Александр Прозоров - Храм океанов
– Есть хочется. Грибами да ягодами не насытишься. Это так, только брюхо набить... – рассеянно ответил он, ощупывая булыжники в каменистом русле. Выбрал один, вскинул над головой и с размаху расколотил о другой камень сразу на несколько частей. Подобрал средний, несколькими размеренными ударами разбил вдоль на продолговатые куски с острыми гранями, взвесил в кулаке: – Крокодила бы сейчас – наелись бы от пуза. Сюда ведь заплывать должны, протока широкая. Ну да ладно...
Под внимательным взглядом Волерики он несколькими сильными ударами подрубил сосенку в полторы руки толщиной, скинул одежду и полез в воду, ловко и привычно ворочая валуны на дне. Как-никак, несколько лет этой работе успел отдать. За полдня Сахун выковырял на мелководье яму по пояс глубиной, оставив на дне только песок, а камни выложил вокруг в две стены, направленные друг к другу от берега под тупым углом. Одна доходила почти до середины русла, вторая обрывалась в трех шагах от края воды, на шаг не доходя до первой. Получилось что-то похожее на воронку, нацеленную на яму. Попасть в нее было легко, просто двигаясь вдоль любого каменного вала. Выбраться – труднее, поскольку для этого в конце короткой стенки нужно остановиться и повернуть практически в обратную сторону. Сразу и человек не догадается.
Сперва закатив на нужное место крупные валуны, Сахун заложил проемы между ними камнями поменьше – некоторые пришлось для этого даже обколоть, – оставшиеся просветы забил мелкими окатышами, а на оставшиеся махнул рукой:
– Прочая мелюзга пусть уплывает – только мараться.
– И что это будет? – спросила предсказательница.
– Утром узнаем.
Юноше было не до разговоров. День клонился к закату, а он еще не успел сделать всего самого нужного. Пока не обуваясь, Сахун пошел вдоль берега, острым краем каменного осколка срезая длинные ветки прибрежных ив. Вернувшись к спутнице, сел рядом, быстро связал кончики десятка прутьев и стал вплетать оставшуюся лозу между ними, наскоро изготавливая простенькую остроконечную корзинку. – Нужно успеть, пока влажные...
Уже в темноте, под звездным небом, он нарубил лапника, который толстым слоем сложил под одной из скал, сверху застелил свежесорванной травой и устало свалился сверху.
– Как тут мягко, – развернув покрывало и устраиваясь рядом, похвалила Волерика. – Лучше, чем дома.
Но Сахун уже спал.
На рассвете юноша тоже поднялся первым. Глянул на небо, затем на реку, поправил покрывало на женщине, подобрал слегу, что помогала ему весь вчерашний день, и, обогнув скалы, углубился в лес, приглядываясь к валежнику и упавшим деревцам. Вернулся назад он с охапкой хвороста, несколькими полосками тонкой бересты и обломком сухой гнилушки.
Дальше все было проще. Растерев пальцами гнилушку на полоску бересты, Сахун несколько раз вскользь ударил над ней одним осколком матово поблескивающего камня по другому, пока какая-то из редко вылетающих искр не упала в серую древесную пыль. Почти сразу от нее потянулась вверх тонкая струйка полупрозрачного сизого дымка.
– Ты что делаешь? – спросила проснувшаяся от стука Волерика.
– Тепло добываю... – Юноша склонился над слабо тлеющим трутом, подул на крохотную красную точку, заставляя ее разрастись, поднес тонкий краешек бересты, подул снова. Дымок стал чуть гуще, береста полыхнула, и Сахун тут же переложил ее к сложенному в шалашик хворосту. Огонь, жадно потрескивая, с готовностью перескочил на ветки. – Получилось!
Он придавил разгорающийся костер двумя увесистыми валежинами, подхватил корзинку, легкой походкой спустился к реке, по краешку подобрался к вырытой накануне яме, широким жестом зачерпнул оттуда воду. Та легко протекла меж прутьями, а внутри корзины тяжело запрыгали четыре крупные красноперые рыбины.
Вскоре выпотрошенные на прибрежном камне тушки уже запекались над огнем, нанизанные на заточенные еловые веточки. Растянувшийся рядом на траве Сахун, поглядывая на дозревающее угощение, вслух прикинул планы на будущее:
– Первым делом расселину валунами нужно заложить. Когда стену поставим, ни одна зверюга к нам уже не подберется, за ней спать спокойно будем, хоть даже жрун сюда ночью забредет. И крышей, конечно, надо закрыть. Под крышей да с костерком в любую погоду уютно будет. Еще несколько ловушек выше и ниже по течению поставлю – тогда о еде можно не беспокоиться. Десяток рыбешек в день всяко попадется. А коли крокодил заплывет или иная тварь с крепкой шкурой, то и вовсе хорошо. Покрывало второе сделаем, одежду теплую сошьем – и жить можно.
– Жить? – не поняла Волерика. – Но ведь боги... Боги решили, что меня быть не должно.
– Ну и что? – пожал плечами Сахун, поправляя рыбу, провисшую слишком близко к огню. – Я знаю эту реку, мы тут неподалеку в прошлом году работали. Она уходит в леса, за которыми нет гнездовий, а ручей к Родильному древу сделан от притока выше по течению. Здесь никто не бывает. Нет надобности. А будет неладно – уйдем еще дальше.
– Но ведь это нарушит волю богов, Сахун, – взяла его за руку женщина. – Богам нельзя перечить. Мы должны выполнить их желание.
– Они хотели, чтобы тебя не было, – после короткой заминки ответил юноша, – и тебя больше нет. Они могут растить себе другую. Для гнездовья ты теперь как мертвая.
Рожденный по звериному обычаю, от женщины, Сахун тоже был воспитан в послушании богам и тоже превыше всего чтил их волю. Но отнюдь не до такой степени, чтобы по первой прихоти дарить свою жизнь.
– Но ведь это не так, – покачала головой Волерика. – Это обман. Боги желают, чтобы меня не было. А я есть.
– Ну и что? – Юноша подтянул ноги и сел на корточки. – Они нас здесь не найдут. Так что никакой разницы.
– Мы должны вернуться, Сахун, – уже тверже потребовала женщина. – Если они не могут нас найти, мы обязаны вернуться как можно скорее. Воля богов должна быть исполнена всегда и в любом случае!
– Ты что, не понимаешь? – вскочив, замотал головой юноша. – Тогда ты умрешь!
– Воля богов должна быть исполнена. Всегда!
– Значит... Значит, воля богов? – Сахун ощутил внутри себя неприятный холодок, в душу гадким слизняком вползало опустошение, ощущение полной бессмысленности происходящего.
Рожденные Древом не способны мыслить себя без повелителей. Нуары, памятники, слухачи. Об этом знали все смертные, но... На миг ему показалось, что к его воспитаннице это не относится. Что жизнь все-таки важнее покорности.
Ошибся...
Юноша снял с веточек запеченную рыбу, осторожно отложил ее на крупную гальку возле кострища, спустился к воде и вскоре вернулся с окатанным камнем размером с кулак. Опустился перед Волерикой на колени и протянул ей.
