток сознания! — рассмеялась Милли.
— Я не успеваю следить за его течением, Великая Госпожа, — жалобно произнёс Риг.
— А и не надо. Если следить за всеми потоками, которые струятся вокруг нас по воле этого типа, то можно свихнуться или помереть.
— Браво! Как хорошо сказано! — возбуждённо захлопал я в ладоши.
— А вообще, возвращаясь к теме итальянцев… Я считаю, что любым нациям свойственны времена взлётов и падений, как и отдельным людям, — задумчиво произнесла Милли. — Ну, вот греки, допустим. Александр Македонский. Не было в истории человечества более гениального полководца и завоевателя. Но, с тех пор прошли столетия и дети Эллады ничем не прославились, и ничего особого не совершили. Но, кто знает, кто знает… Всё-таки, за временными падениями подчас следуют неожиданные взлёты.
