Прометей: Неандерталец (СИ) - Рави Ивар

Снег окрасился кровью бедняги, и мамонты повели в счете. Но неандертальцы тоже были не лыком шиты. Один из воинов успел всадить копье в брюхо животного, еще несколько человек криками пытались отпугнуть животных, увернувшись от их бивней. Копье дикаря не причинило особого вреда мамонту, и позиции противоборствующих сторон практически не изменились. Еще около получаса продолжалось это бессмысленное противостояние: мамонты не оставляли раненого, а дикари не оставляли надежды прогнать здоровых животных.

За это время раненый мамонт отдохнул и набрался сил. Он встал и коротко протрубил, обозначая готовность идти. Упускать животное было нельзя. Я схватил пару горящих толстых палок из костра и с криком:

— Санчо за мной! — начал торопливо спускаться.

Животные перестроились, теперь шествие замыкал могучий самец. Мамонтиха снова встала во главе маленького стада, и животные неторопливо двинулись в сторону востока. Неандертальцы старались поразить мамонтов копьями, но толстая шкура с волосами по полметра хорошо защищала животных. Когда мы с Санчо спустились, мамонты успели уже пройти порядка ста метров, пришлось догонять их бегом. У меня разнылась нога, но в пылу охоты на такие мелочи некогда было обращать внимание.

Вождь умудрился подобраться к самцу и нанести ему серьезную рану в ногу. Мамонт даже захромал, но копье из рук вождя было вырвано и сломано. Я улучил момент и умудрился ткнуть факелом в животное. Шерсть в месте контакта вспыхнула, но быстро погасла. Этого было достаточно, чтобы самец с трубным ревом нарушил строй, убегая вперед и оставляя раненого без защиты.

Практически синхронно четверо воинов напали на раненого и вонзили копья ему в живот. Мамонт вздрогнул и рванул влево в сторону скал, где снег был особенно глубоким. Он провалился в снег по брюхо и начал отчаянно дергаться, пытаясь вырваться.

Двое мамонтов ринулись к нему на помощь и смогли вытолкать его из овражка, где намело столько снега. Но животное уже ослабело. Выбравшись на тропу, мамонт-подросток осел, Тщетно взрослые мамонты пытались поставить его на ноги. Последние удары копьями внесли свою лепту, мамонт терял кровь и слабел на глазах. Он жалобно протрубил, словно понимая, что ему приходит конец. На его крик о помощи мамонты ринулись на назойливых червячков. Но неандертальцы ловко разбегались, пропуская мимо неповоротливые туши.

Еще около часа мы не могли подступиться к умирающему животному. Мамонты рьяно защищали своего детеныша. Но и они не могли вечно стоять здесь, в то время, как мы пытались прогнать их факелами. Животные успевали повернуться к нам мордами, чтобы не подставлять уязвимые бока.

Когда прошло примерно два часа с начала охоты, раненый мамонт умер. Мамонтиха подошла к нему и, толкая хоботом, пыталась поднять на ноги, но тот не шевелился. Предводительница протрубила, и мамонты двинулись в путь. Раненый в ногу крупный самец теперь шел в середине, а его место в арьергарде заняла вторая самка.

И все. Вся охота оказалась куда более прозаичной, чем я ожидал. Не было ревущих животных, из которых били фонтаны крови, не было многочисленных жертв среди охотников. Было хладнокровное противостояние, пока не умер раненый зверь. Может в других ситуациях охота происходила по-другому, но здесь не было необходимости рисковать жизнями людей. Мамонт, скорее всего, умер бы и без нашего вмешательства. Но это могло произойти и на следующий день. А так получилось, что несколько тонн мяса мы получили у самого дома.

Вождь подгонял людей, чтобы разделать животное, прежде чем мясо затвердеет на холоде. Куски мамонтятины складывали в снегу на первой и второй ступеньке площадки. Добравшись до внутренностей, дикари съели печень животного сырой. Перепачканные кровью неандертальцы рубили и резали куски мяса, после чего тащили его наверх. Когда наступила ночь, практически весь мамонт был разделан и перенесен в пещеру, где уже полным ходом шло пиршество. Еще оставалось мясо на костяке животного, но сегодня вождь решил, что этого достаточно. По его гортанному «Ха», все вернулись в пещеру, которая моментально наполнилась запахом жареного мяса.

