Владыки Аспирона. В гостях у Тьмы - Артём Николаевич Мухин
Наведи порядок дома,
Не нужно ехать никуда.
Ведь магия владык весома.
Они и пламя, и вода,
И камень, и зелёный лес,
Совместно могут, что угодно:
Они источники чудес.
Не так всё дома безысходно,
Чтоб лить за это кровь людей.
Создай для них комфортный мир,
Будь героем, будь умней,
Останови кровавый пир.
Тиран, что мучает народ,
Никак не может быть героем,
А скорей наоборот.
Он будет выродком, изгоем.
Увы, он это не поймёт.
Зло так глубоко внутри,
Оно его ведёт вперёд.
Его народ же – дикари,
Что с оружием живут,
Для них насилие, как вдох,
Долго нет – они умрут.
А мозг, поди, уже засох.
Я подходил к большой развилке:
Налево, прямо и направо.
Зачесалось на затылке.
Впереди была канава
С хлипким небольшим мостом,
Слева рос дремучий лес,
В полудне́ ходьбы пешком,
А справа – путь зарос, исчез.
Трава была почти с меня.
Дорога? Может и была когда-то,
Сейчас же не найти и пня,
А это травмами чревато.
Выбор точно непростой.
Ну, что же, Кирт? Куда идти?
По траве ползти густой?
На мостик, что погнил почти?
Или в лес к зверью на ужин?
Как же просто ошибиться.
Мне сейчас совет так нужен,
Что к богу стоит обратиться.
– Кирт, ты ведь знаешь Аспирон,
Как знает мать своё дитя,
Ты был в сих землях испокон.
Обращаюсь, не шутя.
Прошу же, покажи мне путь.
Двигаться сейчас вперёд?
Или всё же мне свернуть?
Куда судьба меня ведёт?
Я глупо ждал его совета,
Пытался подмечать детали
Блика водного, отсвета.
Но, видимо, дождусь едва ли.
Поставил посох вертикально,
Держа пальцами вершину.
Отпустил так триумфально,
Увидев странную картину:
Он стоял, как кол, застыл,
Даже вовсе не качнулся,
Будто он всегда здесь был.
На всякий случай оглянулся,
Может, магия какая,
Может кто-то колдовал,
Но там трава была густая,
Даже ветер замолчал.
Разбежались в небе тучи,
Образовав одно окошко,
Светило выдало мне лучик,
И небесная дорожка
Упёрлась в посох, сделав тень.
Тень смотрела на траву.
А делать всё это не лень?
Видно скучно божеству.
– Спасибо, Кирт! – сказал я вслух.
Вызвал меч, взмахнул разок,
Отгоняя вредных мух.
Поправил на плече мешок
И, с трудом найдя маршрут,
Начал прорубать дорогу.
Насекомые грызут.
Продвигался понемногу.
Трава за мною зарастала,
Я будто был в зелёном море,
Как будто странностей мне мало.
И я потерялся вскоре.
Я не уверен был совсем,
Двигаюсь ли я вперёд.
Чем я провинился, чем,
Что Кирт меня вот так ведёт?
И что же было б, если б я
Выбрал бы другой маршрут?
Такие дикие края,
Что даже звери не живут.
Мне пришлось остановиться,
Чтоб обдумать досконально,
Заодно и подкрепиться.
Я был в панике буквально.
Как понять мне направленье,
Чтоб хоть куда-нибудь добраться?
Я призвал своё терпенье
И стал в памяти копаться.
Владыки могут видеть силу,
Что течёт по Аспирону,
Главное – нащупать жилу.
Мне нужно свет разлить по склону.
Мой посох! Я его поднял
И приказал ему светить!
И он так ярко засиял,
Что пришлось глаза закрыть.
Но они мне не нужны:
Только разум и мой Мир,
Только чувства тут важны.
Внутри нашёл я ориентир
И увидел всё вокруг,
Всё, куда тянулся свет,
Весь огромный странный луг,
Пока посох был воздет.
Я нашёл, где поля край
И след протоптанной тропинки.
Нашёл случайно, невзначай,
Как выход на огромном рынке.
Посох погасил и в путь.
Меч запел, кося траву.
Только б мимо не свернуть:
Я снова свет не призову.
Рубил налево и направо,
Рывки энергии полны.
На траву нашлась управа,
Удары хлёстки и точны.
По ощущениям был близко:
Земля уже как грязь была.
Стало неуютно, слизко,
Трава в воде почти гнила.
Запах ноздри щекотал,
Было тяжело дышать.
Меч пока ещё держал,
Но стал невольно замечать,
Что слабнет хватка у меня.
На шее вздулась мерзко вена,
Земля приблизилась, маня.
Опорой стало мне колено.
Разум плыл, стонали кости.
Неужто воздух ядовит?
Посох стал заменой трости,
Как же в сон меня манит.
Уплывал куда-то свет.
И прежде, чем я отрубился,
Увидел чей-то силуэт.
Эхом хохот разносился.
Глава 12
Песню свою плеть играла
Вперемешку с криком боли,
Клетка грубо подпевала,
Исполняя скрип неволи.
Рабы тащили своё бремя.
Они заложники судьбы,
Они дарят своё время,
Свою жизнь. Они рабы.
Моя спина почти без кожи
От воспитательных ударов.
Но отвечать себе дороже:
Рабов здесь тысячи амбаров.
Цепью скован каждый с каждым,
В рядочек сотня человек.
И будь ты храбрым и отважным,
Не сбежать тебе вовек.
Если провинился сам,
Получат плетью все другие
По ногам и по горбам.
Это правила такие.
Они держат всех внутри,
И помогает просто страх.
А если будут бунтари,
Их быстро превращают в прах.
Удар…удар…удар…удар…
Плоть уже почти как тесто.
Скорей бы кончился кошмар,
Нет совсем живого места.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Я еду. Что же, хорошо.
Во всяком случае, я жив.
И дышится легко, свежо.
Хоть какой-то сил прилив.
Всё виделось пока в тумане.
Сигнал тревожный мозг послал.
Ощущалось, что в кармане
Было пусто. Он пропал!
Рука дернулась, но… ЗВЯК!
Я был обмотан весь цепями,
Не дотянуться мне никак,
А цепи скреплены гвоздями.
Я был в клетке, но один.
Рядом так же, как и я,
Сидел такой же господин,
Соломинку во рту жуя.
Он был очень мускулистым,
Смуглым, с каменным лицом,
Ко всему он был плечистым,
Но с перевязанным бедром.
И в той же клетке две девицы,
Очень милые на вид,
Печальны, как в неволе птицы.
Пол соломой был покрыт.
Телега нас везла куда-то,
Совсем не тормозя на ямах.
Отбитым задом чревато.
Не говоря вообще о дамах,
Что сидели полулёжа.
За кого б нас ни считали,
Так вести себя негоже,
Но все, конечно же, молчали.
Тюремщиков я видел трое,
Что засели впереди,
И вроде бы ещё как двое
На лошадях там позади.
Был у всех бандитский вид:
Куча шрамов и заплаток,
Каждый был совсем небрит.
Разгульной жизни отпечаток.
И у каждого был меч,
У одного был даже мой.
Гадёныш был широкоплеч.
Красть нехорошо, плохой,
Нас с детства учат, ты не знал?
Пора проверить вас на вшивость.
