Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
– Сестра. Нам нужно срочно кое-что обсудить.
– Да что ты говоришь?
Джезалю был виден один ее глаз: большой, темный, с тяжелым веком, покрасневший, словно женщина плакала. Томно, лениво, почти сонно она обвела взглядом их группу.
– Ах, как все это утомительно!
– Я устал, Конейл, и мне не нужны твои игры.
– Мы все устали, Байяз. Мы все ужасно устали. – Она театрально вздохнула, дошла до подножия лестницы и направилась к ним по неровному полу. – А ведь было время, когда ты не отказывался поиграть. Играл в мои игры целыми днями, насколько я помню.
– Это было очень давно. Все меняется.
Ее лицо внезапно исказилось от гнева.
– Все гниет, ты хочешь сказать!.. Впрочем, – ее голос опять смягчился, понизился до полушепота, – мы, остатки великого ордена магов, должны хотя бы стараться вести себя культурно. Идем же, мой брат, мой друг, мой милый. Нет необходимости спешить. Уже поздно, и вам всем надо смыть с себя дорожную грязь, выбросить вонючие тряпки и переодеться к обеду. Поговорить мы сможем и потом, за едой, как принято у цивилизованных людей. Мне так редко доводится принимать гостей! – Она скользнула мимо Логена, окинув его сверху донизу восхищенным взглядом. – А ты привел мне таких суровых гостей… – Ее взгляд остановился на Ферро. – Таких необычных гостей. – Она подняла руку и провела длинным пальцем по щеке Джезаля. – Таких милых гостей!
Джезаль окаменел от смущения и не знал, как отвечать на подобную вольность. Вблизи он увидел седые корни ее черных волос – без сомнения, крашеных. Гладкая кожа была покрыта морщинками и имела желтоватый оттенок – без сомнения, густо припудренная. Подол белого одеяния был грязным, а на рукаве выделялось пятно. Она была такой же старой, как Байяз, если не старше.
Конейл взглянула в тот угол, где стоял Ки, и нахмурилась.
– Что это за гость, я пока не уверена… однако все вы желанные гости в Великой Западной библиотеке. Желанные гости…
Джезаль заморгал и уставился в зеркало; бритва застыла в его руке.
Несколько мгновений назад он размышлял об их путешествии, которое наконец приближалось к завершению, и поздравлял себя с тем, что приобрел за время пути. Выдержка и понимание, отвага и самопожертвование. Он осознавал, как он вырос. Как сильно изменился. Но сейчас поздравления показались ему неуместными. Возможно, отражение в древнем зеркале выходило темным и искаженным, однако не могло быть сомнений в том, что лицо Джезаля безнадежно испорчено.
Прекрасная симметрия исчезла навсегда. Безупречная челюсть была скошена влево и казалась более тяжелой с одной стороны, благородный подбородок некрасиво выдавался вбок. Шрам начинался тонкой линией у верхней губы, но на нижней раздваивался и безжалостно вгрызался в нее, оттягивая рот вниз и придавая лицу такое выражение, будто Джезаль постоянно и безобразно ухмылялся.
Как он ни старался, ничто не помогало. Улыбка лишь ухудшала положение, открывая выбитые зубы, более уместные у кулачного бойца или бандита, чем у офицера Собственных Королевских. Оставалось надеяться только на то, что он умрет по пути назад и никто из старых знакомых не увидит Джезаля дан Луфара обезображенным. Воистину слабое утешение! Единственная слеза капнула в тазик с водой. Затем Джезаль судорожно вдохнул и вытер мокрую щеку тыльной стороной предплечья. Он выпятил челюсть – такую, какой она стала, с ее новой необычной формой, – и твердой рукой сжал бритву. Все уже случилось, и пути назад нет. Возможно, он стал уродливее, но одновременно он стал лучше, а в конце концов, как сказал бы Логен, он еще жив. Эффектно взмахнув бритвой, Джезаль принялся скрести клочковатую поросль на щеках, около ушей, на горле. Волосы на губе, подбородке и вокруг рта он оставил как есть. Борода не помешает, размышлял он, насухо вытирая бритву. Хоть как-то прикроет уродство.
Он взялся за приготовленную одежду – пропахшие плесенью рубашка и штаны какого-то древнего, нелепо старомодного покроя. Он едва не расхохотался, поглядев на свое отражение, когда наконец собрался к обеду. Беззаботные жители Агрионта едва ли узнали бы сейчас Джезаля. Он сам себя едва узнавал.
Вечерняя трапеза вышла совсем не такой, на какую можно было надеяться в этом историческом месте. Столовое серебро почернело, посуда была ободранная и выщербленная, а сам стол так перекосился, что Джезаль боялся, как бы блюда не соскользнули с него на грязный пол. Еду подавал все тот же шаркающий привратник, и он делал это так же неторопливо, как открывал им дверь. Каждое новое блюдо оказывалось все более холодным и застывшим. Первым был подан клейкий суп, совершенно безвкусный. За ним последовала рыба, подгоревшая почти до черноты, и наконец – кусок недожаренного, практически сырого мяса.
Байяз и Конейл ели в каменном молчании, уставившись друг на друга через стол, словно нарочно хотели внушить беспокойство всем остальным. Ки вяло ковырялся в тарелке, а взгляд его темных глаз настороженно метался между двумя старыми магами. Длинноногий набрасывался на каждое блюдо и расточал улыбки, словно сотрапезники наслаждались едой так же, как он. Логен зажал вилку в кулаке и, сосредоточенно хмурясь, неловко тыкал ею в тарелку, словно там сидел особо зловредный шанка, а время от времени попадал в еду оттопыренным рукавом своего криво сидящего камзола. Джезаль нисколько не сомневался, что Ферро смогла бы ловко обращаться со столовыми приборами, если бы захотела, но она предпочитала есть руками и с вызовом глядела на любого, кто встречался с ней взглядом, словно приглашала сказать ей что-нибудь по этому поводу. На ней была перепачканная дорожная одежда, в которой она ходила всю предыдущую неделю, и Джезаль подумал: наверное, ей выдали платье. Подумал – и чуть не подавился.
Джезаль по своей воле не выбрал бы ни эту пищу, ни эту компанию, ни это место для трапезы, однако дело в том, что несколько дней назад у них закончились все припасы. За это время они съели лишь горстку кореньев, выкопанных Логеном на склоне горы, шесть крошечных яиц, украденных Ферро из горного гнезда, и нескольких неописуемо горьких ягод, которые Длинноногий сорвал с какого-то дерева. Так что сейчас Джезаль был готов сжевать свою тарелку. Он пытался разрезать лежавший на ней хрящеватый кусок мяса и думал о том, что тарелка наверняка ненамного тверже.
– Корабль все еще на плаву? – произнес Байяз.
Все подняли головы. Это были первые слова, прозвучавшие за этим столом после столь долгого молчания.
Конейл окинула мага холодным внимательным взглядом темных глаз.
– Ты имеешь в виду тот корабль, на
