Тайна Пандоры (СИ) - Виноградов Максим
Навсифой спешился, брезгливо оглядел девочку.
— Как тебя звать? — спросил он, малышка не отвечала, затравленно глазея на страшного дядю, — Впрочем, неважно.
Слуга поднял ребенка, завернул в теплое одеяло, усадил в седло перед собой. Девочка была тонюсенькая, как скелет, страшная, наполовину беззубая. Глаза смотрели с испугом и совсем не детской горечью.
«Если бы я не подобрал, скорее всего умерла бы ночью от голода или холода, — решил Навсифой, — Впрочем теперь ее судьба еще более темна и незавидна.»
Он натянул поводья, лошадь мерно побежала обратной дорогой. В очередной раз слуга выполнил приказ Эсхина, а что сделает с девочкой хозяин — не имеет никакого значения.
Пандора сидела за столом, в ступоре уставившись на деревянную столешницу. В последнее время она все больше уходила в себя, часами неподвижно созерцая мебель, а мыслями блуждая в далеких мирах. В душе девушки поселилась обреченность, мир замкнулся в ней самой, будто ничего кроме не существовало.
Она часто представляла Крэг-хана, в мечтах он был живым, здоровым, сильным и красивым. Но рано или поздно мечтания невольно возвращались к ужасному моменту смерти, когда человек, которого она называла отцом, подло, исподтишка убил ее возлюбленного.
Пандора винила себя в случившемся. Ведь это она остановила варвара, в нелепом благородном порыве заставила опустить оружие, расслабиться. Как она могла не замечать, что отец превратился вдруг в такое же чудовище, против которых раньше сражался? Если бы она знала, что произойдет! Если бы Крэг-хан не послушал ее, если бы не отвел взгляд. Если бы он отразил подлый удар. Если бы…
Девушка всхлипнула, в очередной раз припомнив ту череду эмоций, что промелькнула в глазах варвара в последние секунды жизни: любовь, недоумение, боль, изумление, вопрос, разочарование и… пустота.
До сих пор Пандора не могла принять произошедшее, отказывалась верить в реальность. Казалось что это лишь сон, дурной, страшный кошмар, от которого нужно только проснуться.
Грезы Пандоры становились все более реалистичными, а окружающий мир казался серым и неинтересным. Грань между сном и явью стиралась, девушка мягко погружалась в безразличное состояние сомнамбулы. Она практически не разговаривала, с трудом поглощала пищу, слугам приходилось водить ее за руку, чтобы девушка умывалась и принимала ванны.
Засыпала только при свете, ночью часто пробуждалась с криком, долго еще находилась в плену ужасных видений. Пандоре казалось, что ничто в мире больше не доставляет удовольствия, не прельщает. Вокруг остаются только серость, страх и горечь потери.
В комнату еле заметно вошел Эсхин, скрипнула, закрываясь, дверь. Звук шагов приблизился, мужская рука легла на плечо Пандоры.
— Как ты, дочь?
Девушка медленно возвратилась к реальности, взгляд постепенно обрел осмысленное выражение, на лице появилась злость, губы скривились в презрительной гримасе.
— Не зови меня так!
— Почему же?
— Ты мне не отец! Не хочу тебя больше видеть.
Она бы убежала прочь, но твердые руки Эсхина удержали на месте, больно сжав плечи.
— Отпусти! — почти крикнула девушка, — Чудовище!
Воин грустно вздохнул.
— Почему…
— Только чудовища поступают так, как ты! Ударил, прикрывшись женщиной! Ты убил… убил… Крэг-хана!
— Я сделал лишь то, что должно, — терпеливо пояснил мужчина, — Лишь то, что велит пророчество.
— К черту твой долг! К дьяволу пророчество! Тебе просто нравится убивать!
— Ты не права, — Эсхин понемногу выходил из себя, трудно объясняться с помешанной, — Я не безумец и не маньяк! Ты должна понять, есть нечто гораздо важнее меня и тебя. Важнее всех нас вместе взятых! Пророчество должно исполниться, от этого зависит судьба Греции! Я не могу рисковать ради дикаря, каким бы прекрасным он тебе не казался.
— Ты подлец! Трус! Ты даже не дал поединка!
— Хватит, девочка, больше никаких поединков. Я уже не мальчик, чтобы доказывать что-то кому бы то ни было. А самому себе я уже все доказал. Отныне никакого риска, мы будем жить, чтобы свершить то, что нам предначертано богами.
