Книга 2. Бич Божий. Крест и полумесяц - Руслан Ряфатевич Агишев
[1] Арвахи — добрые духи, иногда так называли духов умерших предков.
[2] Автор знает, что повесть «Кавказский пленник» написал Л. Н. Толстой, а поэму «Кавказский пленник» — А. С. Пушкин. По авторской задумке главный герой спутал два эти произведения, приписав творение одного писателя перу другого. Стоит заметить, что в некоторой степени это неудивительно. Повесть написана очень простым, сдержанным и максимально понятным языком, лишенных всяких украшательств и психологических мудрствований.
Работаю…
-//-//-
Было уже довольно поздно. На улицы Трира опустилась темнота, которую с трудом разгоняли тусклые газовые фонари. Запоздавшие бюргеры, то и дело оглядываясь по сторонам, спешили домой. Шалили тут богатенькие отпрыски из местных: то добрый сюртук с кого снимут и в пыли извазякуют, то в вонючую речку с головой макнут. Служанкам, да горничным подолы задирали. Совсем проходу не стало.
— Карл, дружище, погляди какая курочка, — присвистнул от восхищения долговязый юнец с прилизанной шевелюрой, кивая своему товарищу на жмущуюся к деревянным воротам девичью фигурку. — Какие булочки… есть за что ухватиться.
Второй, высокий чернявый парень в добротном костюме буржуа, только что опорожнявший свой желудок у канавы, выпрямился. Его взгляд, выцепивший девушку, тут же замаслился.
— Хороша, Дитрих. Очень хороша, старина, — зацокал Карл языком, вытирая блевотину рукавом. Встал, пошатываясь. Все-таки пива он сегодня изрядно принял. В голове шумело, в ногах чувствовалась слабость. — Надо обязательно попробовать такие аппетитные булочки. Неужели она нам откажет в такой малой просьбе? — приосанился парень с довольной улыбкой.
И вот уже оба, покачиваясь и отпуская сальные ухмылки, направились в сторону девицы, которая при виде их испуганно вскрикнула и попыталась убежать. Куда там. Даже в подпитии парни легко ее догнали и загнали в какой-то глухой двор.
— Господа, что же вы пугаете бедную девушку? Не подходите ко мне, а то я буду кричать, — дрожал голос бедной девушки, пятившейся к каменной стене дома. Взглядом, полным отчаяния, она окидывала плотно закрытые окна и двери, уже и не надеясь на помощь. Конечно, эти трусы будут сидеть как мыши, даже не думая выйти. — Господа…
Оба великовозрастных оболтуса громко загоготали. Что им она сделает? Ничего! Сейчас они с ней хорошо развлекутся, как и с другими, что им попадались до нее. Ведь сладкая курочка! Пухленькая, кругленькая, так в руки и просится.
— Что у нас тут? Юбок-то сколько напялила, до сладкого не добраться, — фыркал Карл, жадно сдирая с пищавшей девушки платье. То, конечно, пыталась что-то сделать: шипела, царапалась, размахивала кулачками. Только второй юнец все это время крепко прижимал ее руки. — Ножки, ножки, Дитрих! Посмотри! — раздался треск ткани, и в темноте блеснуло обнаженное бедро. Девушка вскрикнула и судорожно забилась. — Держи ее лучше, Дитрих! Я никак не приноровлю…
Жадно сопевший парень начал спускать штаны, как сзади его кто-то с силой ударил, отправляя в недолгое забытье. Когда же Карл очнулся, и продрал глаза, то обнаружил себя в весьма интересном положении. С завязанными руками, он сидел прямо на брусчатке в том же самом дворе, где был только крепкий незнакомец в черном одеянии. Девушка и его друг с гимназии, Дитрих, пропали, словно их и не было, вовсе.
— Кто вы сударь? Немедленно развяжите меня! Вы знаете, кто я? — храбрился Карл, пытаясь напугать незнакомца. Тот же лишь негромко хмыкал в ответ, не выказывая и тени беспокойства. Стоял, как скала, скрестив руки на груди. — Мой отец дружен с самим бургомистром. Он только шепнет ему…
Скаливший зубы человек в черном резко наклонился.
— Тебя зовут Карл. Твое настоящее имя Мозес Мордехай Леви, что ты скрываешь от всех своих друзей и знакомых, — от услышанного Карл похолодел. Свое еврейское происхождение он довольно успешно скрывал. Поменял имя, фамилию. Прилюдно даже выказывал антисемитские взгляды. — Учишься на последнем курсе гимназии. Вечерами вместе со своими друзьями измываешься над припозднившимися гуляками. Особенно любишь измываться над женщинами, более всего предпочитая юных девиц. Я ничего не забыл?
