Книга 2. Бич Божий. Крест и полумесяц - Руслан Ряфатевич Агишев
— Поехали… — улыбнулся Ринат, пришпоривая гнедого. За ним двинулись и остальные.
В послании было еще кое-что, что вряд ли бы заинтересовало его людей. Они, скорее всего, даже не поняли бы ничего в тех закорючках. Ринату же сообщение показалось очень даже любопытным.
Покачиваясь в седле, он снова и снова доставал небольшой листок желтоватой бумаги и вчитывался во вторую часть послания, написанного до ужаса корявым почерком.
-…Мавр ищет встречи… — шевелил губами Ринат, разбирая затейливую арабскую вязь. — Насколько помню, мавром я называл лишь одного человека. Это Пушкин. Неужели Александр-свет Сергеевич прислушался к моим предсказаниям? Хм, получается поверил, раз еще жив. По всей видимости, пришел за другими предсказаниями. Любопытный, значит. А это мне на руку…
Встреча с великим поэтом, к мнению которого в империи прислушивался цвет дворянства, многие образованные люди из других сословий, могла сильно помочь в его планах. Ведь Пушкин — человек эмоциональный, порывистый, остро переживавший несправедливость и жестокость. Кто, как не он, сможет наиболее красиво, доходчиво и талантливо подать идею мира с Кавказом⁈ Пусть поработает голубем мира, тем, который с зеленой веточкой.
Как некстати, вспомнилась Ринату повесть «Кавказский пленник», что еще в школьное время произвела на него очень большое впечатление. Зачитанную до дыр книжку школьником он повсюду носил с собой. На переменах смаковал приключения героев повести: вместе с офицерами ходил в атаку на непокорных горцев, сопереживал попавшим в плен, восхищался храбростью абреков.
— Интересно, написал уже Пушкин своего «Кавказского пленника»[2]? Вряд ли. Он же тут толком ничего и не видел, — размышлял Ринат, пытаясь выстроить схему своего разговора с великим поэтом. — Талантливо ведь написал, сукин сын. Красиво, живо… Значит, и в этой истории нужно написать эту повесть! Только нужно немного подправить ее содержание. Добавим больше дружбы между народами! Изобразим эдакое побратимство, где русский офицер, рубаха-парень, стоит горой за чеченца-абрека. Первого оболгал гнусный и бесчестный командир полка, второй пришел на помощь своему кунаку в трудную минуту… Не забыть еще про любовную линию. Читателю это хорошо зайдет…
Его фантазия уже работала на полную мощность, нисколько не завися от его «Я». Главные герои начали жить своей собственной жизнью, сражаясь, пируя, влюбляясь и ненавидя. В разворачивавшейся на его глазах истории не было полутонов и бледных красок. Наоборот, все характеры выписаны четко, ярко и выпукло: положительные герои — исключительно честны, храбры до безумия и справедливы, отрицательные герои — трусливы и гнусны характером, отвратительны обликом. Разве не вызовут они у читателя эмоций?
— Кстати, нужно будет подумать, как все это подсказать нашему светилу. Вдруг, он решить писать о чем-нибудь другом… Стоп! А чего это я дуркую? — тут Ринат, хитро улыбнувшись, непроизвольно дернул поводья. Жеребец недовольно заржал и остановился. — Надо так ему и сказать. Мол, дорогой Александр Сергеевич, в наших горах недавно произошел такой исключительно выразительный случай, что грех не рассказать о нем. И только ваш талант способен поведать об этом случае своим поклонникам так, чтобы у них задрожало сердце. Неужели его не зацепит? Зацепит, обязательно зацепит. Пушкин не был бы Пушкиным, чтобы пройти мимо такой истории. К тому же эту историю ему расскажет сам ужасный имам Шамиль… Ха-ха-ха-ха, — от души рассмеялся он, едва только представил себе удивленное лицо поэта с загоревшими глазами. — Ха-ха-ха-ха.
Слово за словом, мысль за мыслью, перевал и был пройден. Свинцовые тучи, нависшие над всадниками, отступили, сменившись редкими нитками рваных облаков. Еще через пару верст над их головами уже светило яркое солнце.
Дальнейшая дорога протекала уже без происшествий и больше напоминала прогулку. Потеплело, дул легкий ветерок, под копытами коней журчали задорные ручейки. Лошади, чувствую близость жилья и, соответственно, отдыха, сами собой перешли на рысь. Оживились и всадники.
