Андрэ Нортон - Рыцарь снов
Его собственные руки бессильно лежат на коленях. Он не может даже пальцем пошевелить. Первой реакцией на эту беспомощность стал страх. За ним последовал гнев, и тут воля его усилилась, отвердела, как металл, обрабатываемый искусным кузнецом.
И все же, несмотря на гнев, который вооружил его, Рамсей обнаружил, что должен по-прежнему следить за руками.
Пальцы ловко перебирают полоски легкого металла, кладут каждую полоску в нужное место, производя при этом негромкий звон. И на полоске вспыхивает, как результат соприкосновения со столом, какой-то символ.
Символы эти сложны. Продолжая наблюдать, Рамсей обнаруживает, что ему понятен смысл некоторых символов. Откуда он знает, что эти извивающиеся щупальца, похожие на облака на старых китайских картинах его мира, символизируют Сон? А это сердце, из которого растет цветок с пятью лепестками, означает Надежду? Зигзагообразная полоса молнии, приобретающая пурпурный оттенок при соприкосновении с поверхностью, это Страх. И самый последний символ – фигура, в капюшоне и длинной мантии, указывающая рукой с длинными пальцами то направо, то налево, – это Судьба.
Эти рисунки находились на конце полос. На каждой полосе еще и рисунок в центре, очень сложный. Он вспыхивает, когда полоску опускают, но тут же гаснет, так что Рамсей не может разобрать изображение.
Есть в этом какая-то цель… какой-то образец… руки ищут его, в этом Рамсей уверен. Но метод поиска он не понимает. Некоторые полосы остаются спокойно лежать. Но потом пальцы – в их резких движениях ощущается нетерпение, – собирают их и снова начинают раскладывать. Наконец между Рамсеем и неизвестным игроком – если это игра, – остается только пять полосок. Впервые за все время игрок застыл, руки его неподвижны, концы пальцев лежат на линии карт.
И хоть лежат они неподвижно, от них исходит ощущение нетерпения. Указательный палец постукивает по карте, лежащей посредине.
– Разве не сказано уже… – Голос негромкий, шепот, который четко различим в темноте. – Всегда рыцарь… рыцарь снов! Рыцарь, который разрушает все установленные образцы и преобразует Судьбу… – Теперь палец выразительно постучал по самой правой от Рамсея карте, где изображена закутанная фигура, и эта фигура становится отчетливей, она угрожает. Рамсей смотрит на карту, на которую указывают пальцы.
– Судьба… Страх… – Палец указывает снова. Но теперь, минуя центр, он указывает на крайнюю левую карту, карту с молнией. – Но затем Королева! Королева, которая правит домом Надежды. Сон, Судьба, Страх – и после Страха – Надежда. Ты, рыцарь, привязан к пути, и путь твой темен, как у видящего сон. Ты видел сон, ты видишь его и будешь видеть! Судьба и Страх, соединившись, становятся могучим противником, видящий сны. Но вот какова правда предсказания: ты должен больше опираться на свои сны, чем на силу рук и быстроту разума. Смотри сны… спрашивай… и встань перед лицом Страха и Судьбы и… – Рука повисла над последней картой – сердцем с цветком, и Рамсей увидел только радужное пятно на месте рисунка. – Нет, даже я не могу сказать, чем все это кончится. Даже Роща должна склониться перед видящим сны. Слишком часто его сны оказываются правдой!
Рука гибким движением проплыла над столом. Свет исчез. На мгновение Рамсея охватило ощущение одиночества, как будто его покинули в абсолютной тьме.
И все же – снится ли ему сон по приказу той, чьи руки он видел? Или это его собственный каприз?
Он только знал, что как сны, навеянные Оситесом, которые должны были привязать его к этому миру, были реальны, так же реальна и та сцена, на которую он сейчас смотрит.
В сцене этой доминирует один человек. У него нет холодной спокойной властности шамана или наследственной привычки повелевать старой императрицы. Нет, он сам излучает властность. Рамсей решил, что он чуть старше среднего возраста, но годы не уменьшили бычьей силы этого тела с бочкообразной грудью, не ослабили решимости и силы воли, которые видны в чертах лица с тяжелым подбородком, в глазах и губах.
Человек сидит в кресле, в общих чертах повторяющем трон старой императрицы. Но там само ее присутствие превращает кресло в трон, а здесь узурпация кажется неестественной и несет в себе тень угрозы. Левым локтем человек опирается о ручку кресла, квадратный подбородок лежит на ладони поднятой руки, и сидящий смотрит в направлении Рамсея с такой сосредоточенностью, что видящему сон на мгновение кажется, что этот человек способен его увидеть.
Но на широком хмуром лице нет никаких признаков удивления. И Рамсей понимает, что этот взгляд скрывает погруженность незнакомца в задумчивость. И мысли его тревожны.
В правой руке незнакомец сжимает рваную тряпку, цвет которой кажется знакомым. Это капюшон, такой же, какой носил Рамсей, когда играл роль кровника, маскировка, едва не приведшая его к смерти – второй раз.
Очалл! Мозг подсказал имя никогда не виденного врага, о котором Рамсей так много слышал. Итак, это верховный советник, пожелавший править империей. Очалл, возможно, потерял свою главную фигуру в игре, однако в этом погруженном в задумчивость человеке ничто не свидетельствует о поражении и отказе от планов. Напротив, выражение его лица показывает, что он ищет, отыскивает новый путь. А то, как яростно он сжимает ткань капюшона, свидетельствует, что он начал понимать суть проблемы.
Императрица и шаман… Рамсей поверил их предложению и едва не потерял жизнь. Теперь, глядя на Очалла, он думал, какой прием получил бы у советника, для которого может послужить новым и, возможно, более надежным Каскаром.
Что говорили об этом человеке – говорили его враги? Что он подчинил себе слабовольного принца, загипнотизировал его, превратил в свою марионетку. Но все, что слышал Рамсей об Очалле, исходило от его злейших врагов. И ведь не Очалл связал его с Каскаром, убил и воскресил в мире, где люди, представляющие закон и порядок, снова хотят видеть его мертвым.
Рамсей не мог сказать, что его что-то привлекает в этом задумавшемся человеке. Очалл может быть страшным противником – но, возможно, открытым, в отличие от тех, кто интригой завлек Рамсея из дворца в Ломе к поджидающему убийце. И вот в сознании Рамсея начал возникать план, еще неясный и туманный, как рисунки на картах из сна.
Вдруг Очалл исчез, как будто плотно закрыли окно между ними. И точно так же как после снов в собственном мире, Рамсей обнаружил, что, вспотевший и дрожащий, сидит на узкой койке в серых предрассветных сумерках. Он тяжело дышал, но постепенно сердце начинало биться в более спокойном ритме. Реакция, по-видимому, чисто физическая. На этот раз никаких остатков страха или беспокойства. Возможно, он начинает принимать новую логику, считать свой опыт нормальным – по крайней мере для нового Рамсея, который был Каскаром.
