Владыки Аспирона. В гостях у Тьмы - Артём Николаевич Мухин

Ведь держат посохи в руках.

Я безоружен, в кандалах,

Лёгкий отголосок сил

Вибрировал в моих висках.

И я действовать решил:

– Тогда ставь меня на бой,

Раз я вру – я бесполезен,

Зачем же носишься со мной.

Ты и так был так любезен,

Что решил меня купить.

Я не раб, и не слуга!

– Да как ты смеешь мне дерзить?!!

Ты же грязь от сапога!

Ведите же его в ‘кольцо’!

Пусть он проглотит свой язык, -

Смотря при этом мне в лицо,

Сорвался с говора на крик.

Меня больно пнули в спину,

Заставляя сделать шаг.

Я обернулся, там 'детина'

Каждый мускул вмиг напряг.

Он всем видом говорил,

Что лучше следовать вперёд.

Такому точно хватит сил,

На ручках к месту донесёт.

Рынок был размером с поле.

Меня, как скот, под нож вели

Сквозь ряды людей в неволе.

Что-то виделось вдали.

‘Кольцо’ – это крупная арена,

Где рабы за жизнь сражались.

Для местных – это просто сцена,

Они здесь кровью наслаждались.

По их пузу было видно,

Что хлеба им вполне хватало,

И за это им не стыдно,

А вот зрелищ было мало.

Оружие любого вида,

Бойцы от мала до велика.

Это место геноцида.

Даже для видавших дико.

Штыри по кругу из металла

Не позволяли убегать.

А глубиною достигала

Шагов на двадцать-двадцать пять.

Любой владелец мог поставить,

Как на своего раба,

Так и против – просто сплавить.

Такая вот его судьба.

По кругу множество скамеек

Для тех, кто хочет посмотреть,

Куча секторов, ячеек,

Для ставок, просто поболеть.

Но есть и правило спасенья:

Быть победителем семь раз

Само собой без пораженья.

Тогда работает указ:

Дать свободу тем рабам,

Кто кровью выкупил себя.

Тогда отходит он к войскам

И живёт, врагов рубя,

Но как вольный человек.

И это мнимая свобода.

Жизнь за жизнь. И так весь век,

От заката до восхода.

Сейчас в арене был мужик,

Он был ранен, он был слаб,

Весь в крови, как тот мясник.

Но был при смерти тот раб.

Он уже не мог стоять,

Но вздымалась его грудь,

Он мог пока ещё дышать.

Тут кончался его путь.

К нему вели уже другого.

По факту, просто палача,

Мускулистого, худого…

Нет, он не рубил с плеча,

Он просто приподнял клинок.

Мужик закрыл свои глаза,

Вдыхая лёгкий ветерок,

Сверкнула радостно слеза.

С усилием он встал на ноги,

Он понимал, что он творил.

Без сожаления, тревоги,

Он сам в себя металл вонзил,

Вызвав гнев гнилой толпы.

Те кричали, психовали.

Они были так глупы,

Они совсем не понимали:

В мыслях он обрёл свободу.

Он сделал выбор, сделал сам.

О нём, возможно, сложат оду,

Хоть он и пал к чужим ногам.

Его противник наклонился.

Он его благодарил

За то, что тот за жизнь не бился

И сил бесценных сохранил.

Тяжело поднялась дверь.

На выход труп уволокли.

В нежить превратят теперь.

И нового раба вели.

Ученик Искры Кирграда.

Я видел его как-то в Школе.

Добрались и туда, досада.

Теперь и колдуны в неволе.

Он был с голыми руками,

Безоружен, но опасен.

Он бешено стучал зубами:

Силён, безумен и ужасен.

– Arte! – крикнули владыки,

Что дежурили в арене.

Замерцали тут же блики,

Чтоб создать барьер на ‘сцене’.

Бой, если можно так назвать,

Продлился несколько мгновений.

Не успел раб показать

Каких-то навыков, умений.

Просто пламенный поток

Испепелил за миг врага.

Щит бы даже не помог,

Плоть пред магией слаба.

Толпа теперь же ликовала!

Отвесил ученик поклон,

И это многое сказало:

Упивался смертью он.

Двух противников, троих!

Он хохотал во время боя.

Откуда взялся этот псих,

Он сильно почернел душою.

Никто больше не решился.

Зрители уже скучали.

Седой с вопросом обратился:

– Зрелище полно печали?

Ты вспомнил, что ты там украл?

– Ничего! – был мой ответ.

Я всё за парой наблюдал,

Я помнил, как и кто одет.

Они смотрели на меня,

Практически буравя взглядом,

Друг другу фразочки бубня.

Они стояли уже рядом.

Я чувствовал внутри свой свет.

Да, немного, но мне хватит.

Мой спасительный билет.

Не много ‘сито’ мощи тратит.

Чутьё мне точно подсказало,

Что мне нужно на арену,

Чутьё не раз мне помогало.

Поможет вырваться из плена.

– Ну и ладно! Ты нарвался!

Приготовься умереть!

Ты слишком долго упирался.

Тебе никак не уцелеть.

Он крикнул громко: – Будет бой!

К мечам, булавам подвели.

Я стоял ко всем спиной,

Слышал смех толпы вдали.

Я сделал вид, что брал клинок,

Само собой я ‘взял’ свой меч,

А не ржавчины кусок.

Лучше свет пока беречь.

Мне сняли цепи, кандалы.

От входа был хороший вид:

Люди были веселы,

И, вон, седой за мной следит.

А за его спиной те двое

Говорят ему на ухо.

Он кивнул им головою,

Почесал лениво брюхо

И передал им посох мой!

Он совсем не понимал,

Что тот безумно дорогой.

Поди ещё за так отдал.

Ладно, позже разберусь.

Есть проблема поважнее,

Я ведь с огненным дерусь.

Стало явно горячее.

Противник бросил в меня пламя,

Я растянул локально 'сито'.

И огонь меня не ранил,

Но я свалился нарочито

Под улюлюканье толпы.

Я поднялся, отряхнулся.

Сверкнули зубы, как шипы,

Ученик вновь замахнулся.

На этот раз я отбежал,

Точней отпрыгнул лихо в бок.

Он, конечно, не попал,

Хоть от одежды шёл дымок.

Эх, ты б видел пламя Джил.

Меч хранил её платок,

Что память часто ворошил.

Я совершил один рывок,

Поглощая 'ситом' чары,

Метнул оружие как мог

И приготовился к удару,

Я не хотел себе ожог.

Но ученик не отвечал.

Он вынимал из брюха меч,

Было больно, он страдал.

Рану он хотел прижечь,

Я не дал. Я разогнался,

И с двух ног ударил в рану.

Он лежать в песке остался,

Но я стоять и ждать не стану.

Толпа кричала: “Крови! Крови!”

Я был готов уже добить,

Замахнулся, хмуря брови.

Но разум вторил: “Прекратить!

Он владыка, места мало,

Мир Искры тут всё сожжёт.

Нельзя, чтоб всё здесь запылало.”

– Пусть кто другой его добьёт! –

Крикнул я что было мочи.

Стало тихо, как в болоте

Посреди бесшумной ночи.

– Тогда вы оба здесь умрёте! -

Начали кричать трибуны.

Они хлопали, и в такт

Зажигались ярко руны.

Арена – спящий артефакт.

Собирался в рунах прах,

Порождая там скелетов,

Павших в давнишних боях:

Рослых силачей, атлетов.

Их было больше двадцати,

И от них