За что убивают Учителей - Наталья Сергеевна Корнева
Элирий Лестер Лар, знаменитый Красный Феникс Лианора, – один из последних осколков великого и падшего народа. Жрец был жесток, высокомерен и властолюбив не менее канувших в пучину черных чародеев Священного острова. Даже явление небожителя собственной персоной не смогло сбить спесь с этого подчеркнуто надменного человека. Воистину, гордыня выходцев из Лианора непомерна и неистребима.
Обладая способностью повелевать красным огнем, Элирий Лестер Лар оказался достаточно умен, чтобы до поры держать свой редкий дар в секрете. Умудрившись не привлечь к себе опасного внимания падшего бога, собиравшего вокруг себя самых одаренных Совершенных, он получил назначение на Материк, на войну, где и снискал грозное прозвание Красного Феникса. Все высшие жрецы, приближенные Инайрэ, погибли вместе со своим хозяином на Лианоре от рук карающих божеств Надмирья. После их гибели Элирий Лестер Лар обрел счастливую возможность проявить себя и возвыситься в новом мире, где почти не осталось превосходящих или равных жрецу по силе чародеев Лианора.
Кровь Первородного была достаточно сильна, чтобы прервать немилость и вернуть утерянное благословение небожителей, – то была лотосная кровь древних династий Лианора, прямых потомков первых полубогов. Именно стоящий сейчас пред ним Элирий Лестер Лар основал на востоке город Ром-Белиат и воздвиг в нем новый храм, в котором не было места ереси падшего бога, только старое поклонение верных.
Сам Алейрэ по природе своей не был кровожаден и отнюдь не горел желанием приводить в исполнение давний приговор. Он не относился к касте карающих божеств, что сотворили ужасную казнь Лианора. С давних времен сердце Алейрэ полнилось любовью к смертным, состраданием к их несчастьям и бедам и искренним намерением помочь. Именно поэтому небожитель остался в мире и незаметно жил среди людей, отводя им глаза и не раскрывая своей сущности. Такая простая и мирная жизнь была ему по душе.
– Если мы с моей спутницей ничем не можем помочь, – с приятной улыбкой, не имеющей ничего общего с искренней доброжелательностью, заметил Элирий Лестер Лар, – прошу Вечного дать позволение покинуть его. Час поздний, и начинает холодать.
В покачивающихся ветвях сирени отозвалась на певучую речь жреца птичка свиристель. Элирий Лестер Лар помог прекрасной незнакомке спуститься и одним движением набросил на нее свой плащ, укрыв материей с головы до ног. Только сейчас Алейрэ задумался, что, застигнутый врасплох неожиданной встречей, не обратил внимание на цвет одежд бессмертной. Закатные краски обильно заливали дорогую парчовую ткань, но, кажется, изначально она была вовсе не пурпурная, а скорее желто-рыжая.
То был самый редкий из назначенных запрещенных цветов, который на всем Материке имел право носить только один-единственный человек – обладатель высшей власти, Триумфатор Ром-Белиата, преемник великих Триумфаторов Лианора.
Выходит, перед ним сама Ишерхэ, «Лист полыни»?
И, как выяснилось, вовсе не человек, а последний истинный полубог Лианора.
Глава 14. Цветочный бутон поддерживают листья
Эпоха Черного Солнца. Год 359.
Сезон весеннего грома
Начинает цвести розовый персик.
День одиннадцатый от пробуждения
Бенну. Цитадель Волчье Логово
*киноварью*
Итак, волчонок не предпринял ни малейшей попытки к примирению и, во всей вероятности, вовсе не собирался улаживать возникшее недоразумение.
Надо заметить, что это довольно трудно – лишить общения того, кто сам, по доброй воле, не торопится предстать пред твои светлые очи. Еще неизвестно, кто в этом случае кого наказывает и кто оказался в затруднительном положении.
Кажется, его блистательная затея провалилась с треском.
Вчерашний день прошел в напряженной, почти звенящей тишине: никто не побеспокоил покой Красного Феникса, за исключением Шеаты: в установленное время она приносила еду и назначенные лекарства, но не решалась заговаривать с ним или смотреть в глаза. Вечером, ближе к закату, когда естественный свет окрасился теплыми полутонами, Шеата явилась вновь и мягким, но безапелляционным тоном объявила, что мессиру Лару пора переодеваться: наступил час оздоровительной прогулки, которая отныне внесена в ежедневный распорядок.
Элирий почувствовал себя заключенным, которого в обязательном порядке выводят на короткий променад: особенного выбора не предлагалось. Но, в конце концов, он сам изъявил желание подышать живительным свежим воздухом, а Элиар, выходит, благодушно пошел навстречу его собственной просьбе. И не придраться.
В сад они вышли в золотисто-алом сиянии угасающего дня. Внутренний двор оказался изолированным и частично крытым. Яркая молодая зелень густым облаком окутывала массивные ворота и высокие глухие ограждения, полностью скрывая их от любопытного взгляда, но ощущение клетки не покидало Совершенного. Он мог уже вполне сносно держаться на ногах и обходился практически без чужой помощи, но Шеата все равно держалась совсем близко, шагая за ним неотступно, как бесстрастный конвоир.
Едва покинув Красные покои, Элирий подметил, что чуть поблескивающий в последних лучах солнца охранный контур имеется и тут. Вероятно, прагматичный Второй ученик решил устанавливать его только на краткое время променада, не желая тратить силы на поддержание еще одного мощного барьера двадцать четыре часа в сутки. И именно поэтому выходить наружу разрешено только в строго установленное время и только в сопровождении Шеаты, которая следовала за своим утратившим доверие подопечным, как приклеенная. Что ж, все это вполне логично. Но логических объяснений было недостаточно, чтобы почувствовать себя хорошо.
Легко ли быть птицей и не иметь возможности расправить крылья?
Персиковое дерево цвело и парило над землей, будто пышное бело-розовое облако. Под гроздьями хрупких цветов ветви отяжелели и слегка прогибались к земле. Сойдя с прогулочной садовой дорожки, Красный Феникс остановился и в задумчивости прислонился к узловатому стволу спиной. Тонко благоухающие персиковые цветы колыхались на ветру, создавая пронзительную атмосферу, в которой ярко чувствовалась весна и красота бытия. В отличие от Лианора, на Материке существовали разные времена года, и постепенно Элирий привык к необыкновенному чуду смены четырех сезонов. Но все же нежная ранняя весна оставалась особенно мила его сердцу, остро напоминая о доме.
Если бы дерево могло рассказать о Лианоре, оно бы зацвело.
Как раз сейчас, равнодушная к его тревогам и волнениям, весна вступала в свои права. Из земли поднималась новая зелень, полная жизни и упоительной свежести. День ото дня погода становилась теплее, первые насекомые пробуждались от зимней спячки. Элирий поднял глаза, сквозь
