Последний жрец богини Лу. Том II - Александр Якубович
В такие моменты я пытался говорить сам с собой, чтобы окончательно не сойти с ума. Оголодавший, еле держащийся на ногах, я вел сам с собой беседы, которые мог вспомнить, и переживал ситуации, которые произошли давным-давно, либо не случались вовсе. В моем измученном без сна и еды мозгу рождались удивительные комбинации: вот Лу преподает в моем институте и почему-то мы изучаем историю живописи, хотя такого предмета у меня не было. А тут Энжи идет по заснеженной Москве и рассказывает, какую лютню прикупила.
Прошлое, настоящее и фантазии слились для меня в единое целое, я стал терять ощущение времени, пространства и даже самого себя в череде этих тяжелых галлюцинаций.
В какой-то момент я понял, что ненавижу Лу, всегда ненавидел.
Сейчас, освобожденный от ее влияния достаточно долго, я четко осознал, что именно богиня — ее гордыня и неспособность принять поражение, да кануть тихо в неизвестность — и привели меня в эти коридоры и комнаты, полные боли и страдания. Именно для нее Матерь призывала героя, а вырвала из привычной жизни меня — бухгалтера из другого мира. Потом последовала череда унижений, избиений и жизнь с постоянным осознанием, что способность дышать зависит от порывов капризной девчонки, которая по ошибке является пятисотлетним божеством.
Ненависть к Лу осталась единственной осознанной эмоцией, на которую я был способен. Но и она ушла. И вот когда я уже перестал кричать под каленым железом, перестал проклинать палачей, родивших их матерей и лично Кая Фотена, они решили, что я обработан достаточно.
В этот раз палачи не потащили меня прочь из камеры, а принесли широкую рубаху, которая больше была похоже на ночную сорочку или те смешные платьица, в которых крестят младенцев. Только размером платьице было на взрослого мужчину.
Нарядив меня, словно куклу, палачи вытащили меня из «люкса» и потащили по коридору, как делали все недели до этого. Я даже не утруждал себя осмотром окружающей обстановки, хотя мы быстро прошли мимо слишком знакомой двери пыточной и сейчас спускались куда-то глубже, в самое темное подземелье.
В сознании лениво шевельнулась мысль, что сейчас мы находимся в самой глубокой и наименее посещаемой части этого гостеприимного заведения. Шевельнулась и угасла. Мне было все равно, я просто хотел, чтобы это бесконечное турне закончилось, хоть чем-нибудь.
Мы оказались в небольшом хорошо освещенном зале. У одной из стен стояли семь статуй Старших Богов с массивными каменными алтарями, а у противоположной стены расположился Гарен, пара солдат и какой-то парень.
«Кай Фотен Первый собственной персоной», — подумал я, глядя прямо сквозь клерийского монарха. Совсем зеленый, какой-то тощий, он меня не впечатлил. Ради службы этому выродку мою волю и стремление к жизни ломали в застенках палачи?
Меня поставили на колени на небольшом удалении от алтарей Семерых. Один из экзекуторов взял стоящий у стены широкий меч, которым обычно рубили головы пленникам, и поднял его к плечу. Мышцы мужчины взбугрились — клинок был реально огромным и очень тяжелым. Но я был уверен, что палач сможет простоять так столько, сколько потребуется. Мои мучители были так же выносливы, как и изощрены.
В поле моего зрения появился Гарен — мой главный враг. Еще во второй сеанс его «лечения», которое было самой страшной пыткой, я поклялся, что если у меня будет такая возможность — я оторву этой мрази мошонку и затолкаю ему в пасть. В отличие от палачей, которые просто выполняли порученную им работу и деловито превращали мое тело в отбивную, Гарен наслаждался моими страданиями. Он чувствовал свое превосходство надо мной — магом разума, который опоенный и изувеченный, в пыточных застенках был полностью в его власти.
В это время маг воды стал прямо напротив меня и негромко заговорил:
— Слушай внимательно, выродок. Сейчас ты принесешь клятву служения своему новому хозяину — нашему королю Каю Фотену Первому. У тебя есть только один шанс остаться в живых. Не будешь повторять за мной слова клятвы — вернешься в камеру. Я позабочусь, чтобы ты прожил достаточно долго, чтобы окончательно сойти с ума. Дернешься — наш общий друг разрубит тебя пополам. Понял?
Если до этого мне было на все плевать, то вид Гарена всколыхнул во мне волну ненависти, хотя мне казалось, что я больше вообще не могу мыслить — моя апатия была даже глубже, чем после атаки Лу на мой разум — но, как оказалось, что-то уцелело. Желание придушить этого ублюдка — точно пережило пытки.
Я почувствовал, как глухая злость стала медленно перерастать в ярость, и только мысленно усмехнулся. Даже в статусе королевского раба я найду способ, как тебя прикончить, Гарен. Ведь у меня будет впереди достаточно времени и, я уверен, возможностей. Ты труп, Гарен, пусть для этого мне придется стать рабом. Ничего, не впервой. Нашел общий язык с истеричной богиней, и к молодому королю найду подход.
В ответ я медленно кивнул, мол, все понял.
Гарен встал за моим плечом с другой стороны и стал зачитывать куски клятвы, да такой интонацией, будто выплевывал что-то омерзительное.
Я покорно повторял за придворным целителем, пестуя в груди чувство ярости, которое вернуло меня к жизни. Спасло мне эту самую жизнь. Нельзя, нельзя упустить эту ярость, я должен пронести ее сквозь годы и служение, взрастить и сделать центром себя, за отсутствием других целей. Я прикончу эту мразь. С королем будет сложнее, клятва будет меня сковывать, но и на паренька я найду управу, даже если это будет самоубийством. Они заплатят мне за боль и унижение, дорого заплатят. Потому что дважды уничтожить человека невозможно — за них со мной это сделала Лу, еще там, в далеком Трейле.
Клятва подходила к концу, это чувствовалось в том, как с каждой фразой повышал голос Гарен. Наконец, он остановился:
— А теперь подтверди свою клятву перед каждым богом словами «клянусь, Матерь» и далее, упоминая каждого бога. Когда поклянешься перед всеми, скажешь «Да будете вы свидетелями моей клятвы», — сказал Гарен.
Я начал подтверждать клятву перед ликом богов.
— Клянусь, Матерь…
…
— Клянусь, Воин…
…
— Клянусь, Кузнец…
Осталось всего два божества — Мудрец Соф и Бард Калита. После чего
