Дочь Горгоны - Оксана Олеговна Заугольная
Шаги стихли, внизу хлопнула дверь.
Солунай вздохнула и отправилась обратно к друзьям. Кажется, казнь откладывалась, как в прямом, так и в переносном смысле.
Впрочем, как оказалось – ненадолго. Следующим утром после завтрака, когда Солунай едва успела вслух удивиться отсутствию Вассы за столом – неужели с самого восхода солнца унеслась в горы? – директор пригласил её в свой кабинет.
И ушёл.
– Вот зачем ты голос подала? – укоризненно спросил Бануш. – Он о тебе и вспомнил.
Как будто иначе не вспомнил бы, что за ерунда!
Но вкус еды пропал, Солунай с трудом заставила себя проглотить несколько ложек, потом поправила шарф и выскользнула из-за стола.
Разумеется, Бануш не удержался и всё-таки поплёлся за ней. Солунай несколько раз рыкнула, что ей не нужен провожатый, но когда бы это помогало.
– Я – моральная поддержка, – сурово ответил друг. – Потому что голову потерять – беда знакомая. Есть вещи и похуже.
– Например? – Солунай даже остановилась, хотя обещала же себе не реагировать на Бануша! Но тот и мёртвого разговорит.
– Например, разбитое сердце. – Бануш машинально потёр шею и добавил печально: – Не, серьёзно, неужели больше полюбить некого было? Он же старый!
– Это Ганс старый, а директор не такой уж и старый, – с жаром ответила Солунай. – Ты не видишь разве, ему ведь и сорока нет. Просто охотники взрослеют рано, они молодыми начинают…
Она запнулась.
– Договаривай, Найка, – оживился Бануш. – Начинают… охотиться на чудовищ, да?
– Да, – резко ответила Солунай. – Но что я могу поделать? Он такой ещё молодой, сильный и смелый! Я просто… просто должна быть достойной его.
– Обалдеть, – с восхищением произнёс Бануш. – Вот тебя знатно повело! А хочешь, я тебя вылечу от этой любви?
– Не надо. – Солунай нервно подёргала за край колючего шарфа. – Иногда мне кажется, что любовь – это лучшее, что есть во мне.
Она оставила Бануша с его мыслями и ускорила шаг. Найка впервые в жизни чувствовала такое волнение в груди, и оно никак не помогало ей лучше остерегаться директора.
Директор ждал её, но в этот раз сидел за своим столом и хмуро рассматривал бумаги. Впрочем, едва после короткого стука Солунай вошла, как его лицо разгладилось, становясь даже моложе и привлекательнее. Найка в волнении затеребила шарф, и Александр Николаевич поднялся ей навстречу.
– Ты опасаешься меня, Солунай? – мягко спросил он, подходя вплотную.
– А что? – нервно ответила она, продолжая касаться шарфа.
– Бануш держится за то, что вы будто люди с особенностями, но это не так. Вы только выглядите как люди. И то не все.
Он снова вернулся к столу и принялся разглядывать бумаги. Солунай застыла. Тема разговора была ей неприятна, и она не могла понять, к чему это сейчас. Она рассеянно уставилась в окно. Солнце уже стояло высоко, можно было отправиться после разговора в лес вместе с Банушем за ягодами или наловить мелких птиц…
Она не заметила, как директор оставил бумаги и неожиданно оказался у неё за спиной.
– Тебе не жарко, Солунай? – Голос директора вырвал её из мыслей, и Найка покраснела, обнаружив, что прослушала, о чём он говорил всё это время.
– Нет, Александр Николаевич. – Найка закашлялась. Так вовремя запершило в горле.
Она по-прежнему смотрела в окно, на золотую от солнца кромку тёмного леса, и сконцентрировала всё своё внимание именно на ней, стараясь не замечать зависшего за спиной директора.
– Может, снимешь шарф? – прошелестел голос директора.
Найка огляделась в поиске пути к бегству, но они стояли одни, а дверь была плотно закрыта. И так светло! Никаких теней. Окно тоже было закрыто, значит, сквозняками не уйти.
– Нет, Александр Николаевич, – ответила она наконец.
Директор наклонился к самому её уху.
– Так вы опасаетесь меня, Солунай? – спросил с легкой усмешкой в голосе.
Найка не понимала, что с ней случилось. Вероятно, дело было в том, что она не смотрела в этот момент на директора и не могла воочию убедиться, что Бануш прав и на самом деле директор некрасивый и почти что старый человек. Как они там обсуждали с Банушем? Ему лет сорок! Найке всего семнадцать, а Айару рассказывала, что Александр Николаевич, тогда ещё просто Сашка, нашёл Солунай у Ворот, когда ему было немногим больше. Солунай не понимала, как он мог быть тогда директором, но если не верить Айару, то кому? Между ними пропасть! А если он ещё старше, просто хорошо сохранился? Жаль, эти мысли никак не помогали. Иначе как можно было объяснить, что от этого шёпота Найка почувствовала такой жар, словно коснулась ядовитого цветка страстоцвета?
– Дыши, Солунай, иначе можешь лишиться сознания. – Щекотно коснувшаяся щеки насмешка не сделала лучше, совсем наоборот.
Найка вцепилась обеими руками в шарф и продолжила сверлить взглядом кромку леса, стараясь дышать размеренно и глубоко, чтобы унять трепет и жар, растекающийся по телу.
– Вы не люди, не пытайтесь никого этим обмануть, – продолжил Александр Николаевич. – Я знаю, кто вы, Солунай, и знаю ваши слабые места. – Он легко подул Найке в ухо, и та зажмурилась с такой силой, что на глазах выступили слёзы.
Она боялась, что разрыдается или сорвёт шарф, но тут Александр Николаевич выпрямился и отошёл в сторону.
– Ты наказана, Солунай. – Он теперь тоже смотрел в окно, а тень от его массивного тела так удачно ложилась, что можно было наконец спрятаться и вытереть непрошеные слёзы. – Два дня без прогулок. И не стоит лезть туда, где вас быть не должно.
Найка кивнула, хотя Александр Николаевич и не мог этого видеть.
Похоже, её вылазка на башню-которой-нет не прошла бесследно. Но что это вообще было? Куда делся строгий и понятный директор, что это за игры?
Спотыкаясь и не видя из-за слёз дороги, Найка выскочила из кабинета и бросилась прочь, но была поймана в объятия Бануша, который едва устоял на ногах.
– Куда несёшься, будто тебе собирались голову рубить! – шёпотом произнёс он, утягивая подругу в укромный уголок. – Или он собирался?..
– Если бы! – Солунай уже была согласна и на озверевшего охотника, всё лучше, чем дразнить её влюблённое сердце, даря непонятную надежду.
Как могла, смущаясь и спотыкаясь на каждом слове, Солунай пересказала разговор в директорском кабинете другу.
– Ничего себе! – Бануш присвистнул. – Слушай, может, ты чересчур ядовитая и даже в воздух выдыхаешь какие-нибудь дурманящие феромоны?
– Что за ерунда? – возмутилась Найка. – В жизни не слышала большего бреда!
– Ну сама посуди, директор ведь много кого вырастил из чудовищ и головы рубил многим, но ни разу я не слышал, чтобы он так себя вёл, – пояснил Бануш. – А я, поверь мне, очень глубоко в этом копался.
Найка задумалась. Да, она вступила в силу не так давно, даже взгляд пока обращал в камень не навсегда, и змеи вели себя как глупые дети, воспитывать их ещё и воспитывать. Но даже на её