Их встретили еще на дальних подступах к селению, когда они уже предчувствовали теплый кров и горячую пищу. Перед всадниками, словно из-под земли, появились вооруженные ружьями люди в глухих капюшонах, полностью закрывавших лица. В это же мгновение позади них с хрустом свалилось дерево, перекрывая путь назад. Западня, была первая мысль, к счастью оказавшаяся ложной.
— Господин, надеюсь, вы довольны, как мы позаботились об охране нашего селения? — вперед вышел статный горец и, сняв капюшон, поклонился. С облегчением Ринат узнал в нем одного из своих наибов, оставленных здесь за старшего. — Мы сделали все, о чем вы говорили в прошлый раз… Вас заметили наши наблюдатели еще в ущелье, откуда и вели до этого самого места. Здесь и здесь у нас отрыты капониры, в которых можно с легкостью спрятать до двух десятков воинов…
Незваных врагов ждали и другие сюрпризы на подступах к селению с военными секретами. Наиб начал было с гордостью рассказывать и о них, но Ринат его остановил. И он, и его люди сильно устали после тяжелого пути и желали согреться и отдохнуть.
-…Простите меня, господин, — сокрушенно закачал головой горец, едва не стуча себя по голове. — Гордость затуманила мне голову. Я лишь хотел похвастаться своей работой, чтобы заслужить вашу похвалу, — Ринат в ответ понимающе улыбнулся. Мол, как не понять такое желание. — Я все приготовил. Давно уже поспела общинная мыльня. Женщины приготовили отвар с травами и веники с туей, которые вы любите…
Ринат от души хлопнул его по плечу. Жаркая баня после такой дороги была очень даже кстати.
— Баня, братья! Кто хочет погреть кости с дороги⁈ — радостно закричал он, оборачиваясь к своим людям. Ответом ему был восторженный рев. Кто в здравом уме откажется от того, чтобы посидеть у жарко натопленной печи. — Тогда, что мы ждем?
Мыльни или бани по-простому были его особым проектом, который не просто здесь приживался. Непростые условия жизни в горах — большая скученность, мало места, высокая стоимость топлива и т. д.- совсем не способствовали, а скорее препятствовали развитию бань. Местные летом мылись в реках, в горных горячих источниках. Зимой грели воду в больших казанах, которую затем и использовали по назначению, моясь в вырытых землянках или прямо в домах. У знати, конечно, были свои мыльни, сделанные с размахом и роскошью. Только они были скорее исключением, чем правилом.
По его прямому распоряжению в каждом селе должна быть построена общественная мыльня и установлены специальные мужские и женские дня для помывки. Посещение бань становилось обязательным правилом, возведенным едва ли не в культ. В установлении всего этого ему сильно помогли мусульманские нормы, которые прямо предписывали верующему содержать свое тело в чистоте. Именно этим Ринат и тыкал в лицо тем, кто пытался сопротивляться обязательному посещению общественных мылен. Такого смельчака он обычно ставил перед собой и начинал «воспитывать»:
— Ты, ослиная отрыжка, кем себя возомнил? Святым человеком? Великим праведником? А может самим пророком, да будет с ним милость Всевышнего⁈ Хочешь в собственном дерьме утонуть⁈ Тони! Хлебай его полной мерой! Только сначала вали из селения, чтобы духу твоего здесь не было! Ты, каменная башка, хочешь всех своих соседей и родных извести⁈ Да? Что зенки вылупил⁈ Именно так! Не знал, что от грязи все болезни? Сам пророк это говорил…
Именно так Ринат и «ломал» старые и опасные привычки. В редких его проповедях или наставлениях, с которыми он выступал перед своими мюридами, не звучала тема чистоты — духовной и телесной. До каждого, даже самого темного, старался донести, что вера — это в том числе и забота о своем теле…
Не забывал он подтверждать свои слова и действием. В каждом селении, куда отправлялся, обязательно старался посетить баню. Правда, иногда такие его походы в мыльню изрядно шокировали местных горцев. Однажды, даже все закончилось сильной стрельбой, в которой к счастью никто не пострадал. Дело было в том, что Ринат прямо из парилки решил броситься в снежный сугроб. Мороз же в тот момент был такой, что плевок на лету замерзал. Вот парень и не сдержался, когда в сугроб прыгнул. Такой дурниной заорал, что пол аула
