Гросс - Иван Валерьевич Оченков
– Это опять как? Чудны дела твои, Господи… Что, ранены были или без сознания валялись?
– Нет, добровольно сдались в руки стражей порядка.
– Тьфу ты. Ни черта не понимаю. Так какого, прости господи, лешего, вам от меня надобно?
– Я назначен судом защищать интересы господ Белова и Шишкина. Звоню вам по их поручению. Они просят вас, как своего бывшего командира, помочь им для выхода на поруки или внесения залога.
– А откуда они про меня узнали?
– В газетах увидели статью. О господине Колычеве недавно писали в прессе. Я и сам с удовольствием прочел этот материал… Там и вы неоднократно упомянуты. Вот они и вспомнили.
– Понятно, а от меня-то что требуется?
– Вы могли бы сегодня подъехать к зданию первого участка Московской части полиции? Там мои подзащитные содержатся до предъявления обвинения.
– Чего ж не подъехать, подъеду.
– Очень хорошо. Тогда я вас жду на месте и выпишу вам пропуск. Подойдете к дежурному городовому, предъявите документы, и он вас проводит.
– Знать бы еще, где эта часть и отчего она московская, коли дело в Петербурге? – пробурчал Вахрамеев, прикидывая, как доложить о происшествии командиру.
Хочешь не хочешь, придется будить, а ведь они с этим Ибрагимом липовым всю ночь над какими-то хреновинами мудровали. Твою ж налево, как оно все не вовремя…
– Что-то случилось? – вопросительно посмотрел на него Романов.
– Ты что тут уши греешь?! – вспылил дядька Игнат, но материться не стал. Некогда было.
– В полицию надо, в Московскую, чтоб ей три раза через бушприт, полицейскую часть! – нехотя ответил он.
– Я знаю, где это.
– И чего мне с твоего знания? Как туда добраться-то?
– Ну, если на автомобиле…
– Ты, что ли, совсем дурачок у нас! На каком еще автомобиле?
– Да хоть на «опеле».
– На нем только сам капитан ездит, да еще Таньку иногда пускает…
– Я могу. Мне Мартемьян сказал, что в случае крайней необходимости можно…
– Снова-здорова! Сколь раз говорено, Мартемьян он тебе, когда в ближайшую деревню по девкам пойдете. Да и то вряд ли, барышня Зимина за такие фокусы враз все причиндалы оборвет вам обоим!
– Разрешение капитана имеется! – поправился Николай.
– Семь бед – один ответ! – махнул рукой старый служака. – Заводи!
– Глаза под лоб? – весело хохотнул успевший выучить несколько шуток своих новых товарищей пилот-стажер.
– Поумничай мне еще, – беззлобно усмехнулся в ответ дядька Игнат. – Без году неделю служит, а туда же…
Без происшествий добравшись до места, тяжко вздыхающий Вахрамеев выбрался из автомобиля и одернул форменный китель.
– Сходить с вами? – предложил курсант.
– Без сопливых разберемся, – отказался старый служака. – Разве тебя можно порядочным людям показывать? Форма толком не глажена, ботинки не чищены, разгильдяй, да и только. Сиди тут, «опель» охраняй. Авось, несильно опозоримся.
– Я чистил, – возразил для порядка Коля, но Вахрамеев не стал его слушать.
Жизнь цесаревича в последние несколько дней совершенно переменилась. Скованный еще совсем недавно тысячей условностей и запретов, он вдруг получил, хоть и довольно относительную, но свободу. А какие люди его окружали? Иной раз казалось, что им вообще нет дела до статуса их нового товарища. Таня, такая скромная и приветливая в обычной жизни, во всем, что касалось авиации и службы, становилась бескомпромиссно требовательным, жестким наставником и инструктором.
