Джон Норман - Гор. Сага о Джандаре

Минтар откинулся на подушки:

— Вы взяли город, но не Домашний Камень. — Его глаза заблестели от удовольствия. — Я позволил это, чтобы захватить раба копья. Он дал мне нужную точку, слабую, но решающую.

Марленус усмехнулся.

— Позиция должна выдерживать любое рассмотрение. — И он величественным жестом двинул своего убара в разрыв, образовавшийся в результате взятия раба копья. Убар закрыл Домашний Камень.

Минтар наклонил голову, признавая себя побежденным, и большим пальцем повалил своего убара.

— Это моя слабость, — пожаловался он. — Я во всем гонюсь за прибылью, пусть даже маленькой.

Марленус взглянул на нас с Казраком.

— Минтар учит меня терпению, — сказал он. — Обычно он мастерски защищается.

— А Марленус всегда нападает, — улыбнулся Минтар.

— Захватывающая игра, — сказал Марленус почти откровенно. — Некоторым она заменяет музыку и женщин, доставляя не меньшее удовольствие. Она помогает им забыться. Это — как вино ка-ла-на в ночь, в которую его следует выпить.

Мы молчали.

— Вот смотрите, — сказал Марленус, восстанавливая позицию. — Я использую убийцу, чтобы взять город. Убийца падает от тарнсмена… необычное, но интересное решение.

— И тарнсмен падает от раба копья, — добавил я.

— Верно, — согласился Марленус и взмахнул рукой, — но я побеждаю.

— А Па-Кур, — сказал я, — убийца.

— Да, — сказал Марленус, — и Ар — город.

— А я — тарнсмен? — спросил я.

— Да, — ответил он.

— А кто же, — спросил я, — раб копья?

— Какая разница? — сказал Марленус, взяв в руку несколько рабов копья и по одному роняя их на доску. — Сгодится любой.

— Если Убийца возьмет город, — сказал я. — Власть посвященных будет уничтожена и орда уберется прочь, останется гарнизон.

Минтар уселся поудобнее.

— Молодой тарнсмен неплохо играет, — сказал он.

— И когда Па-Кур падет, — продолжал я, — гарнизон разделится и произойдет восстание.

— Возглавляемое убаром, — сказал Марленус, глядя на фишку, зажатую в руке. Он провел ею по доске, спихивая остальные фигуры на шелк. — Убаром, — воскликнул он.

— Вы хотите, чтобы город сдался Па-Куру, его орда ворвалась в цилиндры, разгромила и сожгла город, уничтожила или поработила население? — спросил я, невольно содрогнувшись, представив себе орду Па-Кура в Аре, грабящую, убивающую, насилующую, или, как говорят горийцы, умывающую мосты кровью.

Глаза Марленуса вспыхнули.

— Нет, — сказал он, — Но Ар падет, Посвященные способны только бубнить молитвы Царствующим Жрецам да обсуждать детали бессмысленных и безжалостных жертвоприношений. Они получили власть, но не умеют с нею обращаться. Они никогда не смогут противостоять хорошо организованной осаде города. Им не удержать его.

— Разве вы не можете войти в город и захватить власть? — спросил я. — Вы вернули Домашний Камень. За вами пойдут.

— Да, — сказал Марленус, — я вернул Домашний Камень и кое-кто последует за мной, но этого недостаточно. Кто встанет под знамена изгнанника? Власть Посвященных должна быть уничтожена.

— У вас есть ход в город?

Марленус пристально посмотрел на меня.

— Возможно, — сказал он.

— Тогда у меня есть контрплан, — сказал я. — Попробуйте захватить Домашние Камни городов, подчиненных Ару — они хранятся в Главном Цилиндре. Тогда вы сможете разделить орду Па-Кура, отдав Домашние Камни этим городам — с условием, что они отведут свои войска. Если они не согласятся, уничтожьте камни.

— Солдаты двадцати городов, — сказал он, — хотят грабить, разрушать, насиловать, а не Домашние Камни.

— Но некоторые из них дерутся за свою свободу — за свои Домашние Камни. Я уверен, что не все в орде Па-Кура грабители и убийцы. — Заметив интерес убара, я помедлили. — К тому же, насколько бы не были развращены горийские солдаты, они все-таки не станут рисковать своими Домашними Камнями.

— Но если осада будет снята, то Посвященные останутся у власти.

— И Марленус не получит свой трон, — продолжил я. — Но город будет спасен. — Я испытывающе взглянул на Марленуса. — Что вам дороже, убар, ваш город или ваш титул? Хотите вы благополучия Ару или своей личной славы?

Марленус вскочил на ноги и, откинув желтую одежду, выхватил из ножен свой меч.

— Убар, — крикнул он, — отвечает на такие вопросы только с мечом в руках!

Я тоже выхватил оружие. Мы несколько долгих секунд смотрели друг на друга, потом он рассмеялся, вкладывая меч в ножны.

— Твой план неплох, — сказал он. — Я и мои люди войдут ночью в город.

— И я с вами.

— Нет, — сказал Марленус. — Люди Ара не нуждаются в помощи воина Ко-Ро-Ба.

— Может быть, — сказал Минтар, — молодой воин заботится о Талене, дочери Марленуса?

— Где она? — спросил я.

— Мы точно не знаем, — ответил Минтар, — но она должна содержаться в палатках Па-Кура.

И тут впервые заговорил Казрак.

— В день, когда падет Ар, она обвенчается с ним и станет править городом. Он рассчитывает, что это заставит уцелевших жителей считать его настоящим убаром. Он объявит себя их освободителем, спасителем от деспотизма Посвященных, восстановителем старого порядка и славы империи.

Минтар лениво переставлял фигурки на доске то в одну, то в другую позицию.

— В принципе, в данной ситуации для нас не важна девушка, — сказал он, — но лишь Царствующие Жрецы видят все варианты. Может быть, лучше сбросить ее с доски. — С этими словами он взял фигуру «супруга убара» или «дочь убара» и бросил ее в ящик.

Марленус, сжав кулаки, посмотрел на доску.

— Да, она должна быть снята с доски, но не только из гуманности. Она опозорила меня, оставшись одна с воином, подчинившись ему и умоляя убийцу о снисхождении.

— Она не опозорила тебя, — сказал я.

— Она подчинилась, — возразил Марленус.

— Чтобы спасти свою жизнь.

— И ходит слух, — сказал Минтар, не отрывая глаз от доски, — что она отдалась Па-Куру, чтобы некий тарнсмен, которого она любила, получил шанс выжить.

— Она могла принести выкуп в тысячу тарнов, — горько сказал Марленус, — а теперь она стоит меньше, чем вымуштрованная рабыня.

— Она твоя дочь, — сказал я.

— Если бы она была здесь, — сказал он, — я бы убил ее.

— А я бы убил тебя.

— Верно, — он пристально посмотрел на меня, — один из нас должен убить другого.

— Неужели ты не любишь ее?

Марленус изумился.

— Я — убар, — сказал он и одел желтые одежды Страдальца на свою гигантскую фигуру. Опустив капюшон на лицо, он уже уходил, но внезапно вновь повернулся ко мне, вытянув свою палку.