Хроники Птицелова - Марина Клейн
Свири-ри…
Этот звук резал уши и мешал сосредоточиться. Несколько птиц сидели на деревьях, но время от времени какая-нибудь из них пикировала вниз, туда, где заканчивался кровавый след. Там что-то лежало – с такого расстояния я не могла разглядеть, что именно. Будто бы невыразительный ком ткани разных цветов, вывалянный в снегу. Свиристели сидели прямо на нем, то и дело опускали свои головки.
Их свист и стрекот становились все невыносимее. Как же хотелось, чтобы они замолчали! Я готова была собственноручно раскидать сугробы, расколоть землю и отправить их обратно в ад. Но такие сложности были мне недоступны… Зато доступно кое-что другое.
Я тихонько, на пробу, просвистела песню свиристелей. Птицы меня сразу услышали и все как одна резко повернулись и посмотрели прямо на меня. У тех, что сидели внизу, с окровавленных клювов тянулись длинные вязкие нити. От их пристальных взглядов становилось жутко, но я повторила свист, на этот раз громче.
Один из свиристелей спорхнул с мутного свертка и полетел ко мне. Я вытянула руку, и он вцепился лапками в мой палец, тут же испачкав его чем-то красным. Долго молчал, испытующе глядя на меня. Я виновато улыбнулась, изо всех сил пытаясь послать ему собственные мысли. «Нет никакой особой причины, почему я вас позвала… Просто я не в себе, не знаю, где нахожусь, не уверена в том, что вижу, и ваши дьявольские трели меня раздражают; зачем так резко и звучно? Когда я ем – я глух и нем, так говорят люди».
– Мы свиристим не из-за развязности, – резко возразила птица. – Мы предупреждаем, мы зовем – мы никогда не подаем голоса зря. Мы приносим беду и предупреждаем об этом. Мы призываем других, чтобы присоединились к нам. Мы никогда не подаем голоса зря.
– Понятно, – кивнула я.
Свиристель повернул свою головку – кровавая нитка сорвалась с клюва и упала на снег – и посмотрел мне за спину. Я оглянулась и увидела тебя.
Ты неотрывно смотрел на меня. Твои глаза были широко раскрыты, на лице прочно воцарилось изумление. Но ты ничего не говорил, только стоял и глядел на меня со свиристелем в руках.
Пронесся порыв ветра, растрепав наши волосы и взметнув твой бордовый шарф, а ты все молчал. Я тоже. И свиристель молчал.
Потом мы еще много когда молчали, но чтобы вот так, со свиристелем – никогда.
Я очнулась на заднем сиденье твоей машины. Лежа на нем, я тянула руки к потолку, стараясь разогнать бесконечные беты, гаммы, омикроны и ипсилоны. Перед моими глазами пронеслись, кажется, все буквы греческого алфавита, кроме альфы и омеги. Кроме начала и конца. Значит, подумала я, все началось очень-очень давно, и заканчиваться пока не собиралось.
С передних сидений слышались голоса – твой и еще чей-то, мне незнакомый.
– Бог знает что, – говорил он. – Разве так можно? А если бы не я?
– Нормальные люди всегда приходят на помощь, когда нужно, – сонно ответил ты.
– А я не человек, я ангел божий, – проворчал голос. – На твое счастье. Человеку бы терпения не хватило… Что это за девушка?
– Это так. Там свиристель, – не к месту сообщил ты.
– Свири-ри, – подала голос я, не вставая.
– Ясно все с вами, – мрачно проговорил голос. – Куда везти?
– Улица Архангела Разиэля, двенадцать, пожалуйста, – снова откликнулась я.
– Нет такой улицы! – отрезал голос.
– Тогда Ленинградская… Такая есть?
– Такая есть, – успокоился голос.
– Значит, туда.
Машина тронулась. В уши мне залилась вода. Сквозь ее толщу я смотрела в окно, рассеченное рябью. Из-за туч небо растворилось в грязно-серых красках, но оно не было ночным. Сколько же мы провели с тобой времени? Уже настало утро, а казалось, что прошло не более получаса…
– Приехали, – сказал голос. – Приятель твой спит… Подожди, я помогу.
Я с немалым трудом вырвалась из водяной толщи и приняла сидячее положение. Дверца услужливо отворилась, выплеснув наружу все эти потоки воды; мне помогли выбраться. Дождь пока перестал.
Обладатель голоса оказался молодым человеком постарше тебя, с густыми светлыми волосами, вопиющим образом спутанными, невыразимо глубокими светло-голубыми глазами и такой белой кожей, что на ее фоне все казалось чрезмерно ярким и насыщенным. Даже смотреть было больно. Но нездоровым твой спаситель не выглядел. Он вообще никаким не выглядел. Удивительная безликость была его отличительной чертой, и в том его счастье – в противном случае он бы не смог сделать и шага по улице, чтобы не приковать к себе внимание. Еще бы! Такой возраст, шапка светлых волос и – черная сутана с классическим белым воротничком-колораткой.
– Прости меня, отец, ибо я согрешила, – сказала я.
– С таким не шутят. – Его светлые брови свелись к переносице.
– А я и не шучу.
– Тебе не нужно мое прощение и никогда не понадобится. Зачем тогда просишь?
– Это да, – не могла не согласиться я. – Извини.
– Как тебя зовут?
Я назвала свое имя и добавила:
– А ты, я слышала, Ангел Божий.
Он неопределенно хмыкнул.
– Ты уж довези его, пожалуйста, – попросила я. – И передай, что про наше с ним обещание я прекрасно помню. Если спросит – оно в силе.
– Передам, – сказал Ангел. – Не волнуйся, я о нем позабочусь.
– Спасибо! – Я помахала ему и взбежала по ступеням крыльца. Твоя машина, управляемая Ангелом, тронулась с места и вскоре скрылась со двора.
Что за глупость, что религиозные верования изжили себя в современном мире, набитом всевозможными техническими благами? Ничуть. Пожалуйста, живой пример – водитель пил всю ночь с незнакомой девушкой, и его несчастный ангел-хранитель вынужден разгребать то, что натворил его подопечный. Довезти девушку до дома. Поставить ее на ноги. Отвести домой подопечного. Налить ему кофе. Почему-то я была уверена, что он непременно сделает тебе кофе. Может, даже уложит спать. Слишком уж пространно прозвучало это ангельское «я о нем позабочусь». А где мы были бы, если бы не этот ангел-хранитель и вера в него? Наверняка на той самой стоянке в компании местного участкового, с участием – обязательным атрибутом каждого участкового – спрашивающего документы. И он был бы очень удивлен, узнав, что имеет дело с двумя Мариями, которым не хватает черепов.
Я с некоторой грустью посмотрела вслед отъезжающей машине, потом перевела взгляд на табличку, красующуюся на двери. Улица Ленинградская, дом двенадцать. Напомнит ли тебе Ангел мой адрес? Если нет, встретимся
