Ледобой-3. Зов - Азамат Козаев
Верна нахмурилась, отставила метлу, показала, ну-ка присядем.
— Ты не поверишь, что я вчера на берегу видела…
— Доброго дня хозяевам!
Верна резво вскочила на крыльцо, толкнула дверь.
— А-а-а, входи, оторва! А кто это пришел к старикам?
Тычок разлыбился, потянул руки к Снежку. Малыш заулыбался, загукал, засучил ногами.
— Хорошо поели, прибежала мышка — остренькие зубки, береги пипи…
— Этот мальчишку плохому не научит! Нет, не научит! — Ясна сделала «лицо» и со значением показала глазами на старика. И так весело сделалось Верне, что едва не расхохоталась. Ясна, Тычок, сама, все вместе вышли из прошлого и принесли в грядущее этого крепкого пузана. И вот оно, грядущее, пускает пузыри на старикову рубаху и смеется, оттого, что борода колется. А на тебе, старый прохвост, беззубыми деснами укус в нос, а на тебе, пройдоха, слюни по всему лицу!
— А где эта? Спасёнка?
— В сараюшке, у себя. Зачем она тебе?
— Новости ей принесла.
Верна выскочила за порог, подмигнула солнцу — у Сивого научилась — порскнула к сараю.
— Есть живые? Или Дрых Дрыхыч в плен взял?
Сначала тихо было, потом ворох сена раздался, вытолкнул на белый свет лицо. Вот честное слово, ровно утопленник всплыл из глубин. Боженьки, а ведь хитрая какая — дабы трава не забивалась в волосы, спит в платке. Верна и без того еле смех держала, теперь и вовсе глотала смешинку крупными кусками — горло того и гляди надорвется. Вы только оцените: мало того, что сама из волн рожденная, тут ещё и сено разрешилось. И не просто разрешилось — желтое сено родило чернявую, что хочешь, то и думай.
— П о лно спать!
— Доброго утра тебе, достопочтенная Верна.
— Дня. Доброго дня и тебе, Рождённая Из Волн.
— Только под утро заснула. Сон не шёл. Всё родину вспоминала.
— То-то я смотрю глаза красные.
Ассуна выползла из сена, отряхнула платье, с вопросом выглянула исподлобья.
— Новости у меня для тебя.
— Я всегда рада добрым вестям!
— Ладья пришла из Сторожища.
Ассуна глубоко вдохнула, на мгновение задержала дыхание, закусила губу и медовыми глазами стрельнула куда-то в сторону.
— Ты знаешь, достопочтенная Верна, я решила повременить с отъездом и остаться. Мне здесь очень нравится.
Верна покачала головой, усмехнулась.
— Нет, голуба. Ты не поняла. Корабль пришел, и ты уезжаешь.
Несколько счётов мерились взглядами, наконец, Ассуна холодно улыбнулась.
— Ваше гостеприимство настолько меня тронуло, и я настолько замёрзла в море, что хотела бы ещё погреться на вашем чудном острове.
Вот честное слово, ровно опять на приёме во дворце саддхута Бейле-Багри, реки текут как речи, речи — как реки. Шопли вытри, медовоглазая, плавали — знаем.
— Наш остров согрет лучами праведного светила, а гостеприимство настолько богопоказано, что предписывает блюсти чистоту гостя. Дабы не испачкался всяким образом, не впал во грех. Высокий и низкий. Поэтому, уедешь ты сегодня, и уедешь чистая, — а вот нет сил больше держать улыбку. На-ка, получи ухмылку в тридцать два зуба, ничуть не хуже твоих. И не пытайся перебить. Училась у лучшего по усмешкам.
— Я не поеду, — Ассуна холодно растянула губы.
— Поедешь, вороная, поедешь.
Спасёнка пружинисто, крадко прошлась по сараю туда-сюда, потянулась, выгнула руки, дернула шеей вправо-влево.
— Ты что-то видела?
— Не. Сама не видела. Птички донесли.
— Боишься, что твой муж предпочтёт меня.
Всё, нет больше сил держаться. Держи, красуля, полноценный смех. Верна смеялась до слёз, до того, что пришлось к стене отойти, прислониться. Чуть наземь не рухнула, так растрясло колени. Ассуна с тревогой смотрела на эту светловолосую. Она с ума сошла?
— Что тебя рассмешило? Ты думаешь, такое невозможно?
— А? Что? Да нет, возможно, конечно. Сивый может уйти от меня в любой день. Он мальчишка большой, а я ему не сторожиха, держать не буду. Но ты не видишь одной очень крупной штуки.
— И чего я не вижу?
— Меня. Есть я, и своего я никому не отдам.
