Гай Орловский - Любовные чары
Она слушала раскрыв рот.
— Это… это ужасно…
Я сказал трезвым голосом:
— Но король Антриас — крепкий орешек. Ему не так просто помешать. Даже вы, мне кажется, не сумеете…
Она сказала так жарко, словно готовится превратиться в привидение Огня:
— Сумею!.. Я отдам все силы…
— Пугать кошмарами, — сказал я, — это мало. Мужчины вообще не так уж страшатся привидений, а королей с детства учат держать себя в руках. Другое дело, как я уже сказал, расстроить его планы…
Она сказала нетерпеливо:
— Что у него за планы?
— Война, — ответил я. — Победы, захваты земель соседних королевств. Это и есть самое главное для Антриаса. А помешать этому, просто возникая у него в спальне и завывая страшным голосом… гм, это не сработает. Я не люблю Антриаса, но отдаю ему должное, его так не испугать. Тем более не заставить отказаться от своих планов…
Она померкла, начала медленно таять прямо посреди комнаты, я устрашился, что снова уйдет в свои душевные терзания, сказал быстро:
— Но есть варианты!.. К примеру, он очень нуждается в союзе с королевством Опалоссой. И хотя начать войну с Нижними Долинами может и без Опалоссы, но надежный тыл важен. Потерять союз с Опалоссой… это и есть для него кошмар хуже немедленной гибели!
Она потребовала:
— Как разрушить союз с Опалоссой?
— Надо подумать, — сказал я. — Использовать можно ваше умение возникать в спальне короля Плация… а еще лучше — регента Ригильта, чтобы сообщить какие-то сведения… что либо скомпрометирует короля Андриаса, либо зародит подозрения в его намерениях… Последнее намного предпочтительнее!
Она переспросила в злом нетерпении:
— В спальне короля Плация… это кто?.. А кто этот Ригильт?
Я подумал, объяснил обстоятельно:
— Королевством Опалоссой правит регент Ригильт, не допуская молодого Плация, что давно вошел в возраст и хотел бы сесть на трон. Что, если попытаться воздействовать на…
— Ригильта?
— На Плация, — ответил я. — Пообещать помощь в возвращении себе законного трона… а он за это должен будет разорвать союзный договор с Уламрией. Думаю, он это и так бы сделал с охотой, все-таки тот договор подписал Ригильт в обмен на поддержку со стороны Антриаса…
Она сказала медленно:
— Но не разорвет. Я знаю династию Кенганидов, что изначально правила Опалоссой. Все оттуда отличались нерешительностью и неуверенными действиями. Не думаю, что этот нынешний… как, говорите, зовут, Плаций?.. Не думаю, что этот Плаций достаточно самостоятелен.
— Вы правы, — признал я. — Вот что значит кровь!.. Кровь в жилах Плация досталась от слабых и нерешительных, потому и он… Хорошо, но есть вариант…
— Какой?
— Можно подтолкнуть, — ответил я. — Хочет быть королем — пусть первым же декретом разорвет союз с Уламрией!..
Она вперила в меня взгляд жутких пустых глазниц. И хотя самого взгляда нет, но я его все равно чувствую, у нас есть странное свойство дорисовывать, домысливать и додумывать, что позволило питекантропу стать кроманьонцем.
— Но если на троне регент Ригильт…
Я сказал с той мужской самоуверенностью, которую часто выказываем, на самом деле ее не чувствуя:
— Это возьму на себя. Но только пусть Плаций знает, что если не разорвет союз с Уламрией немедленно, в первый же день, когда это особенно легко, его постигнет такая же судьба, как и Ригильта.
Она спросила настороженно:
— А какая постигнет его судьба?
— Еще не знаю, — ответил я честно. — Но единственное препятствие для Плация на пути к трону — регент Ригильт. Это как камень, что заткнул дорогу ручью в узком месте. Если этот камень убрать…
Она переспросила:
— Как вы это сделаете?
— Сделаю, — пообещал я. — Чародей я или всего-навсего маг? Или вообще колдун? Ну а вы постарайтесь убедить Плация. Он должен понять, другого такого удобного случая не будет. Регент не только сейчас отсутствует в их столице, но и часть его сторонников здесь с ним, в свите!
Она кивнула, вид у нее уже холодный и решительно-расчетливый.
— Да, это ослабляет влияние клана Ригильта во дворце. Я укажу молодому королю на это счастливое для него совпадение.
— Если не воспользуется моментом, — вставил я, — ему всю жизнь ходить под властью Ригильта.
— Скажу, — пообещала она.
— Настойчиво, — потребовал я. — С нажимом! Убедительно.
— Да-да…
— Вполне возможно, — сказал я, — Ригильт выждет еще год-два, укрепится настолько, что вообще свергнет короля с трона… и начнет свою династию. Пусть Плаций и это учтет. Его свергнут и удавят в темнице. Грязной веревкой.
Она сказала тихо:
— Вы все предусматриваете!..
— Если, — сказал я нервно, — не предусмотришь — тут же получишь обухом между ушей. А я чуткий и впечатлительный, не люблю, когда бьют, хотя мазохизм в тренде.
Она сказала уважительно:
— Вы чуткий, благородный лорд… Вы даже очень чуткий! Чтобы увидеть и почувствовать меня… нужна особая чуткость.
— Это объяснимо, — признался я чуточку застенчиво.
— Чем?
— Я и сам привидение, — сказал я тихо.
Она всмотрелась в меня пустыми неподвижными глазами.
— Что?
Я пояснил как можно проще:
— Правильнее сказать даже, все люди носят в себе собственные привидения! Каждый человек еще и оно самое, только временно заключенное в его теле. Всех их моментально выдувает в момент смерти, лишь наиболее сильные и цельные натуры могут задержаться, чтобы исполнить некий долг или решить прерванную задачу…
Она слушала с раскрытым ртом, что очень женственно, многие женщины это приняли на вооружение и бегают с раскрытыми ртами и вытаращенными глазами, что мужчинам очень нравится, и если бы не эта дурацкая жажда доминировать и отыграться за все тысячи лет домостроя…
— Привидение в каждом, — проговорила она задумчиво, — а я думала, мы образовываемся в момент смерти.
— Ну да, — сказал я саркастически, — так и успело бы за кратчайший миг переписаться из живого в привиденье столько информации!.. Нет, записывалось всю жизнь на второй носитель, а в момент смерти просто привиденьево тело, не скованное плотью, начинает жить самостоятельно. Хотя, возможно, записалось не все, а только главное.
Она спросила встревоженно:
— А что не записалось?
Я отмахнулся.
— Да мелочи всякие. Но в первую очередь записалось главное — отомстить роду! Так что вы прямо сейчас к королю Плацию, а я буду думать, как убедить Ригильта.
Она моментально посуровела, лицо стало строгим и возвышенным, как у женщины древнего славного рода, богатого обязанностями и традициями.