Впервые с момента появления дикарей мяса было столько, что детей и женщин никто уже не отгонял от костра, когда они лезли наравне с мужчинами. Убитого неандертальца завалили камнями и засыпали снегом, о нем никто больше не вспоминал, словно его и не было.

Ика принесла мне хороший ломоть жареного мяса. По вкусу он мне напомнил китовое мясо. Постоянная мясная диета меня утомляла и уже вредно сказывалась на работе кишечника. Неудивительно, что у неандертальцев часто встречались новообразования, и доживаемость, вероятно, была низкая.

В пещере незаметно сформировались маленькие общины. В первую входили я, Санчо и Ика, а вторая состояла из неандертальцев. Конфликтов не было, мы старались уступать территорию и мясо в спорных моментах, зная, что нас меньше. А неандертальцы не лезли на рожон, помня, что я За.

Чем больше я находился среди них, тем больше мне нравилась эта вымершая ветвь человечества. В них не было суетливости, присущей современным людям, вся их жизнь была подчинена несложным законам. Они ели, спали, занимались сексом. Потом все в обратном порядке. Лишь изредка можно было увидеть неандертальца, подправляющего рубило или возящегося с наконечником копья. И ни разу, ни среди этих пещерных, ни среди озерных людоедов, я не видел дикарей, рисующих наскальную живопись.

После удачной охоты на раненого мамонта дни стали словно вязкие, столь медленно они текли. Большую часть времени дикари грелись у огня или спали, прижавшись друг к другу.

Так прошло около месяца, и сегодня утром появились первые признаки приближающейся весны. Солнце с утра давало ощущение тепла, и воздух прогрелся до плюсовой температуры. Зазвенели капли еще с двух мест в потолке пещеры, заставляя людей искать себе другое место. Я вышел на площадку и окинул взглядом пролив. Противоположный берег просматривался четко, словно на ладони. Нога меня больше не беспокоила, но в мышцах ещё было ощущение дряблости. Надо было немного потренироваться, чтобы после преодоления пролива идти с максимальной скоростью.

Вернувшись внутрь, я велел Ике и Санчо одеться. Вопрос — останется ли Ика с неандертальцами или пойдет с нами, не стоял. Я не собирался оставлять миловидную кроманьонку на сексуальную потеху дикарям. Пойдут со мной оба. Не задавая вопросов, они накинули шкуры, девушка натянула свои унты, и мы осторожно начали спускаться вниз, провожаемые любопытными взглядами дикарей. Внизу я разъяснил им, зачем мы вышли.

— Ика, Санчо, мы будем ходить вначале, а потом бегать. За почти три месяца в пещере наши мышцы не получали нагрузки, и это нам выйдет боком, когда мы отправимся в путь.

Не знаю, поняли ли они все, что я хотел сказать или нет, но общий смысл уловили. В первый день мы ходили около двух часов. Я был прав, наша скорость, как и выносливость, оставляла желать лучшего.

Первой сдалась Ика, рухнув на снег. Пришлось возвращаться в пещеру, где на удивленных лицах дикарей стоял вопрос: «А где добыча»?

Несколько первых дней нагрузки казались очень тяжелыми. Но с каждым днем становилось легче. Со второй недели мы перешли к бегу. Ика первое время быстро останавливалась, но к концу первой недели могла бежать километра три с приличной скоростью.

Весна тем временем стала понемногу вступать в свои права. Первые участки освободились от снега, а в воздухе слышались птичьи голоса. Еще две недели и снег полностью сойдет. Как раз к тому времени, когда мы наберем оптимальную физическую форму, и будет готов плот. Но пока деревья еще были под снегом.

Сегодня мне в голову пришла идея — расчистить снег над ними, чтобы набиравшие силу лучи солнца немного их просушили. На эту работу ушло около двух часов. Раньше я рассчитывал на плот из двух бревен, но теперь добавилась Ика, и понадобится третье бревно.

Неандертальцы несколько раз подходили к нам во время уборки снега с застывшим на лице вопросом. Услышав мое коронное «За», они сразу исчезали, словно боялись, что одержимость может перейти на них.