— Ты не отдашь мне мужа? — Ассуна холодно облизнула губы, горделиво задрала подбородок.
— Мужа забирай. А место жены подле него — мое. Ухитришься так?
Найдёнка собрала лоб гармошкой. Это как?
— Чего задумалась, умница? Понять не можешь? Ох, не по тебе эта наука. Собирайся.
— Я не поеду, дева, — Ассуна медленно сдала к противоположной стене, аккурат к тому месту, где рядком стояли заступ и грабли.
— Помогу.
— Ты не заставишь меня уйти отсюда.
Верна задрала взгляд в потолок. Боги, вы хоть слышите, что вороная тут плетёт?
— Я не просто дочь купца. Меня учили воины правителя. Лучше уйди своей дорогой. Иначе мне придется сказать твоему мужу, что его дражайшую половину настигла послеродовая хворь, и у тебя помутился рассудок.
— Отойди от граблей, хуже будет.
Спасёнка нащупала черен заступа, схватила, пару раз крутанула перед собой, торжествующе улыбнулась. Верна пожала плечами, прянула вперед, поднырнула под тычок заступом в лицо, левым плечом сбила черен в сторону, а правым впечатала в стену сарая воительницу, которую учили воины самого правителя. Непонимание, обида и жуткая боль вспыхнули где-то глубоко в медовых глазах…
* * *
— Это ещё что такое?
Щелк стукнул Безрода по плечу. Сивый только что снес на берег мешок, поиграл плечами, усмехнулся в небо. Вон, и парни рады. Застоялись, некуда силу девать, Рядяша не идет — плывет по сходням, и даже не плывет — иноходит, мостки под ним прыгают, играют. Отплясывает, в каждой руке по мешку, руки почти прямые, шаг, зашаг, отшаг, перетоп. Шаг, зашаг, отшаг, перетоп. Не дайте боги Неслухи возгорятся, тоже приплясывать начнут, прощайте сходни. Придется новые делать. Мальчишки носятся друг за другом, пытаются помочь, но разве поднять ребятне мешки и бочата? Подпирают парням ноги, толкают, помогают идти. Смех один, держи живот.
Оглянулся. Идет Верна, в поводу ведет Уголька, на коне, ровно тюк под накидкой, лежит тело, руки-ноги качаются в такт шагам. Сивый и Щелк переглянулись.
— Всё, получайте. Эй, Моряй, потерпишь на корабле попутчика?
Моряй с кормы разлыбился, развел руками, мол, а куда денусь?
— Это кто?
Тело закутано в тканину, кто — не понять.
— Вот, воевода, принимай! — Верна вручила Безроду повод, чисто улыбнулась, увела глаза в небо.
Уголёк резво переступил, откуда-то из складок тканины вывалился толстый черный хвост в косицу. Сивый с ухмылкой покосился на жену, задрал брови на лоб.
— Да, говорит, наконец-то ладья пришла, увижу, говорит, Сторожище, о котором всю неделю разговоров было. Ка-а-ак рванет на пристань, да ка-а-ак загремит о порог. Вон память из дурочки! Нет, ты представляешь? Разве так можно? Носится, как угорелая, под ноги не смотрит!
Щелк и Сивый переглянулись. Безрод и Рядяша обменялись взглядами. Рядяша посмотрел на Неслухов. Неслухи, как один, скосили взгляд налево. Ледок пожал плечами, «свернул» шею за спину, и только Стюжень смотрел прямо, взгляда не ломал. Ну, разве что бровями сыграл. Нахмурился, спрятал бороду в кулак, подошел.
— Хорошеешь с каждым днем, оторва! — облапил Верну, прижал к себе, погладил по голове. В ненастье под этой лапой можно от дождя спрятаться.
— А ты не стареешь! Суров, подтянут, строг, — сама обхватила ворожца, как смогла, прижалась, вытянулась на цыпочки, чмокнула в шею.
— Такие, как я не стареют, — усмехнулся старик, — умирают сразу. Вот был, а вот — нет. Ровно дуб с корнями вывернет.
— Сам говорил, что я дурочка. Не время тебе пока уходить.
— Ну какая же ты дурочка! Умница, красавица! А кто это на Угольке?
Спросил Безрода, но тот взглядом показал, мол, потом. Всё потом объясню, не сейчас.
— Найдёнка, — ответила Верна. Она не заметила перестрелки взглядами. — Наши в море выловили. Оттниры всех вырезали, одна вот осталась.
— Ты смотри, что в свете делается, — ворожец обошел коня, озадаченно прикусил ус, отчего-то даже принюхался, закрыв глаза. — А чего лежит, ровно
