Владимир Лещенко - Торнан-варвар и жезл Тиамат
У обеих были и вполне приличные мужья – придворные чиновники: у Энны – смотритель княжеских складов, у Тейи – младший казначей. Оба они часто уезжали по делам из столицы, давая возможность супругам славно развлечься, и одновременно – отсутствовали не слишком долго, чтобы в случае чего не возникло вопросов о причине беременности.
– Ну так как, согласен? – Похоже, идея эта не на шутку завела Энну.
– Да, понимаешь, неловко как-то… – Торнан не хотел обижать так славно развлекших его женщин, обратив все в шутку. – Я ведь самой Богине служу… Опять же, чего доброго, ваша принцесса на меня глаза положит – отберет ведь! Как пить дать, отберет меня у вас!
– Хи-хи-хи!
– Хо-хо-хо!
Похоже, последние слова показались Энне и Тейе очень смешными.
– Вот уж чего можешь не бояться! – сообщила Тейя. – Вот уж чего с тобой не может случиться никогда! Скорее мой толстячок вызовет тебя на поединок!
– Не хочешь же ты сказать, что она хранит девственность для мужа?
– Хе-хе-хе!!!
– Ха-ха-ха!!!
Его мимолетные подружки искренне развеселились. А потом начали рассказывать, давясь смешками, перебивая друг друга и многозначительно хихикая.
И Торнану оставалось лишь в очередной раз посочувствовать здешнему государю.
Когиту и в самом деле не интересовали мужчины. Совсем. Начисто. Ни на ломаную иску. Она предпочитала женщин.
Старый князь души не чаял в дочери: уже в семь лет у той был свой собственный маленький двор, где она была полновластной хозяйкой – с целым выводком придворных дам, прислужниц, и даже своей гвардией из двух дюжин знатных девушек: понятно, не настоящих воительниц вроде Мариссы, но по крайней мере знающих, с какого конца взяться за меч и умеющих держаться в седле. Уж кто из полусотни этих пресыщенных и развращенных бездельем баб приохотил наследницу к противоестественным забавам, или такова была ее природа, осталось неизвестным. Так же как и то, когда она впервые отведала запретного плода.
Первый раз это выяснилось, когда Когите было неполных тринадцать – обходившая конюшни стража застукала принцессу на сеновале в чем мать родила с семнадцатилетней горничной. Скандал тогда удалось замять – девка просто отдала все оказавшиеся при ней драгоценности стражам, пригрозив при этом страшными карами за болтовню. Тем не менее история как-то всплыла наружу.
Спустя год с небольшим весь двор только и говорил о том, как какая-то смазливая поломойка была вдруг возвышена по непонятному капризу Когиты до старшей камеристки, а потом выдана замуж за не самого бедного купца – с не самым, между прочим, плохим приданным. Затем были и другие – дочки бедных дворян и слуг, вдруг ни с того ни с сего возносившиеся очень высоко и получавшие земли и титулы. Иноземные куртизанки и авантюристки, блиставшие при дворе – не имевшие покровителей, но при этом не знавшие нужды в деньгах. И надо ли говорить, что Когита была весьма частой гостьей у местных торговцев живым товаром, временами покупая по десятку рабынь одновременно.
У нее было твердое правило – не иметь дела с замужними женщинами, кое-кто из особо брезгливых представителей знати даже спешил выдать своих наследниц замуж, если ему казалось, что Когита проявляет к ним повышенный интерес. Были, конечно, и досадные неприятности – чья-то дочь вроде бы пыталась отравиться, одну из служанок вроде бы нашли повесившейся. А полгода назад произошел скандал с министром двора, отказавшимся без объяснения причин включить свою внучку в свиту принцессы, несмотря на ее настойчивые просьбы. Дело кончилось отставкой и опалой – за оскорбленную Когиту вступился отец.
– А что отец? Князь то есть, – спросил Торнан. – Он знает?…
Взрыв смеха был ему ответом.
– Глупенький ты наш! – ласково ухватила его пальцами за нос Тейя. – Ну кто же ему скажет? Никто же не враг сам себе!
– Подумай: что будет? – с нотками явного превосходства над неотесанным варваром произнесла Энна. – Он не поверит, да еще прогонит с глаз долой. А потом, он же не вечный: когда принцесса займет место отца, она ведь не пожалует того, кто попробовал рассказать о ней правду. Ведь дураков нет!
– И вообще, – привалилась к нему упругой грудью Тейя, – хватит о Когите! Поговорим… Нет, говорить не будем!…
* * *– …А что говорит мудрость фоморов относительно расположения звезд в момент рождения и их влияния на людские судьбы?
– Ерунда все это, – сообщил Чикко. – Для сбора трав или некоторых гаданий еще есть разница – собраны они при ущербной луне или при полной, или в какой именно час начинается камлание. Но прошу прощения, человеку безразлично, как стояла какая-то звезда в миг, когда он впервые закричал. Тем более что со временем звезды меняют свой ход на небесах.
– Что вы говорите?! – изумился старик. – Но мудрость учит, что звезды неподвижны и прикреплены к хрустальной сфере…
– Чья мудрость, позвольте узнать? – Чикко не скрывал ехидства. – Вот мудрость моего народа говорит, что за то время, пока он существует, звезды четыре раза меняли свой ход, а солнце дважды вставало там, где заходит.
– Не может быть… – Глаза старца налились восхищением и неверием. Фомор решил, что, видимо, его судьба сегодня – просвещать местных чародеев насчет мудрости его племени, и тихонько вздохнул.
Вот уже два часа он развлекал старого сморчка, таскавшего его по дворцу. Небось Торнан уже занимается какой-нибудь придворной дамой, и наверняка не одной. Марисса блаженно спит, или, может, тоже развлекается… с каким-нибудь гвардейцем. А он должен выслушивать излияния придворного мага. Старого болвана, на взгляд шамана, не стоило допускать даже до лечения волов и ослов, но, видать, у местного начальства свои резоны.
– А не будет ли уважаемый чародей с Пиридианских островов так любезен поведать скромному служителю искусства гадания и магии эти легенды? – вкрадчиво осведомился маг. – Это стоит записать!
– Ну отчего же нет…
Но тут Чикко увидел нечто такое, что напрочь выбило у него из головы всякие соображения насчет древней мудрости и легенд.
По освещенному факелами двору шла молодая женщина с корзиной белья. И какая женщина!
Ростом и статью она не только превосходила Мариссу, но и вполне могла бы потягаться с самим Торнаном. Ее золотистые волосы были коротко и неровно обрезаны и давно не мыты, а всю одежду составляла хламида сурового полотна. Но что с того? Ноги умопомрачительной длины, бедра невероятной пышности, тонкая талия, груди фантастической высоты, рвущие ветхую ткань и так восхитительно колышущиеся при каждом шаге… Правда, шею разглядеть было непросто – широкий кожаный ошейник с ушком для цепи закрывал ее до половины.
