Проклятьем заклейменный - Владимир Петрович Батаев
Она вскинула брови и склонила голову, мол, договаривай.
Я осклабился в самой мерзкой ухмылке, на какую был способен.
— Я призову в этот мир такую хтонь, от которой все тёмные эльфы, гули и прочая нечисть будет драпать огородами, по пути заодно удобряя грядки, — пообещал я.
Заметив появившийся в углу кабинета серый силуэт, я быстро пропел:
— Не отбрасывая тени, мы по сумеркам плывём.
Ева Авдеевна охнула и схватилась за горло. А девочка-тень в углу истаяла.
— Считай, что тебе выдан карт-бланш, — прохрипела ректорша. — А мои тени… Вернутся?
— Поживём — увидим, — пожал плечами я.
И вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Глава 19
Я на тебе, как на войне
На полпути обратно к общежитию меня перехватил Петька. Оказалось, служанка Киреевой передала ему, что её госпожа желает меня видеть возле ворот. Я хотел было уже плюнуть на это и пойти в свою комнату. В конце концов, дадут мне сегодня помыться и позавтракать, а? И зачем мне надо откладывать эти важные дела ради того, чтобы продолжить слушать истерику Киреевой?
Но выяснилось, что вместе с просьбой Петьке передали ещё и деньги. Пять сотен рублей. Что совсем немало, практически два пакета пыльцы можно купить, а в моём случае, по блату, целых три и ещё останется. И если уж Киреева расщедрилась на денежную благодарность, как я и просил, то вряд ли будет продолжать меня ругать и упрекать. Но чего ей надо-то?
— Спасибо. Спасибо тебе, Соловьёв.
Киреева бросилась ко мне и повисла на шее, но буквально на секунду. Девушка тут же отстранилась и прижала руки к груди в защитном жесте.
— Пожалуйста, — кивнул я. — Это всё? А то я не мытый и не жрамши. Хоть кустик какой-то по пути полить успел, и на том спасибо.
— Фу, какой ты… — поморщилась Киреева. — Но всё равно спасибо ещё раз. Я бы тебя и по-другому отблагодарила… Но после огра… Мне мерзко всё это. Касаться и…
— Я понял, — перебил я её лепет. — Ещё раз — пожалуйста. И такой благодарности мне достаточно. Больше ничего не надо. Только не пойму, чего ж ты тогда орала и требовала вернуть огра? И зачем вообще…
Я неопределённо повёл в воздухе рукой. Для девчонки это явно больная тема. Так что не стоит напоминать ей про всякие сальные подробности. Да и не знаю я точно, что она там с огром делала. Вряд ли то, чем занимаются муж с женой ночью под одеялом. Уж слишком габариты не совпадают. Скорее что-то из того, что происходит в экзотических борделях.
— Это мой долг, обязанность женщин рода, — опустив глаза, пробормотала Киреева. — Наш шанс послужить Родине и Государю. И возвысить род. Пусть даже ценой жизни. Но сначала я должна была продолжить род. Чтоб потом и моя дочь…
Она разревелась. Я не стал подходить и пытаться приобнять, чтоб успокоить. Ей явно сейчас неприятны касания мужчин, только хуже сделаю.
— Ну всё, теперь огра нет, так что ты свободна.
Девушка кивнула, утирая слёзы кулаком.
— Меня теперь, наверное, в какой-нибудь уездный монастырь отправят. Но это лучше, чем… Ладно, ты, вроде, спешил.
— Ага, — согласился я. — Прощай. И удачи.
Вот такая у нас тут аристократия, значит. Возвысить род любой ценой. А вовсе не пафосные разговоры о чести и куртуазность.
Хотя любопытно, от чего же зависит личный триггер? Ещё и передающийся по наследству иногда, но тут уж воспитание может сыграть роль. А вот бабуля Киреева, которая первая связалась с огром, была явно с большим таким прибабахом.
Да чего говорить, мухи у Вежлевой, похотливые взгляды у Трекуровой, лапание девок у Пузыни — всё это тоже совсем не норма! Интересно, что там у других?
Кажется, многое завязано на комплексы и подавленные желания. Интересно, в этом мире Фрейд и Юнг существовали? Надо бы поискать их труды в библиотеке. Ну или какие-то местные аналоги. Опять же, возможно, тут проводились исследования триггеров.
— Афанасий, дай-ка мне ключ от тридцать восьмой, — попросил я консьержа. — Или девчонки у себя?
— Никак нет, ваше благородие. Госпожи изволили на занятия отбыть, значится. А вот ключ-то, как бы, не положено…
— Они не будут возражать, — отмахнулся я. — А тебе… Тебе я потом червонец дам.
— Никак не можно, ваше благородие, — удручённо покачал головой мужик.
Тьфу ты. Придётся всё же в общей душевой мыться. Не то, чтоб я прямо такой брезгливый или стеснительный. Просто там же даже одежду некуда бросить. Потому Соколова тогда в одном полотенце в душевую и шла. В нормальной ванной гораздо удобнее. Надо на третий этаж переезжать…
Так, если у нас по девять комнат на этаже, нумерация с первой по девятую, а в каждой по двое живут, то всего выходит тридцать шесть человек. Ну, теперь без Киреевой уже тридцать пять. Кстати, если она на третьем жила, то есть шансы поменяться комнатами с её соседом. Одному-то парню и на втором нормально будет.
Это я к чему считать-то начал. На занятиях у Бо́риса я насчитал человек тридцать. Значит, некоторые прогуливают. Вот как я сейчас. Может, Воронцова или Одоевский в их числе? Эх, не глянул я на ключи у Афони. Ну неохота мне новую одежду из паутинного шёлка на пол кидать!
Я поднялся на третий этаж и постучал в дверь с номером тридцать три. Никто не открыл, но я продолжил стучать. Может, просто гостей не ждут, но на настойчивость отреагируют.
Нет, похоже, всё-таки никого нет. Зато на шум отреагировали соседи. Из двери с номером тридцать пять высунулся мужик с длинными лихо закрученными усами.
— Ты чего тут шумишь? — резковатым тоном осведомился он.
Хм, я же не в форму одет, а в серебристый наряд из паучьего шёлка. И если этот гусар недоделанный не в курсе, что такое паучий шёлк, то мог принять меня за слугу.
— А кто спрашивает? — хмуро отозвался я.
— Капитан… — начал было он, но осёкся. — Хм… Денщик госпожи Орловой. А ты чьих будешь?
— Демьян Соловьёв.
— Извините, ваша
