Владимир Венгловский - Хардкор
Василиск еще дышал, когда я вонзил острие меча в его грудь. Наверное, чешую и глаза можно было продать, а из когтей сделать ожерелье — символ доблести любого воина, но меня это не интересовало. То, что я хотел найти, находилось глубже в пещере.
Когда я подошел к сундуку, несколько теней бросились в разные стороны и скрылись в темных углах пещеры. Интересно, оставил ли Безумный Кроу ловушку? Вопрос удачи. Я открыл незапертый сундук и достал единственное, что скрывали его глубины — склянку, наполненную мутной жидкостью.
Жаль, что со времени смерти трех девушек прошло слишком много времени, и их уже не вернуть.
***
— Это фиал возрождения?! — удивилась Илва.
Я не ответил, наблюдая, как мутная жидкость, больше похожая на продукт жизнедеятельности, чем на волшебство, дарящее вторую жизнь, клокотала во рту Олега. Мой друг поперхнулся, закашлялся, выплевывая жидкость вместе с кровью. На ветвь упал вышедший из его спины арбалетный болт, покатился и полетел к земле.
— Сам ты Бефстроган, — сказал Олег, через силу улыбаясь.
Кровь медленно возвращалась к его побелевшему лицу.
Когда у меня появился фиал возрождения? Сейчас, едва я вспомнил подробности придуманной жизни, или случайный могущественный артефакт достается каждому при входе в игру? Воспоминания накладывались друг на друга, не позволяя охватить четкую картину происходящего.
Илва расстегнула куртку Олега. На груди моего друга по-прежнему расплывалась бесформенной кляксой серая затвердевшая кожа. Один из ее отростков поднимался на шею. Фиал возрождения дарит новую жизнь, но не может отменить превращение в тролля. Таковы законы этого мира.
— Спасибо, — поморщился Олег, приподнимаясь. — Что будем делать дальше?
Он достал из кармана трубку, подумал и спрятал обратно. Затем сорвал веточку с листом и сунул в рот.
Пространство вокруг нас затягивала паутина, ловчие сети висели на ветках серыми грязными лоскутами. Невдалеке виднелись остатки брошенного паучьего корабля — летающего гнезда, который осенний ветер гонит по воздуху, перенося пауков в новые места обитания. Запасы паутины хранятся в коконах, из которых уже выбрались детеныши. Раскрой один из них — и сотни метров паутины развернутся парусами, подхватят корабль и понесут вдаль.
Враги ждали внизу, враги стояли на балконе башни волшебника, готовые выстрелить, едва нас заметят. Ближе к дереву ветвь голая — выйди на нее и окажешься открытой мишенью. Я посмотрел в небо. Высоко над нами светило солнце и зеленела листва.
— Пленники, что пойманы судьбой, как им спастись, куда идти?
У основания ветви сидел Вот. Ветер развевал его черный плащ, теребил перья ворона на его плече.
— Откуда ты взялся? — прокричал я.
— Ведь пленники не птицы, летать не могут. — Вот, словно не замечая моего вопроса, пригладил перья птицы. — Но коль рискнут они последовать дорогой восьмилапых, то смогут изменить несправедливый приговор судьбы.
— Кар-р! — заорал Хугин.
— Не кричи на ухо! — стукнул его по клюву Вот.
— Возможно, он прав, — сказал Олег и выплюнул ветку. Кружась, она полетела к земле. — За дело? — Он первым пошел к гнезду пауков.
На его куртке между лопаток расплылось кровавое пятно.
— Я не полечу, — сказала Илва.
Старое гнездо цеплялось за ветки, ошметки парусов трепетали на ветру. Раздвинув клочья паутины, Олег вошел внутрь воздушного корабля.
— Есть целые коконы, — сообщил он оттуда.
— Пойдем, — потянул я Илву за собой.
— Вы сумасшедшие, — сказала она. — Волки летать не умеют.
— У тебя есть другой план?
Стрелки заметили движение, и в ветвь воткнулись несколько болтов.
— Нет. — Илва нырнула под серые пряди паутины.
Вот снял шляпу и поклонился. Я помахал ему рукой. Внутри гнездо почти не защищало от ветра. Десятки слоев паутины стягивали множество тонких и хрупких на вид веток, прочно крепили к полу коконы.
— Держитесь? — спросил я.
Казалось, что ветки сломаются под нашим весом. Паутина прогибалась, но не рвалась. Коконы лежали так, что освободившиеся паруса вырвутся через вход наружу.
— Держимся, — сказал Олег.
— Давай быстрее! — взвизгнула Илва.
Схватившись за стенку гнезда левой рукой, правой открыл крышку кокона и едва успел увернуться от выстрелившего комка паутины. Вылетев, он развернулся длинным парусом. Воздушный корабль рванулся на свободу, сдерживающие его ветки затрещали.
— Еще! Давай еще, на одном не улетим! — закричал Олег.
Завизжала Илва. Возле меня тугим жгутом сплетенных из паутины веревок гудело растянутое основание паруса. За гнездом оно становилось все шире и шире, превращаясь в огромное крыло-парашют. Я дотянулся до второго кокона и сбросил с него крышку. На этот раз я был подготовлен к тому, насколько стремительно вылетит паутинный сгусток, и успел уклониться. Зазевайся — и тебя собьет с ног, выбросит за пределы воздушного корабля.
Возникло сообщение: «Ваша ловкость достигла девяти единиц».
Гнездо дернулось и соскочило с ветви. Я не удержался, упал на противоположную движению стену. Сначала гнездо рухнуло вниз, но потом, подхваченное воздушными потоками, выровнялось и начало набирать высоту. Мы перелетели через городскую стену, зацепив днищем ее край.
Ветер уносил воздушный корабль всё дальше и дальше от города-всех-дорог, оставив преследователей далеко позади.
Подземная часть Хвергельмира живет собственной жизнью — неизведанной, опасной, чужой. Людям принадлежит поверхность, и в пространство, лежащее под их ногами, они предпочитают не заглядывать. Вольнонаемным и невольникам приходится спускаться в шахты за железной рудой, золотом, алмазами и черной кровью, что горит даже под водой, но шахтеры видят лишь крохи подземного мира. А те истории, что они рассказывают в тавернах, люди стараются принимать за байки — ведь чего только по пьяни не насочиняешь? Слушатели посмеются, угостят беднягу-шахтера еще пивом и разойдутся по домам, где будут прислушиваться к раздающимся из-под земли шорохам.
Если ты богач, и пол в твоем доме защищен прочными каменными плитами, пропитанными волшебством, — тебе бояться нечего. Хотя ходили россказни об огромной дыре прямо посреди тронного зала покойного маркграфа из Вормса, Берхарда Смелого. Пропал маркграф. Судя по кровавым следам, тянущимся к пролому в каменном полу, спасать было некого. Но экспедицию отправили. Пробыла она под землей недолго, встревоженные люди вскоре вернулись, увеличив количество рассказываемых за кружками пива баек.
Если ты не столь богат, и пол твоего жилища деревянный, или же спать приходится в хижине прямо на земле, завернувшись в куртку и подстелив сухую траву, то россказни пьяных шахтеров воспринимаются уже не так смешно. Улыбка выходит вымученной. Ведь проломать доски или бревна забравшемуся под землю троллю не составит больших хлопот. Правда, тролли под землю залезают редко — не любят они этого дела. Зато карлики-цверги привыкли наведываться к людям.