Пандора вскрикнула, голова упала на руки, тело сотрясалось от рыданий. Эсхин смотрел сочувственно, мягко поглаживая приемную дочь по спине.
— Я отвергаю твоих богов! — сквозь всхлипывания с трудом произнесла Пандора, — Я не верю больше ни в какое пророчество. А если оно и есть, то пусть горит синим пламенем! Не хочу иметь ничего общего ни с ним, ни с тобой!
Воин нахмурился, брови гневно сошлись на переносице, ладонь нервно сжалась.
— Послушай, девочка, и постарайся усвоить то, что я скажу. Ты выросла в моем доме, хочешь того или нет, но я считаю тебя дочерью. И пока ты здесь — ты целиком и полностью в моей власти. Ты будешь делать то, что я скажу! Будешь жить так, как я пожелаю! Верить в то, во что верю я! И поклоняться моим богам, как своим собственным!
— Нет! Никогда! — хриплый крик сорвался с губ Пандоры.
Эсхин молча размахнулся и наотмашь ударил по лицу. Девушка упала на пол, прокатившись несколько шагов, из разбитой губы закапала кровь.
— Запомни! — рявкнул Эсхин, — Я сделаю все, чтобы исполнить предначертанное! Все! Меня не остановит ничто! Даже твое глупое самовлюбленное упрямство!
Мужчина выбежал прочь, гневно хлопнув дверью. Пандора осталась лежать на полу, сотрясаясь от рыданий. Слезы текли по лицу девушки, смешиваясь с кровью, она проплакала не меньше часа, пока, вконец обессиленная, не уснула прямо на полу.
Пришел вечер, приближалась ночь, на Сикион опустилась тьма, принеся с собой прохладу и свежесть. На небе замерцали россыпи созвездий, с моря подул свежий ветерок, город уснул вместе со своими жителями. Эсхин глянул на небо, кивнул сам себе — пора!
Пересек внутренний дворик, оставил за спиной просторный коридор, бесшумно отворилась дверь в храм, мелькнули ступени, освещенные скупым пламенем свечей.
Здесь все готово к обряду. Круглый постамент очищен, обильные жертвы уложены в соответствующих местах. По окружности нанесен сложный орнамент, магические письмена на неизвестном языке выведены вдоль главных диаметров. Вершины вписанного треугольника украшают символические изображения богов: величественного Аида, неумолимого Танатоса, ужасную Гекату. На алтаре маленькая девочка, обнаженная, намертво привязанная к каменному желобу. По счастью без сознания, да так оно и лучше, ни к чему лишние крики.
Криков хватало и без того. Распятая на боковом алтаре Пандора вопила не переставая. Эсхин скорбно поморщился, подходя ближе. Он с участием посмотрел на бьющуюся в путах девушку, мягко покачал головой.
— Не бойся дочь, тебе ничего не грозит, — постарался успокоить воин, — Поверь, я делаю все это только ради твоего блага.
Пандора разразилась криками, требуя отпустить ее и, одновременно, убираться прочь. Глупышка! Сама не понимает своего счастья.
— Дочь, воплями ты делаешь только хуже, — грустно заметил Эсхин, нацепив на девушку кляп, сразу заглушивший звонкий голос.
Он еще раз оглядел храм — все на месте: инструменты, жгуты, веревки, заготовки, все уложено, почищено, приготовлено. Слова обряда накрепко врезались в память, последовательность действий известна, незачем больше откладывать неизбежное.
Эсхин взял нож, Пандора в страхе отпрянула, насколько позволяли запоры, задергалась, пытаясь отстраниться подальше. Мужчина ловко и аккуратно разрезал одежду, сорвал с девушки белье, оставив ее абсолютно голой. Она мычала сквозь кляп, всхлипывала от страха, глаза выразительно стреляли в отчима пронзительными взглядами. Мечник не обращал внимания, перейдя к девочке, повторил все манипуляции и с ее одеждой.
Подготовка окончена, нож отправился отдыхать, его место занял острейший скальпель. Эсхин тяжко вздохнул, низким речитативом проговорил первые слова обряда, острие коснулось кожи девочки. Она тут же очнулась и дико заверещала, дергаясь на привязи. Это необходимое зло, жертва должна оставаться живой, и, по возможности, в сознании как можно дольше.