Виктор, напротив, оказался изрядным разгильдяем, но при этом хорошим другом. А дядька Игнат – это вообще было нечто. В этом упрямо не желающем стареть балагуре и весельчаке причудливо сочетались свойственная большинству армейских бурбонов грубость с невероятной находчивостью. И еще весьма своеобразное чувство юмора. Впрочем, последнее было свойственно всем членам экипажа «Ночной птицы», включая обычно молчаливого и отстраненного артефактора-бортинженера со странным для японца именем Ибрагим.
Горелин Олег Петрович оказался очень юным, с ярким румянцем и едва намеченным темным пушком над верхней губой. Впрочем, мундир на нем сидел отлично и пошит был явно умелой рукой и из отменной ткани.
– Что-то вы, ваше благородие, молоды больно для присяжного… – не без сомнения рубанул правду-матку Вахрамеев. – Давно ли в законники вышли?
– Э, да, я студент пятого курса, прохожу практику. Адвокатов не хватает, вот меня и послали по этому делу работать… Опыта набираться…
– Еще один стажер… Дело – табак… – не сдержался Игнат. – Ну ништо. Если встанет нужда, Семену Наумовичу позвоню, чай, не откажет в помощи… Ну, пошли, что ли, студент…
Дело, по которому присяжный поверенный вызвал Вахрамеева, оказалось довольно неожиданным. Купцы, которых якобы избили и ограбили его бывшие сослуживцы, вели различную мелкую торговлю по окраинам столицы. Кроме того, не брезговали давать деньги в рост. Нельзя сказать, чтобы Кац и Мациевич считались столпами общества и благонамеренными горожанами, но все же особенных претензий к ним не имелось.
Что касается Шишкина и Белова, то они после выхода в отставку открыли небольшую мастерскую. Ремонтировали все от автомобилей до зингеровских швейных машинок. Жили тихо, если и выпивали, то умеренно. В буйстве до сего момента замечены не были. И вроде бы никаких дел с обиженными купцами до сих пор не вели…
– Какого ж вы черта в драку полезли? – без обиняков спросил их бывший командир.
Шишкин, как обычно, предпочел отмолчаться, а более словоохотливый Белов вздохнул и начал свое печальное повествование.
– Тут такое дело, Игнат Тимофеевич. Ты Лешку Привозова помнишь?
– Это которого по ранению списали?
– Ага. Его.
– И чего с ним?
– Помер.
– Царство небесное! – перекрестился Вахрамеев, после чего продолжил допрос: – А дальше чего?
– А ничего! Он, когда болел, Настька – женка евонная – деньги на лечение у этих живоглотов взяла. Понятное дело, в рост. Мол, мужик выздоровеет, так и отработает.
– А он взял да и преставился!
– То-то и оно. Ну вот, только Лешку похоронили, жиды эти тут как тут. Мол, плати. Она в слезы, не пускайте по миру, да где там…
– Господа, – вмешался молодой адвокат, – попросил бы вас на будущее не употреблять такого слова! Если либеральные журналисты ославят вас черносотенцами, это может до крайности осложнить течение дела. Так что лучше по фамилии. Или в самом крайнем случае – «евреи».
– Ты это брось! – строго посмотрел на него Вахрамеев. – Евреев я знаю. Взять хоть все того же Семена Наумовича Беньямина. Человечище! А это – жиды и есть!
– Пусть так, но это же не повод их грабить!
– Да никто их не грабил! – возмутился молчавший до сих пор Шишкин. – Мы пришли потолковать с ними. Попросить отсрочку дать, а они…
– Что они? – оживился присяжный поверенный.
– Лаяться стали всяко! Мол, вы тут своими медалями не трясите. Здесь вам не война, и все такое…
– А ты, значит, ему в рыло? – понимающе кивнул Игнат.
– Так точно, старшой. Пришлось для вразумления. С осторожностью. Я ж понимаю…
– Понимает он… Что потом? Дальше – больше, слово за слово, хреном по столу…
– Но грабить мы их не грабили! – веско добавил Белов.
– А много ли долгу на вдове? – задумался Вахрамеев.
– Триста рублев и процентов еще
