Юрий Никитин - Стоунхендж
Лунный свет, тонкий и волшебный, проникал между деревьями, высвечивал кусты. Томас забеспокоился, не освещает ли такая луна и его, а если освещает, то не стоит ли хотя бы пересесть, а то и разбудить калику чуть раньше. Это ему не повредит, он одной ногой еще в том нечестивом, полном тайн и волшебств мире.
Вдруг свет луны стал вроде бы ярче. Томас отодвинулся от костра, всмотрелся, не убирая ладони с рукояти меча.
С неба падали горящие бревна! Беззвучно, неслышно. Ветер раздувал багровые угли, языки огня трепетали, их обрывало встречным ветром. Они казались начиненными багровыми углями, но когда коснулись вершины леса, уже полыхали оранжевым огнем.
Донеслись глухие удары. В ночи видно далеко, Томас заметил взметнувшиеся языки пламени. Гари еще не чуял, воздух стоял, как сметана в погребе епископа.
— Сэр калика!
Яра подхватилась первой, ее глаза смотрели со страхом и надеждой. Томас расправил плечи, хотя сейчас особенно хотелось их сжать и залезть в какую-нибудь раковинку. Калика пробурчал, не раскрывая глаз:
— Сэр Томас... С тобой не соскучишься. Новую историю про свою Пречистую вспомнил?
— Нет, костер увидел, — огрызнулся Томас. — Вы ж, язычники, больно любите прыгать через костры! Беспокоюсь, как бы ты не пропустил свое непотребное и богопротивное бесовско-козлиное...
— Сэр Томас, дай покой.
Глаза его наконец приоткрылись. Мгновение всматривался, вскочил. Лицо его стало серьезным. Глаза не отрывались от горящих верхушек деревьев, а руки уже хватали мешки, посох.
Донесся далекий треск. Испуганно закричали птицы, где-то слева простучали копытца, потом, ломая кусты, пронеслось стадо оленей. Справа за деревьями стоял треск: ломились дикие кабаны, сокрушая все на пути.
В черной, как адская смола, ночи грозно и страшно полыхали багровые огни. Они как бы выходили из тьмы, там были деревья, что еще не вспыхнули, но постепенно огонь опускался ниже, захватывал землю.
Яра быстро, но без спешки снарядила коней. Двигалась она с экономной расчетливостью, ни одного лишнего движения, словно давно знала о пожаре.
— Сэр калика, отступаем прежней дорогой? По крайней мере проверена.
— А как бы ты поступил на месте Тайных?
Томас всмотрелся в стену ночи. Со стороны ровной укатанной дороги пожара еще не было. Он смыкался со всех сторон, но там пока что был выход. Если разогнать коней в галоп, что, правда, опасно по ночной дороге...
— Ладно, — согласился он вынужденно, — я бы как раз там и засел... С арбалетчиками и копейщиками. А что, твои Семеро тоже воевали в Святой земле?
— И в Святой и досвятой, — голос калики был недобрым. — И в проклятых, и в благословенных... Строить только учатся, но воевать...
Они пустили коней по ручью. Деревья по берегам ручья не загораживали лунный свет, а облачка были редкие, висели на месте. Томас на этот раз подумал про луну с благодарностью, в темноте бы кони сразу сломали ноги. Впрочем, она светила не ему, а подлунному язычнику. И, возможно, этой зверюке, что даже не помнит своего христианского имени.
Подул горячий ветер, полный гари и дыма. Даже не ветер, на них давила плотная стена воздуха. Кони испуганно ржали и ускоряли шаг. Темная вода бурлила, брызги достигали пояса.
Томас натягивал удила, страшась, что конь провалится в яму, какие немало выгрызают ручьи, сломает ноги.
— Сэр калика, в Британии я что-нибудь уже придумал бы!
— Богородицу позвал бы? — огрызнулся калика. — Так ее и здесь можно кликнуть. Вторая вера тоже на весь мир норовит...
— А какая первая? — спросил Томас оскорбленно.
— Гаутамья... ну, буддийская... а третья — ислам. Четвертой нет...
— Уж не ты ли придумаешь? — съязвил Томас.
— А почему бы и...
Треск пожара заглушил его последние слова. Горячий воздух забивал дыхание, высушивал ноздри. Глаза щипало от дыма, в горле першило.
— Вообще-то я бы сделал засаду по ручью, — крикнул Томас, перекрикивая рев и треск приближающегося пожара. — Они знают, что время у нас было, чтобы обдумать все и отказаться от очевидной дороги...
— Откуда они знают?
— Как откуда? Если я был на страже, то я не засну, как пьяный язычник. Воин войска Христова бдит, беду видит загодя...
Калика, не отвечая, пригнулся к гриве, всматривался в слабо освещенные лунным светом камни и валежины в ручье. Не все из них камни, подумал он мрачно, как и не все валежины. Не перед тем прикидываетесь, я ж вас вижу насквозь... Сами сбежали от пожара, так что это не простой пожар. Тот бы вы сами одолели.
Внезапно потемнело. Томас выругался, не стыдясь молча ехавшей рядом Яры. Клубы дыма застлали небо, лунный призрачный свет померк. Черные клубы ползли по небу, гася звезды, заливая тьмой призрачный свет.
В небе раздались крики страха и боли. Стая птиц, пытаясь уйти от лесного пожара, попала в столб взметнувшегося с земли черного дыма, пронизанного искрами. Только две-три птицы выскочили живыми, остальные пылающими комочками рухнули на землю.
Внизу было чуть легче. Горячий воздух стремительно уносил в темное небо жар и дым, даже мелкие угольки, а еще безопаснее было в низине, где кони пробирались по ручью. В темноте они замедлили шаг, да люди и не торопили. Впереди уже по верхушкам деревьев проскакивали искры, потом там занялось багровым чадным огнем. Пламя медленно, словно нехотя, поползло вниз по стволам.
Томас оглянулся. Огонь медленно шел по их следам, зажав ручей в клещи. С деревьев с обеих сторон ручья в темную воду падали горящие ветки. Одно дерево уже лежало, перегородив ручей пылающей стеной. Путь назад был заказан.
— Враг нас окружил, — крикнул он.
— Сдадимся?
Томас оскорбился:
— Воины Христовы не сдаются!
Прикусил язык, вдруг да язычник знает, что сдача в плен для рыцаря — обычное дело, что их выкупают и перевыкупают, обменивают, иной раз рыцаря меняют на коня благородных кровей, но волхв лишь покачал головой.
— Ну ладно... Будем лежать, как два осмоленных кабана. А ты еще испеченный к тому же в железной сковороде... со всех сторон. Чтобы сало не вытекло.
Томас нервно глотнул, закашлялся от дыма, возразил:
— Какие два кабана?.. С нами женщина и три хороших коня! Женщина, ладно, их у вас жгут, как погляжу, и без того, на любой праздник, но моего коня за что? Мы ж не степняки, чтобы коней вот так в жертву!
Впереди, перегородив ручей и дорогу, с грохотом рухнуло пылающее дерево. Горел ствол, а ветви полыхали так, что жар заставил всех попятиться назад. Вода кипела, превращалась в пар, а огонь вопреки всему разгорался еще жарче.
Кони жалобно ржали, остановились. Жар наступал со всех сторон. Обезумевшая рыба выпрыгивала из горячей воды, но воздух был еще жарче. Остались только люди да умирающие рыбы, птицы либо улетели, либо погибли, а уцелевшие из мелких зверей схоронились в глубоких норах.