Парень, засопев, дернулся, пытаясь вскочить на ноги и толкнуть незнакомца. Не вышло ничего. Тот оказался настороже, сразу же съездив Карла по морде. После начал яро того месить сапогами, успокоившись лишь тогда, когда усталость стала брать свое.
— Кстати, — едва отдышавшись, проговорил незнакомец. — Тебе просили передать привет… Сейчас… Слово в слово нужно, — пока парень булькал кровью, тот рылся в кармане. Наконец, в руке незнакомца оказался небольшой клочок бумаги, текст с которого он и начал зачитывать. — Карл Маркс, как человек, ты подонок. Как философ, дерьмо. Лучше иди в судейские чиновники, как твой отец. Не послушаешься, вернусь и глаз на ж… натяну.
-//-//-
Бывший дом купца первой гильдии Макарова, что находился на самой соборной площади Тифлиса, был ярко освещен. В окнах второго этажа добротного каменного дома виднелись фигуры людей, сновавшие вдоль окон.
— Сарочка, вечерять пора. Чем нас потчевать будут? — в предвкушении Исаак оглядывал богато сервированный стол. В самом центре красовалась яркая фарфоровая супница, вокруг которой словно утятки возле мамы-кряквы стояли глубокие тарелки. Была красиво разложена розоватая ветчина с прослойки жира, аккуратно нарезанный домашний сыр. Чуть дальше взгляд падал на соленые грибочки, огурчики. — Душа моя, ты про курочку не забыла? Я же просил тебя… А, вижу-вижу. Не забыла.
При виде спрятавшегося за супницей жареного цыплёнка он расплылся в улыбке. Не забыла супружница. Приготовила, как он любит… Вот, как жизнь повернулась. Еще недавно ему пустого супчика было за счастье похлебать. Бывало вечерять всей семьей приходилось пустым квасом и краюхой хлеба. Сейчас же вона как: уже от ветчины с наваристыми щами рожу кривит. Нехорошо то; только Бога гневить.
Взгляд Исаака оторвался от накрытого стола и прошелся по богатому убранству большой комнаты. И правда, чего он дурака валяет⁈ Жизни радоваться нужно! Из своего тесного угла, из самой настоящей норы переехал в такой роскошный каменный дом. Целых два этажа сейчас занимают. Больше десятка комнат: для них с супружницей, для деток, столовая, рабочий кабинет, библиотека. Есть и для слуг особая комнатушка. Под первым этажом располагается большой подвал с разными припасами. Словом, живи и радуйся! Рот у него тут же расплылся в широкой улыбке…
В этот момент в дверь столовой горничная забежала. Дышит, как загнанная. Лица на ней нет. Сказать что-то пытается, да никак не получается.
— Ты чего Глашка? Разбила что? — удивленно спросил Исаак, не понимавший такого беспокойства горничной. Чего еще могло под вечер случиться? Пожар может где-нибудь начался? Или смертоубийство какое случилось? — Ну? Что в рот воды набрала? Пришел кто?
Та яростно закивала, начав тыкать рукой в сторону двери. Оттуда, действительно, начали раздаваться чьи-то громкие шаги. Кто-то, стуча сапогами, поднимался по лестнице на второй этаж.
— Кто еще там идет… Посмотрим, посмотрим, — грозно сдвинув брови, недовольно заворчал Исаак. Что еще за наглость такая, без приглашения в его дом приходить⁈ Он теперь не голодранец какой-то с одними рваными портами, а уважаемый в Тифлисе человек. С ним теперь и купцы первой гильдии считают не зазорным поручкаться. Потому что понимание имеют, что он, Исаак, с очень большими и важными господами знакомство имеет. Одно только знакомство с господином инжинером Каримовым, порученцем самого государя-императора, чего стоит… — Кто там еще? — громко прикрикнул он, на открывавшуюся дверь в столовую.
В комнату вошел высоченный, поперек себя шире, горец. Чистый абрек! Черной бородищей лицо заросло, одни только злые глазища сверкают. Зубами щелкает, словно дикий зверь, и бормочет что-то непонятное, страшное. В одной руке большой ружье держит, в другой — шашку в ножнах.
Исаак прямо обмер. Задрожал весь, ноги обмякли, того и гляди под себя сходит. Сразу же про Господа Бога вспомнил, губы сами собой молитву шептать начали. А как иначе? Сейчас ведь убивать будут! С такой роже только резать и приходят.
